Широкая публика знает Хармса мало, что не удивительно для репрессированного, да ещё такого парадоксального по своей сути поэта и человека. Странная фамилия навевает странные мысли. Страшная фотография, сделанная в 1941 году, пугает и отталкивает. От всего этого хочется сразу отодвинуться: не наш человек, зачем он нам нужен?
Так бывает всегда, когда знаний о ком-то или о чём-то не хватает. Именно за знаниями о Данииле Хармсе (1905—1942) я пошла в книгу историка литературы, поэта, литературного критика и переводчика Валерия Шубинского (1965).
Когда я начала читать книгу, познакомилась с первой главой, рассмотрела детские фотографии Даниила, поразилась. Русский мальчик Даня Ювачёв из интеллигентной семьи; правда, папа с бунтарскими наклонностями, революционер. Как этот славный парнишка превратился в того, кого мы видим на страшной фотографии 1941 года в его личном деле... Собственно, вот этот путь и отражён в биографической книге Валерия Шубинского о Данииле Хармсе.
Даниил Иванович всегда был необычным человеком. Даже с днём своего рождения он напридумывал абсурдистских историй и отмечал его не в день фактического рождения, а 1 января.
Даниил был с детства не похож на других, ярок, талантлив и... не слишком удачлив. Его отец, Иван Павлович (1860—1940), был народовольцем, сосланным на Сахалин. Как сын «лишенца», Даниил не смог сразу поступить в вуз, пошёл в электротехникум. И именно тогда в заявлении о приёме на учёбу впервые подписался двойной фамилией: Ювачёв-Хармс.
В техникуме у Даниила тоже было всё не слава Богу. Он не вписывался в коллектив, не шёл в ногу с эпохой. Проучившись полтора года, был отчислен.
Хармс был другим. Иначе одевался, ходил, шутил. Уже тогда, двадцатилетним, активно увлекался стихотворчеством и игрой слов. Очень много читал. Широта кругозора молодого Хармса поражает!
«Наряду с художественной словесностью (Андрей Белый, Честертон, Уэллс, Томас Манн), современной философией (Бергсон), литературоведческими трудами (в основном работами формалистов, переживавших свой звёздный час, — Эйхенбаума, Шкловского, Тынянова) немалое место в этих списках занимают книги по психологии и сексологии. Причём это не только серьёзная литература (хотя в списке есть и Фрейд, и Бехтерев, и целых три произведения Вейнингера, в том числе, естественно, "Пол и характер"), а и общедоступные пособия, своего рода ширпотреб той эпохи».
Во второй главе книги (всего их восемь) дан внушительный список стихов, которые Хармс знал наизусть, а также анализ его литературных вкусов. В список любимого А. Блок, В. Инбер, Гумилёв, Ахматова, Сологуб, Белый, Маяковский, Есенин входили, а Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Ходасевич — нет.
В первых главах биографии Шубинский рассказывает о первых шагах молодого поэта — знакомствах в литературной среде, произведениях, экспериментах, разочарованиях... И так далее. Все основные этапы жизни и творчества, от начала до самого конца...
Чем мне нравится эта книга (помимо того, конечно, что она интересно и понятно написана, без зауми)? 1/ Рассказ строится на основе документов (дневники самого Хармса, воспоминания очевидцев, письма и проч.), но автор резюмирует их, осмысливает, подключает к размышлению читателей. 2/ Мы узнаём не только биографию Хармса, но и знакомимся с исторической и литературной эпохой, в которой тот жил и творил, людьми, которые повлияли на его становление и развитие. В этом смысле книга Шубинского нечто куда более масштабное, чем просто биография одного человека.
Творческая карьера Хармса не шибко складывалась. Публиковали в основном его детские стихи. А ближе к концу 1930-х перестали публиковать и их.
Когда началась Великая Отечественная война, кто-то из литераторов ушёл добровольцем на фронт, были и предатели, которые ждали фашистов, мечтая о восстановлении монархии. Интеллигенция вела себя по-разному. Хармс был совершенно невоенным человеком. Обладая справкой о шизофрении, на воинском учёте он не состоял, да он и не стремился воевать. 23 августа 1941 года был выдан ордер на его арест. Хармсу предъявили обвинения в антисоветской деятельности. В книге представлены подлинные документы: ордер на арест, анкета арестованного, протокол допроса.
Погубило Хармса то, что он так и не стал типичным советским человеком. Да, антисоветскую деятельность он не вёл, но его высказывания в беседах со знакомыми и коллегами, собранные и интерпретированные доносчиками по-своему, сослужили поэту плохую службу. Шубинский прекрасно описал этот «сломанный телефон» (из того, что было, и того, что додумали) в заключительной, восьмой, главе книги.
Люди, далёкие от литературы, просто не в состоянии были понять абсурдиста Хармса. И не то чтобы все хотели злостно его засадить, но странен он был. Даже одевался и выглядел так, что уличные мальчишки принимали его за шпиона и звали милиционеров. А в тревожные времена логика проста: не такой, как все, — значит, враг.
Страшные фотографии из дела, на которых у Хармса видны все признаки блокадной дистрофии, были сделаны в 1941-м, когда поэт содержался в тюремной больнице.
Обстоятельства его смерти не известны. И вряд ли когда-нибудь станут известны.
Книга «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру» — о судьбе человека, который всю жизнь искал чуда, имел смелость быть самим собой, долгие годы оставался забытым и даже после реабилитации широкая публика узнала его мало.
Вы спросите, зачем нам надо знать жизнь и творчество Хармса? Затем, что он был и остаётся частью мировой культуры. Непонятым, овеянным легендами человеком-парадоксом. Затем, что его жизнь и смерть стали частью огромной эпохи и истории нашей страны. История повторяется. И история предупреждает...
Читали Хармса?