Глава 83
Возвращаюсь домой. Всю дорогу обратно думаю, как помочь Гранину. Решаюсь снова позвонить генералу Громову. Но пообщаться сразу не получается: Константин Елисеевич занят, поэтому предлагает увидеться сегодня в небольшом кафе. Он называет адрес. Заведение мне незнакомо, да и время позднее, но отказываться тоже не с руки. Помощь и поддержка Народной артистки СССР, безусловно, очень весома. Только не могу же я каждый раз со своими проблемами тревожить человека, разменявшего девятый десяток?
Потому соглашаюсь и прошу няню, а точнее теперь уже свою домработницу Розу Гавриловну остаться сегодня. Конечно, она соглашается. Что ей, одинокому человеку, делать дома? Смотреть телевизор или читать? Когда Олюшка уснёт, может этим и у меня дома заниматься. Я же не против – человек, у которого ненормированный рабочий день, имеет право отдыхать, когда сам решит.
Возвращаюсь в Питер, по навигатору нахожу нужный адрес. Меня сразу от порога ведут в отдельный кабинет, где встречаю генерала Громова. Он выглядит, как и при первой нашей встрече, отлично. Одет в стильный костюм-двойку, выглядит очень элегантно. Глядя на него, я невольно думаю, что таким же, вероятно, в зрелом возрасте будет Никита Гранин. Но ещё бабушка надвое сказала, окажусь ли я рядом с ним, или другая женщина станет стареть около такого представительного мужчины.
Сажусь, делаю заказ (очень проголодалась за время пути и на нервной почве), и когда официант уходит, подробно докладываю генерал-полковнику всё, что случилось со мной за время поисков. Он кивает, поскольку, это вполне очевидно, давно проинформирован обо всём, что случилось в Донецке и за его пределами. В частности, что Никита Гранин не доехал до места назначения, поскольку бросился спасать людей в Морозовске Ростовской области, где сильно пострадал и потерял память.
Завершаю рассказ тем, что сообщаю Константину Елисеевичу о том, как Гранин оказался в фактически заложниках у волховского бывшего чиновника, а теперь «почётного пенсионера» и на самом деле подпольного криминального авторитета Сергея Сергеевича Добрякова.
– Товарищ генерал-полковник, помогите, пожалуйста. Я уверена: Никита Гранин ничего ему не должен. Этот Добряков… он же коррупционер до мозга костей! – смотрю на своего визави умоляюще. Если не этот властный человек, то кто способен вытащить Гранина из западни?
– Добряков, говорите? – суживает глаза Константин Елисеевич. – Уж не тот ли самый, который был первым заместителем мэра Волхова, коим являлся Михаил Викентьевич Гранин, батюшка вашего друга и, по совместительству, отца вашей дочери?
Я не удивлена осведомлённости Громова. Мне вообще кажется, что он, словно оракул, знает всё про всех. Ну, а чего ещё не успел узнать, ему доложат сотрудники «конторы». Работа у них такая.
– Да, он самый. Я, правда, никогда не была с ним знакома. Но буквально после нашей встречи с Графинным, когда возвращалась в Питер, Добряков мне позвонил и угрожал. Вот, послушайте, – я включила запись на телефоне.
Генерал-полковник молча заслушал. Подумал немного и ответил.
– Безусловно, я вам помогу. Но парадокс в том, что не смогу сделать этого сразу. Так что вашему другу придётся некоторое время пожить в Волхове.
– Почему? – робко спрашиваю.
– Потому что знаете, кто один из ближайших друзей Добрякова?
– Нет.
– Андрон Гордеевич Пулькин – первый заместитель прокурора Ленинградской области, государственный советник юстиции 3 класса, – отвечает Громов.
Нервно сглатываю.
– Тот самый?!
– Именно. Таков закон природы: подобное притягивается к подобному. Эти двое познакомились уже после смерти мэра Волхова, когда Добряков из-за прихода к власти нового мэра и его команды был вынужден выйти в отставку. У них появились общие коммерческие, так сказать, интересы. Связаны с недвижимостью. Схема простая: Добряков выдаёт микрозаймы, а когда заёмщик не может их вернуть, пытается отнять у него жилплощадь. Если гражданин начинает качать права и пишет жалобу в прокуратуру, к делу подключается Пулькин. В конечном итоге заёмщик, поняв, что выиграть не получится, остаётся буквально на улице, – рассказывает Громов.
– Получается, теперь он нацелился на Гранина. И что же делать?
– Помочь Никите Михайловичу пойти законным путём. То есть попытаться надавить на Добрякова посредством прокуратуры. Тот обратится к своему приятелю за содействием. Прокурор потребует «гонорар», и в момент совершения сделки переоформления имущества мы возьмём всех фигурантов, – отвечает Константин Елисеевич.
– Простите, товарищ генерал, но я вам… не верю.
Громов приподнимает бровь.
– Поясните?
– Вы сами знаете: такие люди, как Добряков и Пулькин далеко не дураки, они кукловоды и действуют через подставных лиц. Формально квартира Гранина достанется какой-нибудь подставной фирме, а истинные коррупционеры и мошенники опять уйдут от ответа. Не поймите меня неправильно. Очень хочу помочь, только…
– Не верите в наши возможности, – заканчивает фразу за меня генерал-полковник.
– Да. Иначе бы оба этих преступника давно сидели за решёткой.
Громов откинулся на спинку стула, потёр виски. Видимо, после долгого дня у него болит голова. Спазм сосудов, вероятно.
– Вы правы. Мы не бандиты, чтобы действовать их же методами, и ограничены законами. Поэтому приходится выискивать особые подходы. Выкручиваться, иными словами. Но давайте всё-таки попробуем. В конце концов, мы давно уже плотно ведём Пулькина. Он у нас под колпаком. Когда будет передача денег – возьмём с поличным.
– А если…
– Эллина Родионовна. Вы не знаете таких людей, а я за годы службы насмотрелся. Они жадные. Настолько, что готовы принимать деньги как угодно: мешками, сумками, чемоданами. Обожают делать это лично, а не через подставных лиц, поскольку алчны и недоверчивы. К тому же Добряков и Пулькин давние друзья-приятели. Полагаю, первый второму наличность привезёт сам.
– Хорошо. Только дайте слово, что если будет сделка, то её сразу признают незаконной, и Гранину всё вернут.
– Даю слово офицера, – сказал Громов.
Спустя некоторое время, поужинав в приятном обществе интеллигентного и умного мужчины, – ах, как давно этого не было в моей личной жизни! – я возвращаюсь домой. Ложусь спать с Олюшкой, когда домработница уходит, и просыпаюсь лишь утром, чтобы с новыми силами вернуться в клинику.
Туггут в шоке. Смотрит на меня, как на призрака отца Гамлета. Видимо, решила, что если доктор Печерская уехала на Донбасс, оттуда если и вернётся, то вперёд ногами. Скорее всего, на это она и рассчитывала, да только не суждено её мечтам сбыться. Потому Матильда Яновна, когда приветствует меня, растягивает рот в ядовитой улыбке, делая вид, что «страшно рада» моему возвращению.
Слава Богу, что остальные сотрудники моего отделения искренне приветствуют моё возвращение. Особенно старшая медсестра Катя Скворцова. Когда докладывает мне о состоянии дел, добавляет, что несколько раз едва не сдержалась, чтобы не сделать Туггут калекой. «Так хотелось засветить ей чем-нибудь тяжёлым», – произносит коллега. Причина в том, что и.о. заведующей оказалась педанткой до мозга костей. Требовала всё делать строго по инструкции, приказам и регламентам. Отклонишься хоть на один пункт – предупреждение.
– Пока тебя не было, – от возмущения Катя переходит на «ты», что ей давно пора было сделать, учитывая нашу разницу в возрасте, – она выдавала замечания и выговоры направо и налево. Ещё бы пара недель, и человек пять-семь уволила по статье, а остальные бы сами разбежались. Слава Богу, что ты снова с нами!
– Спасибо, Катя. Не волнуйся. Больше не позволю Туггут над вами издеваться. Буду делать это исключительно сама, – смеюсь, и старшая медсестра вместе со мной.
Потом ко мне забегает Маша. Спрашивает, как дела, нашла ли я Гранина. Но поболтать не успеваю: звонят из приёмной Заславского. Приходится бежать к нему, докладывать о возвращении и готовности к работе. Как и моя подруга, Валерьян Эдуардович интересуется судьбой Никиты. Отвечаю в самых общих чертах, нашла, но он побывал в серьёзной аварии, был травмирован. Потерял память, нуждается в реабилитации.
– Так чего он тянет? – удивляется главврач. – Пусть приезжает, всё сделаем. Он же наш человек!
– Его задержали временные дела в Волхове. По семейным обстоятельствам, – придумываю повод.
Заславский кивает. Говорит, пусть всё-таки Гранин приезжает, обязательно ему поможем, после возвращаюсь к себе. Я очень рада вернуться в родные пенаты. Клиника давно для меня стала вторым домом, а её сотрудники – членами семьи. Не все, конечно. Но очень многие. А при такой мощной поддержке за спиной словно крылья вырастают.
– Эллина Родионовна! – слышу голос Дины Хворовой, и улыбаюсь. Началось! – На «Скорой» доставили девушку. 25 лет, 40 недель, воды уже отошли.
– Так пусть её везут сразу в неонатальное, нам-то она зачем?
– Это наша, Альбина Тишкина.
Срываюсь с места. Такое событие пропустить не могу! Вбегаю в палату, куда уже перевезли роженицу. Она смотрит на меня, улыбается приветливо, и я ей в ответ. Всё-таки хорошо, если тобой занимаются знакомые люди.
– Анестезиолог сейчас придёт, – сообщает Сауле.
– Когда? – с надеждой спрашивает Тишкина.
– Через пару минут. Альбина, надо, чтобы ты на секунду расслабилась, – говорю ей. – Хорошо?
– Да.
Провожу пальпацию, и Тишкина стонет – ощущения не из приятных, помню.
– Да-да, понимаю, – поддерживаю её. – Сама была на твоём месте. Расширена на четыре сантиметра. Зев полностью раскрыт. Нулевая фаза, – и даю назначение ряда препаратов.
В палату кто-то стучится. Заглядывает Береговой.
– Можно? – спрашивает с робкой улыбкой.
– Данила, – улыбается ему Альбина, да и я рада видеть друга. – Простите, что из-за меня вам пришлось бросить все дела, – говорит, обращаясь ко всем.
– Не волнуйся, я свободен, как ветер, – замечает Береговой. Ну да, согласно графику, его смена закончилась двадцать минут назад. А теперь он стоит рядом с Тишкиной и держит её за руку. Молодец, правильно. Девушке нужна поддержка.
Заходит Людмила Владимировна Барченкова, и мне самой становится спокойнее. Ну, раз такой профи здесь, всё пройдёт идеально! Она здоровается с нами, осматривает Альбину, надевает перчатки и говорит ей:
– Мне придётся рассечь оболочки, хорошо?
Тишкина нехотя кивает.
– Когда начались схватки? – интересуется Данила.
– В полночь.
– Где?
– Дома. Я терпела, сколько могла. Думала, что сама справлюсь, но не смогла.
– Готово, – произносит Барченкова.
– Не смогла, – Альбина от нервного напряжения начинает плакать, Данила её утешает, гладя по голове.
– Ничего, ничего. Не плачь.
– Ой…
– Схватка? – участливо интересуется Береговой. – Возьми меня за руку и крепче сожми.
– Вот так, молодец, – добавляю я. – Сейчас подействует эпидуральная анестезия. – Ты занималась на курсах подготовки?
– Ага.
– Хорошо, тогда вдохни поглубже. Ещё, ещё…
Тишкина начинает кричать. Но схватка проходит, ей становится легче.
Да, не ожидала, что после возвращения меня будет ожидать такой сюрприз. Пока Гранин пытается привыкнуть к новым обстоятельствам и вернуть себе память, его любовница рожает при моём содействии.
– Пульс 150, кардиограмма первого типа, – говорит Сауле.
– Это допустимо? – интересуется Альбина.
– Да, хорошая сердечная деятельность, – отвечает Барченкова.
– Я думал, ты знаешь акушерство, – улыбается Данила.
– Знала.
Вскоре мы всё-таки перевозим Альбину в неонатальное отделение. И я, и Данила остаёмся с ней рядом для поддержки. Через некоторое время заходит местная медсестра и говорит:
– Простите, здесь приёмные родители. Можно их впустить?
– Да… Нет! – не может решить Тишкина.
– Они говорят, что им разрешили присутствовать.
– Эллина Родионовна, подойдёте к ним?
– Ты всё-таки решила отдать малыша?
Роженица кивает.
Выхожу из палаты. Около неё стоят двое. Прилично одеты, нервничают, что заметно по их лицам. На вид ему около 30, ему порядка 35.
– Евгений и Линда, – представляет глава семьи обоих. – А вы врач?
– Да, завотделением. Но не этим, неотложной помощи. Альбина у меня работает. Меня зовут Эллина Печерская.
– Там какие-то сложности? – настороженно спрашивает Линда.
– Нет, нет. Роды начались. Ребёнок здоров. В любую минуту может родиться.
– Мы хотим войти, – говорит Евгений.
– Она немного не в себе.
– Она сказала, что можно присутствовать, – утверждает Линда.
– Я знаю, но роды могут потребовать от неё полного внимания.
– Мы всю ночь летели сюда из Омска.
– Я понимаю. Присядьте.
– Она передумала? Не хочет отдавать ребёнка? – спрашивает Линда.
– Нет, нет. Думаю, она немного смущена и хочет побыть без посторонних.
– Но мы хотели присутствовать при рождении нашего сына, – говорит Евгений.
«Так у Гранина будет сын, – думаю. – Ещё одна приятная неожиданность».
– Я вынесу его вам. Обещаю, – сообщаю паре и возвращаюсь в палату.
Почему у меня ощущение, что и здесь вот-вот случится какая-то непростая ситуация, в которую я окажусь полностью погружена?