Русифицированная авторская версия англоязычной статьи:
Пахота в Ригведе
Многие выдающиеся индологи утверждают, что ригведийские индоарии (далее ИА) были оседлыми земледельцами. [1] Но некоторые настаивают на преимущественно скотоводческом характере ригведийской экономики. [2] Т.Я. Елизаренкова полагает, что вторгающиеся ИА были скотоводами, при этом растениеводство играло намного меньшую и лишь второстепенную роль в их жизни, и что гимны Ригведы (далее РВ) [3] демонстрируют процесс подчинения ИА автохтонных неиндоевропейских земледельцев вместе с постепенным переходом ИА от полукочевого хозяйства к оседлой обработке почвы. [4]
Цель данной статьи — изучить указания на пахотное земледелие в РВ и доказать, что вспашка на быках имела огромное значение для ИА.
Важнейшим доказательством того, что ригведийские индоарии были пашенными земледельцами, является то, что само слово kr̥ṣṭáyaḥ «люди» или «народы» или «племена» в РВ производится от корня kr̥ṣ– «пахать». [5] Как указывает М. Монье-Уильямс, «kr̥ṣṭí, ayas, f.pl. … люди, расы людей… изначально это слово могло обозначать обрабатываемую почву, потом заселённую землю, затем её обитателей, и наконец любую расу людей». [6]
Это слово встречается в РВ 62 раза (kr̥ṣṭáyaḥ (I.4.6; I.36.19; I.52.11; III.49.1; V.19.3; VII.31.9; VIII.6.4; VIII.74.10; VIII.75.10; IX.69.7; IX.86.37), kr̥ṣṭī́r (I.7.8; III.43.7; III.59.1; VI.18.3; VII.85.3; VIII.24.19; VIII.62.2), kr̥ṣṭīnā́m (I.59.5; I.177.1; IV.17.5; V.1.6; VI.18.2; VII.5.5; VII.6.1; VII.26.5; VIII.13.9; VIII.32.19), viśvákr̥ṣṭir (I.59.7), kr̥ṣṭíṣu (I.74.2; I.102.7; VI.46.7; VIII.92.18), kr̥ṣṭíbhir (I.100.10), kr̥ṣṭī́s (I.160.5), viśvákr̥ṣṭīr (I.169.2), páñcakr̥ṣṭíṣu (II.2.10), viśvákr̥ṣṭaya (III.26.5), pā́ñcajanyāsukr̥ṣṭíṣu (III.53.16), kr̥ṣṭī́ḥ (I.189.3; IV.17.6, 7; IV.21.2; VI.31.1), kr̥ṣṭáyo (IV.30.2; X.50.5), viśvákr̥ṣṭim (IV.38.2), kr̥ṣṭipró (IV.38.9), páñcakr̥ṣṭī́ḥ (IV.38.10; X.178.3), kr̥ṣṭér (IV.42.1, 2), kr̥ṣṭīnã́ṃ (VI.45.16; VIII.68.7), kr̥ṣṭī́ś (VII.19.1), kr̥ṣṭiojasā (VII.82.9), kr̥ṣṭáyaś (VIII.5.38; VIII.103.3), kr̥ṣṭihéva (IX.71.2), páñcakr̥ṣṭáyaḥ (X.60.4;X.119.6), viśvákr̥ṣṭayo (X.92.6)).
Из них в I мандале — 13 раз, во II — 1 раз, в III — 5 раз, в IV — 10 раз, в V — 2 раза, в VI — 5 раз, в VII — 7 раз, в VIII — 11 раз, в IX — 3 раза и в X — 5 раз; в древнейших фамильных мандалах в целом — 30 раз, в древней части РВ (II—IX мандалы) в целом — 44 раза.
