Пашка вошёл в комнатушку друга и, оглядев убогую обстановку, сфальшивил излишне бодрым голосом:
- Да у тебя здесь настоящие хоромы, Командир! Ни дать ни взять каптёрка моего старшины. Только стеллажей не хватает и запаха бражки. Короче, Олег. Немного подсохнем и мотаем ко мне. Судя по всему, ты в госпитале на особом положении. Раз жильём обеспечили. Значит, и проблем с увольнением не будет. Да в конце концов, какое на фиг увольнение, если ты срочную уже давным-давно отслужил. Так что давай не будем терять время.
Олег замялся, а затем проворчал:
- Снимай штаны и рубаху с курткой. За стенкой бойлерная, я там тряпки развешу. Быстро просохнут. Полчаса и утюжить не надо.
***
Фролов старался не смотреть на Пашку. Он уже оправился от первого потрясения, но никак не мог избавиться от внезапно захватившего его чувства собственной ущербности. Одно дело, когда ты делишь с товарищем трудности и невзгоды войны и плена, и совсем другое, когда встречаешь его в гражданской жизни. Там все равны перед лицом смертельной опасности. Равны буквально во всём. В обносках, которые трудно назвать одеждой, в еде, которую добрый хозяин никогда не даст своей животине. А главное – равны в шансах на выживание и в безусловном праве сделать выбор между предательством и долгом. Всё осталось в прошлом. Сейчас, когда посреди его крохотной комнатки, заставленной списанными останками мебели, стоял вполне благополучный молодой человек в дорогущих шмотках, Олег осознал, насколько глубока разделяющая их пропасть. Он - сирота, воспитанный бабулей, выросший в рабочем посёлке, где снег практически никогда не бывает белым, и Пашка, сын высокопоставленного партийного работника. «Нет. Так не пойдёт. – Размышлял Фрол, развешивая вещи на верёвке. – Кто он и кто я? Что между нами общего, кроме Афгана? Работяга и сынок. Сынок и будущий работяга. За речкой всё было ясно-понятно. А здесь всё перевернулось и стало на свои места. Плохо, что я даже не смогу Пашке толком объяснить, что со мной произошло. Ну и что? Паха поймёт, даже если я промычу что-нибудь… Вот! У меня и сейчас слов нет, чтобы самому себе высказаться… Короче. Объясню ему ситуацию с предложением тыловика, затем поедем к нему… Посидим, выпьем. Я расскажу Пахе, что со мной было, а он мне, как от духов сбежал. Всё по чесноку. По-братски. Ну, а потом вернусь в госпиталь и скажу полковнику, что согласен на его условия. Кажется, я всё по полочкам разложил. Фууу… Даже на душе полегчало».
Конечно, Олег понимал, что врёт самому себе, утверждая о душевной лёгкости, которой не было и в помине, но изобразив на лице радостную улыбку, больше похожую на гримасу, вошёл в комнату и тут же наткнулся на пристальный пашкин взгляд.
- Ты чего? – Улыбка-гримаса слетела с лица и Фрол замер на пороге, как вкопанный. – Случилось чего?
Коробов опустил скрещенные на груди руки и упёрся ими в подоконник, как перед прыжком:
- Даже не думай, Олег! – Взгляд Пашки вдруг стал злым. – Я же всё вижу по твоим глазам. Думаешь, мол, припёрся блатной, чтобы совесть свою успокоить? Дурак ты, Разведка! Неужели ты не понимаешь, что мы с тобой больше, чем братья? Мы же с тобой кровью повязаны. И не только душманов. Но и старлея Валеры, Сабыра и даже твоих пацанов-разведчиков…, и ты собрался всё похерить? Так, что ли? Вот что, братан, я тебе скажу: ты будешь последней сволочью, если решишь отказаться от нашей дружбы. Только проблема в том, что я никогда от тебя не откажусь.
Потрясённому Фролову едва хватило сил, чтобы сделать два шага к табуретке и снопом рухнуть на неё.
- Ты… Ты это как? Ты это почему?..
Олег вдруг задохнулся и схватился за горло. Пашка через стол протянул ему стакан с водой:
- Пей! Только не торопись. Мелкими глотками.
Фролов вытер губы рукавом заношенной офицерской рубахи и беспомощно взглянул на друга:
- Что случилось? Меня как будто снова сзади долбанули.
- А ничего. – Пашка заговорщицки усмехнулся и наклонился к лицу Олега. – Просто я хотел тебе в репу заехать от всей души, но ты сам понял, что облажался. Вот я и передумал. – Коробов выпрямился, обошёл вокруг стола и присел на топчан напротив хозяина. – Короче, нечего нам здесь делать. Слышь? Поехали ко мне на хату. Там до конца разбираться будем. Чтобы потом непоняток не было. Усёк?
- Погоди, Пехота. Тут такое дело…
Фрол замялся на секунду и Павел тут же встрял:
- Блин! Я так и знал, что у тебя не всё в порядке. Давай, дружище, рассказывай, что стряслось. Вместе соображать будем. Полголовы хорошо, а полторы ещё лучше.
