Сейчас любят говорить, что "война никогда не меняется". Цитата красивая, но абсолютно неверная: война меняется, и еще как.
Отдельные моменты – механизмы человеческой психики, похожую логику социальных отношений – мы и впрямь увидим и в Античности, и в ХХ веке. (Как-то мы обсуждали, что симптомы ПТСР находят еще в "Илиаде").
Но война-то состоит много из чего ещё.
Ключевое для Нового времени – это противопоставление "ограниченных войн" и "войн тотальных".
Когда к концу XVII в. сошли на нет религиозные конфликты, многое было сделано для того, чтобы войны ограничить и контейнировать. Первая система общеевропейских договоренностей – Вестфальская – худо-бедно регулировала, где чьи границы и зоны интересов. Армии в те времена были небольшие (~несколько десятков тысяч), оружие – несовершенное, передвижение и связь – неторопливые. Идеологически войну воспринимали как дело государя, "суверена" – он решал, где, когда и по какому поводу применить силу, задача подданных была проста: подчиняться.
Этот тип войны так и стали называть: войнами государей, "princes' wars", или кабинетными войнами, Kabinettskrieg. В идеале, война превращалась в эдакий спорт: армии не трогают гражданское население, отношения выясняют только друг с другом; желательно побыстрее, желательно – в генеральном сражении, чтобы два раза не вставать. Дело доходило до того, что порой время и место битвы согласовывали, будто начало матча.
Самое интересное здесь – то, как Kabinettskrieg рассматривала отношения армии и мирного населения. Логика была простая: раз война ограничена, то, как писал Фридрих Великий, в идеале подданные вообще не должны замечать, что она идет. Война – это только борьба двух армий, мирное население не при чем, оно не может быть целью (зачем?), оно не может помочь войну выиграть (как?), и от него ничего в военном смысле не ждут.
Когда во время Семилетней войны Кёнигсберг был занят российской армией, горожане, включая знаменитого философа Иманнуила Канта, спокойно присягнули Елизавете Петровне и продолжили жить, как жили.
После того как Кёнигсберг вернули обратно Фридриху Великому, жители – да-да, принесли присягу по новой, и никто не наказывал их за "предательство"; даже мысли такой не было.
(Это не значит, конечно, что военных преступлений не было: были. Но никому в голову бы не пришло сознательно бить по мирным жителям, чтобы победить в войне. В новелле Генриха фон Клейста "Маркиза д'О" 1808 г. генерал собирается повесить солдат за военное преступление потому, что они позорят своего императора. Не – нарушают законы войны, не – злят местное население, а позорят государя. Это очень характерная деталь)
В конце XVIII в. происходит Французская революция, и она бросает вызов модели Kabinettskriege. Каким образом? Ну, во-первых, от государя во Франции избавились. Во-вторых, в рамках нового политического проекта, проекта национального, война стала восприниматься как дело всей нации, – каждого гражданина и каждой гражданки.
Этот тип войны стали называть "войной народов", или, уже позже, тотальной войной.
Несложно заметить, что сама идея, будто война – дело нации сильно затрудняет разделение на военных и мирных. Если война – дело нации, то каждый член этой нации в войне заинтересован; его усилия, даже в мирной сфере, поддерживают возможность нации сражаться.
Более того: гражданин теперь обязан сохранять лояльность своей нации. В "войне государей" гражданский не может быть предателем, в "войне народов" – ещё как.
Разумеется, войны не поменялись в одночасье. Интересно видеть, как в Наполеоновских войнах встречается логика что из одного типа, что из другого. Более того, весь XIX в. соперничество двух типов войны продолжалось.
Например, Франко-прусскую войну (1870-е) немецкое командование рассматривало и вело именно как "ограниченную". Гражданская война в Америке (1860-е), наоборот, стала образцовой тотальной войной.
Только к 1914 году западные общества изменились настолько, что "тотальная война" победила: и ее приход, как и водится, никому не понравился.