РВ не позволяет иного прочтения kr̥ṣṭáyaḥ чем «пахари» или «народы пахотных земледельцев», поскольку в ней во всех хронологических слоях встречаются образованные от того же корня kr̥ṣ– «пахать» слова с описанием пахоты ячменя на быках (góbhir yávaṃ ná carkr̥ṣat) (I.23.15), сеяния при вспашке ячменного поля на быке (ánu svadhā́ yám upyáte yávaṃ ná cárkr̥ṣad vŕ̥ṣā) (I.176.2), пашущего плуга (kr̥ṣatu lā́ṅgalam) (IV.57.4), взрезающих землю лемехов (phā́lā ví kr̥ṣantu bhū́miṃ) (IV.57.8), побуждения песней пашущих быков (vŕ̥ṣṇaḥ abhí sobhare girā́ gā́ya gā́ iva cárkr̥ṣat) (VIII.20.19), вспахивания ячменя плугом (yávaṃ vŕ̥keṇa karṣathaḥ) (VIII.22.6), пахоты пашни (kr̥ṣím ít kr̥ṣasva) (X.34.13), исключительности насыщающего пашущего лемеха (kr̥ṣánn ít phā́la ā́śitaṃ kr̥ṇoti) (X.117.7) и дикой лесной местности (Араньяни) как не пашущей, но богатой пищей Матери Зверей (bahvannā́m ákr̥ṣīvalām | mr̥gā́ṇām mātáram araṇyāním) (X.146.6).
Особое значение имеет тот факт, что поэты РВ обозначают как племена пахарей не только себя, но и не защищённые Агни народы (ánagnitrā abhí ámanta kr̥ṣṭī́ḥ) (I.189.3), с одной стороны, и Силы Света с совершенными телами (kr̥ṣṭér upamásya vavréḥ) (IV.42.1, 2) — с другой. Также упоминаются сеющие зерно и выращивающие урожай (vápanto bī́jam iva dhāniyākŕ̥taḥ) (X.94.13) зерновых (dhāníyam bī́jaṃ) (V.53.13). Созревшее зерно жали серпами (sŕ̥ṇiyā (I.58.4); sŕ̥ṇiyo (IV.20.5); nédīya ít sr̥ṇíyaḥ pakvám éyāt (X.101.3)). Муку просеивали через сито (sáktum iva títaünā punánto) (X.71.2).
Несомненно поэтому, что на протяжении всего периода создания РВ, а не только во время оформления её поздних I и X мандал, её авторы принадлежали к обществу, которое уже давно и прочно освоило земледельческие технологии, поскольку перешло от ручной обработки почвы к пашенному земледелию.
Однако это была ещё весьма архаичная традиция, поскольку единственной зерновой культурой ригведийских индоариев являлся ячмень, обозначение которого служило для обозначения зерна и хлеба вообще. Помимо уже указанных выше упоминаний его культивации РВ описывает созревший (yávo ná pakvó) (I.66.3) ячмень (yávaṃ) (VII.3.4; VIII.2.3), засевание ячменя Ашвинами на плуге (yávaṃ vŕ̥keṇa aśvinā vápantā) (I.117.21), зреющий ячмень (pácyate yávo) (I.135.8), заполнение амбара ячменём (ū́rdaraṃ ná pr̥ṇatā yávena) (II.14.11), жатву ячменя серпом (távéd indrāhám āśásā háste dā́traṃ canā́ dade | dinásya vā sámbhr̥tasya vā pūrdhí yávasya kāśínā) (VIII.78.10) и сортировку ячменя во время жатвы обладателями ячменя (kuvíd aṅgá yávamanto yávaṃ cid yáthā dā́nti anupūrváṃ viyū́ya) (X.131.2), высыпание ячменя из неких его вместилищ (nír gā́ ūpe yávam iva sthivíbhyaḥ) (X.68.3), преодоление с помощью ячменя любого голода (ṭarema yávena kṣúdham víśvām) (X.42.10=X.43.10=X.44.10).
