В 1837 году закончился каторжный период жизни Сергея и Марии Волконских, и начался новый – на поселении. В то время, как супруги получили свободу – относительную, конечно, в условиях Сибири, и стало возможным немного вздохнуть с облегчением, они еще больше отдалились друг от друга. Сергей Волконский сблизился с крестьянами, Мария Волконская – с декабристом Александром Поджио.
На поселение – в Урик
Весной 1837 года семья Волконских переехала в село Урик, расположенное в 18 верстах от Иркутска. Подходящего для себя дома они не нашли, и Сергей Григорьевич решил построить свой дом, проект которого он разработал сам. А пока дом строился, семья поселилась в небольшой деревне Усть-Куда. Живописные окрестности очень понравились Марии Николаевне, и Волконские решили построить здесь летний домик, где в последствии проживали в летний период. Этот домик получил название «Камчатник».
Дом в самом Урике к осени был готов, и Волконские переселились туда. В Урике Волконские уже могли вздохнуть свободно, не занимаясь только выживанием. Тем более, они там были не одни, по соседству жили и другие ссыльные декабристы: в Урике, помимо врача Ф. Вольфа, также жили М. Лунин, братья А. и Н. Муравьевы, Н. Панов. В Усть-Куде, всего в 8 верстах, жили П. Муханов, А. Сутгоф и братья А. и И. Поджио.
На поселении ссыльные должны были сами зарабатывать себе на жизнь, но по закону, заниматься они могли только земледелием. Каждый поселенец получал по 15 десятин земли, чтобы добывать себе пропитание сельским трудом. Конечно, некоторые декабристы занимались репетиторством и другой деятельностью – небольшие нарушения власти «не замечали». Кому-то хорошо помогали родственники, и они материальных затруднений не испытывали – например, Трубецким, Оболенскому. Но Волконскому его родня вообще практически не помогала, Марии Николаевне власти разрешили из ее же денег выплачивать только по 2000 руб. в год, но этих денег было очень мало. И Сергей Григорьевич принялся за дело, став настоящим земледельцем.
Князь – земледелец
Несмотря на то, что Волконский был лишен титулов и званий, в Сибири его по-прежнему звали князем. Хотя на князя он уже очень мало походил – больше на крестьянина.
Сергей Григорьевич не удовлетворился 15 десятинами своего надела. Он взял в аренду дополнительные участки земли и на них организовал целое хозяйство. Самому ему, с его слабым здоровьем, справляться было тяжело, и он набрал работников. К своей деятельности он относился серьезно, по-научному, выписывал книги по земледелию и растениеводству, хотя кое-что у него уже было со времен пребывания на Петровском заводе.
На его наделах не только традиционно сеяли рожь и овощи, он еще и построил оранжерею, где выращивал многие экзотические для Сибири культуры. Об этом Мария Николаевна писала своей свекрови:
«Здоровье вашего сына очень хорошо, он много занимается своим садиком… У нас есть цветная капуста, артишоки, прекрасные дыни и арбузы и запас хороших овощей на всю зиму… Сергей сделал опыт разводки табака из семян, по размеру листья так же хороши, как и на американских плантациях».
И это все – в холодной Сибири, где и сейчас эти культуры выращивают с трудом. По его примеру местные жители тоже стали строить теплицы.
С другими декабристами Волконский хоть и поддерживал дружеские отношения, но виделся с ними редко – основной его круг общения составляли крестьяне. Как писал мемуарист Н.А. Белоголовый, воспитанник декабристов, детские годы которого прошли в Иркутске:
«…летом пропадал по целым дням на работах в поле, а зимой любимым его времяпровождением в городе было посещение базара, где он встречал много приятелей среди подгородних крестьян и любил с ними потолковать по душе о их нуждах и ходе хозяйства. Знавшие его горожане немало шокировались, когда, проходя в воскресенье от обедни по базару видели, как князь, примостившись на облучке мужицкой телеги с наваленными хлебными мешками, ведёт живой разговор с обступившими его мужиками, завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки».
Князь и сам выглядел как крестьянин – ходил в грязном тулупе, обросший и неопрятный. Он был уже совсем без зубов и в пятьдесят лет выглядел глубоким стариком. Тем не менее, ему удалось сколотить небольшое состояние. Он так писал в письме к Ивану Пущину:
«Сам живу-поживаю помаленьку, занимаюсь... хлебопашеством и счёты свои свожу с барышком, трачу на прихоти, на баловство детям свою трудовую копейку без цензуры и упрёков, тяжеленько было в мои леты быть под опекою».