С души Олега словно не камень свалился, а целая скала. Парень даже не обратил внимание на грубоватую шуточку Коробова. Пересев с шаткой табуретки на топчан, он довольно складно поведал другу историю с полковником, не забыв упомянуть, что тот дал ему время до возвращения Михаила Константиновича из командировки. Выслушав Фролова, Пашка пересел на табуретку, чтобы видеть его глаза:
- Даже не представлял, что всё запущено до такой степени. Слушай, братан. Мне кажется, что гражданка плохо влияет на твои умственные способности…
Олег обижено нахмурился:
- Ты это, Пехота… За базаром следи. Давай по делу. И нечего из меня дебила делать. Я ведь тоже могу тебе репу поправить. За мной не заржавеет. Я-то, дурак, думал, что ты порадуешься за меня. А ты…
- А чему тут радоваться? Как говорил мой земеля Витёк, это самый натуральный развод. Сам посуди. У твоего полковника на участке кто вкалывает? Солдатики срочной службы. Так?
- Ну, так. И что из этого? Пацанов всегда на хозработы привлекают. Даже в нашей учебке.
Пашка мотнул головой от огорчения:
- Так то на хозработы, дружище. На благо, так сказать, родному учебному полку. А в нашем с тобой случае речь идёт о бесплатной работе на личной даче. Сечёшь разницу? Сейчас только ленивый журналист не пишет о генеральских дачах, на которых солдаты срочной службы, вместо боевой учёбы, дома строят. За бесплатно. Вернее, за пайку, которою им из части привозят. Получается, что начальство и на жратве экономит. Удобно. Бойцам в принципе по барабану, только это всё называется беспределом.
Фрол подумал и ляпнул невпопад:
- Так это ж у генералов…
- Какая разница? – По глазам Коробова было видно, что он начинает сердиться. – Дело-то не в званиях, а в совести.
- Хорошо. А я здесь причём?
Пашка тихо застонал, как от зубной боли и наклонился вперёд, уперев руки в колени:
- Только без обид и понтов? Лады? Ты здесь кто? Отвечаю за тебя: «Никто и звать тебя никак». Сам говоришь, что давно бы выписали, но Михал Константиныч с кем-то там договорился. И даже конуру отдельную организовал. Видимо, во время пьянки прапор сболтнул начальнику про твои таланты, а того и осенило. Дескать, почему бы тебя надсмотрщиком к пацанам на даче не приставить? А чтобы всё выглядело более-менее порядочно, полковник наплёл твоему другу о сверхсрочной службе и блестящей армейской карьере. Отработаешь ты там до конца сезона за похлёбку и всё. Не будет тыловик за тебя впрягаться. Разведёт руками, как та лошадь из анекдота, копытами: «Ну не шмогла я. Не шмогла». Может, и заплатит тебе что-нибудь. А скорее всего, просто даст команду до вокзала довезти на буханке, чтобы не ныл и глаза не мозолил.
Олег недоверчиво пожал плечами:
- Нет. Полковник нормальный мужик. Порядочный. Он сам вызвался мне помочь. Просто ты…
Павел не позволил другу договорить:
- На чём, говоришь, он сорвался? Когда ты ему сказал, что меня выручать собрался, так?
- Ну, так. И что из этого?
- Был бы он порядочным офицером, обязательно помог бы тебе без всяких условий. А у него только дачка на уме. Ты просто вспомни его поведение во время вашего разговора…
Пашка вдруг замолчал, поднялся с места и, подойдя к окну, присел на подоконник:
- Пойми, Олег, я не хочу лишать тебя выбора. В конце концов, у нас с тобой ещё есть пара дней до возвращения Михаила Константиновича. Я не просто так приехал. Мне есть что тебе предложить. Только давай продолжим разговор о будущем дома, но только после того, как закроем за собой люки в Афган.
- «Люки», говоришь? Ну люки, так люки. – Олег поднялся с топчана и вдруг погрустнел. – По правде сказать, у меня и одежды-то никакой нет. Кроме больничных тряпок и старой офицерской формы без погон. Константиныч мне её для солидности выкатил. Я из-за этого и в город не выхожу. В таком видосе меня живо менты загребут. Столица, как ни как.
Пашке стало стыдно, что он не догадался подумать об одежде для Олега: «Мог бы сам сообразить. Правда, из моих вещей ему ничего не подходит, но можно было купить у тех же металлистов. Наверняка ребятки фарцой занимаются на досуге. Ладно. Проехали. На такси доедем».
- Извини. Не подумал. Ты мне почему-то представлялся при полном дембельском параде с белыми аксельбантами и обязательным дипломатом в левой руке. Только без усов.
Фрол хмыкнул и спросил ради интереса:
- А почему без усов? По-моему усы любому дембелю подойдут. Хоть пехоте, хоть десантуре. Даже из стройбата…
Пашка окинул друга критическим взглядом:
- Мне кажется, что в усах ты будешь на таракана-прусака похож…
Олег подумал-подумал и решил обидеться:
- Сам ты таракан!.. «В усах», «в трусах» … Тоже мне, нашёлся юморист-самоучка! На себя посмотри.
Павел необидно хохотнул, спрыгнул с подоконника и энергично растёр голые ноги:
- Тащи мои шмотки, а сам надевай, что есть. И не парься. Мы тачку тормознём. Так что до дома с ветерком домчимся.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/