Архаичность ригведийского земледелия доказывается ещё и тем, что слово yáva, обозначающее ячмень, образовано от одного корня со словом для обозначения травы вообще (yávasa) на пастбище для кормления домашних животных (paśúr ná yávase) (V.9.4; VI.2.9; VII.87.2) на заливных лугах (apáḥ sūyávasā) (II.27.13) — (дойных) коров (gā́vo ná yávaseṣu (I.91.13; VIII.92.12); dhenúr ná yávasasya pipyúṣī (II.16.8); sā́ no duhīyad yávaseva gatvī́ sahásradhārā páyasā mahī́ gaúḥ (IV.41.5=X.101.9); yávasena gā́vaḥ (IV.42.10); gā́vo ná yávase (V.53.16; X.25.1); yásya gā́vāv aruṣā́ sūyavasyū́ (VI.27.7); yūyáṃ gāvo prajā́vatīḥ sūyávasaṃ riśántīḥ śuddhā́ apáḥ suprapāṇé píbantīḥ (VI.28.6–7); dhenúṃ ná sūyávase dúdukṣann (VII.18.4); párā gā́vo yávasaṃ kác cid (VIII.4.18);ū́rjaṃ gāvo yávase pī́vo attana (X.100.10); inó ná próthamāno yávase vŕ̥ṣā (X.115.2)), быков-гауров (sūyavasā́d bhágavatī hí bhūyā́ || addhí tŕ̥ṇam aghniye viśvadā́nīm píba śuddhám udakám ācárantī || gaurī́r mimāya (I.164.40–41); gaurā́v ivā́nu yávasam (V.78.2)) и коней (áśvo ná yávase yadā́ maháḥ saṃváraṇād ví ásthāt) (VII.3.2) — под присмотром пастухов (sugopā́ yávasaṃ dhenávo yathā (III.45.3); góbhir ná yéṣāṃ gopā́ áraṇaś cid ā́sa (V.2.5); gā́vo ná yávasād ágopā (VII.18.10)), а также диких травоядных животных (mr̥gó ná yávase) (I.38.5). См. также описания пожара в траве (drapsā́ yát te yavasā́do ví ásthiran ágne) (I.94.11). В одном случае изображается типичная для пастухов ситуация: «Отпущенные коровы съели ячмень. Я видел, как они пасутся вместе с пастухами. Оклики прозвучали сразу со всех сторон. Как долго владелец будет радоваться этим? Если я смешаю поедающих траву (yavasā́do) у людей с [теми], что поедают ячмень на широкой ниве (yavā́da uru ájre)…» (gā́vo yávam práyutā akṣan tā́ apaśyaṃ sahágopāś cárantīḥ | hávā íd abhítaḥ sám āyan kíyad āsu svápatiś chandayāte || sáṃ yád váyaṃ yavasā́do jánānām aháṃ yavā́da uru ájre antáḥ) (X.27.8–9).
Т.е. культивация ячменя как особой травы началась сравнительно недавно, и термин для обозначения этого одомашненного злака указывает на сохранение его связи со словом для описания травянистых растений вообще. РВ фиксирует раннюю стадию развития земледелия, хотя уже и пашенного, характеризующуюся минимальным набором выращиваемых сельскохозяйственных культур.
Источником орошения ячменных полей и пастбищ, помимо естественного водоснабжения из рек, служили дожди (ā́gatau yávo vr̥ṣṭī́va modate (II.5.6); yávaṃ ná vr̥ṣṭír ví unatti bhū́ma (V.85.3); várdhanti yávaṃ ná vr̥ṣṭír diviyéna dā́nunā (X.43.7); só abhríyo ná yávasa udanyán (X.99.8)).Там, где этого было недостаточно, использовались выкопанные лопатами или заступами (khánamānaḥ khanítraiḥ (I.179.6), ní ṣū́ dadhidhvam ákhananta útsam (X.101.11)) колодцы со специальными крышками (ā́vr̥tāso avatā́so ná kartŕ̥bhis) (I.55.8) и с привязанными ремнями вёдрами или кадками для черпания и каменным колесом для вытягивания воды (nír āhāvā́n kr̥ṇotana sáṃ varatrā́ dadhātana | siñcā́mahā avatám udríṇaṃ vayáṃ suṣékam ánupakṣitam || íṣkr̥tāhāvam avatáṃ suvaratráṃ suṣecanám udríṇaṃ siñce ákṣitam || dróṇāhāvam avatám áśmacakram áṃsatrakośaṃ siñcatā nr̥pā́ṇam) (X.101.5–7). Также при необходимости рыли каналы (yā́ ā́po divyā́ utá vā srávanti khanítrimā utá vā yā́ḥ svayaṃjā́ḥ samudrā́rthā yā́ḥ) (VII.49.2) с трубами (sūrmī́) для отвода речных вод (saptá síndhavaḥ anukṣáranti kākúdaṃ sūrmíyaṃ suṣirā́m iva) (VIII.69.12) и водочерпальными колёсами (kū́cakreṇeva siñcán) (X.102.11).
Пахотная земля обожествляется в РВ в форме Господина Поля (kṣétrasya pátir) (IV.57.1, 2 и 3; VII.35.10; X.66.13). То же относится и к лемеху и борозде (śúnāsīrā) (IV.57.5 и 8) и к борозде (sī́tā) (IV.57.6 и 7) отдельно. По В.Н. Топорову, оба слова — ‘лемех, плуг’ (sīra) и ‘борозда’ (sītā) — «связаны с sī– ‘проводить линию’, ‘чертить’, первое как активное мужское начало «бороздитель», второе как пассивное женское — «бороздимое», «борозда»; эротические ассоциации явны» [7] Землю (Притхиви) как ипостась Матери призывают быть с хорошим лоном (siyonā́ pr̥thivi bhava) (I.22.15). Ср. призыв к новобрачной: vīrasū́r siyonā́ śáṃ bhava «рожающая сыновей, милая, будь на счастье» (X.85.44). Пахота и сев рассматриваются как осеменение этого лона: yunákta sī́rā ví yugā́ tanudhvaṃ kr̥té yónau vapatehá bī́jam (X.101.3). Это опять можно сопоставить с призывом к молодой жене, описывающим процесс её оплодотворения (tā́m chivátamām érayasva yásyām bī́jam manuṣíyā vápanti | yā́ na ūrū́ uśatī́ viśráyāte yásyām uśántaḥ prahárāma śépam) (X.85.37). Как отмечает Т.Я. Елизаренкова, данное сообщение — «один из ранних примеров в древнеиндийской литературе, когда засеваемое поле сравнивается с женским лоном». [8] Всё это указывает на типичную земледельческую идеологию.
Таким образом ригведийские ИА несомненно являлись и рассматривали себя как оседлых земледельцев, выращивающих ячмень или зерно, и как пахарей, и использовали быков для вспашки полей на протяжении всего периода составления РВ.
Список литературы
1. Rig–Veda Sanhitá. A collection of ancient Hindu hymns, constituting the first Ashtaka, or book of the Rig–Veda / Tr. from the original Sanskrit by H.H. Wilson. — 2nd edition. — L.: N. Truebner and Co., 1866. — P. XL–XLI; Goldstuecker T. Literary remains of the late professor. — In 2 vol. — L.: W.H. Allen & Co., 1879. — Vol. I. — P. 20 & 270–271; Macdonell A.A., Keith A.B. Vedic Index of Names and Subjects. — L.: John Murray, 1912. — Vol. I. — P. 33, 99, 159, 181–183; Vol. II. — P. 58, 187, 231, 244, 293, 318, 386, 451; Bloch J. Indo-Aryan from the Vedas to modern times / English edition largely revised by the author and translated by A. Master. — Paris: Librairie Adrien Maisonneuve, 1965. — P. 13.
2. Бонгард-Левин Г.М., Ильин Г.Ф. Индия в древности. — М.: Наука, 1985. — С. 140; Шарма Р.Ш. Древнеиндийское общество / Пер. с англ. И.А. Носова, Е.В. Зиньковской. — М.: Прогресс, 1987. — С. 56–61, 71, 85 и 100.
3. Ригведа. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. В 3 тт. М.: Наука, 1989–1999; Rigveda. Metrically Restored Text. Eds. K. Thomson & J. Slocum // [Электронныйресурс:] http://www.utexas.edu/cola/centers/lrc/RV/.
4. Елизаренкова Т.Я. «Ригведа» — великое начало индийской литературы и культуры // Ригведа. Мандалы I–IV. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука, 1989. — С. 444, 448–449, 451–452; Idem. Примечания // Ригведа. Мандалы V–VIII. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука, 1999. — С. 583; Idem. Слова и вещи в Ригведе / Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — С. 4, 109, 111 и 150.
5. Елизаренкова Т.Я. Примечания // Ригведа. Мандалы I–IV. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука, 1989. — С. 547; Idem. Примечания // Ригведа. Мандалы V–VIII. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука, 1999. — С. 583.
6. Monier-Williams M. A Sanskrit-English Dictionary. — Delhi: Motilal Banarsidass Publishers Private Limited, 1997. — P. 306. Col. 2.
7. Топоров В.Н. О древнеиндийской заговорной традиции // Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 2: Индоевропейские языки и индоевропеистика. Кн. 2. — М.: Языки славянских культур, 2006. — С. 669.
8. Елизаренкова Т.Я. Примечания // Ригведа. Мандалы IX–X. Изд. подг. Т.Я. Елизаренкова. — М.: Наука, 1999. — С. 503.
Автор публикации — дипломированный историк со специализацией по кафедре археологии и истории Древнего Мира и степенью кандидата исторических наук А.А.Семененко, тема диссертации — «Изучение Ригведы в дореволюционной России (1830—1917 гг.)» (ВГУ, 2011).