Мария Николаевна и Поджио – любовь или дружба?
У Марии Николаевны тоже началась новая жизнь. Теперь, когда муж на поселении нашел себе дело по душе и стал зарабатывать для семьи деньги, теперь, когда его уже не нужно было больше спасать от депрессии и поддерживать, она, наконец, осознала, что может заниматься не только детьми, но и собой. Супруги совсем отдалились, и каждый зажил своей жизнью. Ведь это Волконский был уже стариком. А Марии Николаевне было немногим больше 30, и она по-прежнему была хороша.
Мария Николаевна, поддерживая теплые отношения с немногочисленными декабристами, особенно дружна была с Михаилом Луниным, за которого она вела переписку с его родными, так как самому ему было запрещено. Он был явно влюблен в Марию Волконскую.
В 1839 году в Усть-Куде появился яркий и харизматичный Александр Поджио – и по Урику поползли разговоры. Поджио был итальянец по происхождению и родом из Одессы. Он обладал колоритной внешностью: длинные черные волосы и густая борода, нос с горбинкой, магнетический взгляд. Его жена не стала декабристкой, развелась с ним, поэтому в Сибири тот был один.
Волконские и Поджио знакомы были еще по Петровскому заводу и уже тогда он имел на Марию большое влияние. Это не было тайной для окружающих, говорили об их любовной связи, Марию даже называли «женой двух декабристов». Мало того, говорили и о детях Волконских. Так, сын декабриста Ивана Якушкина, Евгений Якушкин, писал со слов отца:
«… как бы то ни было, она была одной из первых, приехавших в Сибирь разделить участь мужей, сосланных в каторжную работу. Подвиг, конечно, не большой, если есть сильная привязанность, но почти непонятный, ежели этой привязанности нет. Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про её жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь её — дети не Волконского».
Так это было, или нет, можно только гадать. Вполне возможно, их связывали чисто дружеские отношения, ведь Мария Волконская прежде всего была женой Сергея Волконского и много сделала для того, чтобы облегчить его жизнь на каторге. Также она старалась помочь и другим ссыльным, поддержать тех, кто остался совсем одинок, и многие считали ее своей спасительницей. Поддерживала она и Поджио.
Но известно, что, когда в 1851 году, уже в Иркутске, Поджио женился, Мария Николаевна была очень огорчена. Также известно, что к детям Волконских, Михаилу и Нелли, Поджио испытывал «особую нежность». Но детей Волконских любили и другие декабристы.
Можно долго рассуждать, был ли роман между Марией Волконской и Александром Поджио – документально это никак не подтверждено, их переписка не сохранилась. Но есть письмо Марии Волконской к сестре:
«Это превосходный и достойнейший человек, он молод духом и меня боготворит».
После амнистии Волконские и Поджио продолжали поддерживать тесные отношения. Причем, по-семейному. Точно известно, что, когда в 1863 году Мария Николаевна заболела, то Александр Поджио вместе с супругой были в имении Волконских Воронки и вместе ухаживали за ней, помогая Михаилу и Елене Волконским.
В 1863 - 1864 годах Поджио с дочерью и семьей Елены Волконской вместе путешествовали по Европе. А когда Александр Поджио заболел, умирать он поехал в имение Воронки, к Елене Волконской, а не к своей законной дочери. И похоронить он себя завещал рядом с Волконскими. Так они и были похоронены – Мария и Сергей Волконские, а рядом Александр Поджио.
Если принять, что между Марией Волконской и Александром Поджио были любовные отношения, и то, что дети Волконских – от него, то возникает вопрос - знал ли Сергей Волконский об отношениях своей супруги и их друга? Скорее всего, знал. Но он очень уважал и ценил жену, которая многим пожертвовала ради него, поэтому, видимо, позволил ей получать ту любовь, которую сам ей дать не мог. Она этого заслужила. Поэтому ее детям он дал свое имя и титул, а также то состояние, что у него осталось.
Знали ли дети Марии Николаевны, кто их настоящий отец? Об этом можно тоже только догадываться.
Статьи про предыдущие этапы жизни Марии и Сергея Волконских:
