Это продолжение цикла постов об истории границ в Прибалтике. Начало – здесь.
В официальной прибалтийской мифологии события 1990-1991 гг. называются «восстановлением независимости» трех государств, прерванной «советской оккупацией». Такая трактовка вызывает множество вопросов. Например, как так получилось, что Литва после «оккупации» Советским Союзом приросла Виленским краем и Клайпедой? Почему все три республики имели национальные политические элиты, которые, собственно, и вывели их из состава СССР? Но, с другой стороны, этот риторический ход, делавший советский период «нелегитимным», открывал перед прибалтийскими деятелями огромные возможности, прежде всего в том, что касалось дискриминации русского меньшинства (около трети населения в Эстонии и Латвии в 1989 г.). Важно и то, что он полностью укладывался в западный нарратив.
Но этот нарратив был, если так можно сказать, спящим. На этой карте из Википедии мы видим, что США были одной из немногих стран, не признававших «аннексию» прибалтийских стран ни де-юре, ни де-факто. Но что это означало на практике? На американских картах СССР было обязательное примечание: «правительство США не признало инкорпорацию Эстонию, Латвии и Литвы в состав Советского Союза». Что не мешало отображать их как Эстонскую, Латвийскую и Литовскую ССР:
По сути, «непризнание инкорпорации» было инструментом идеологического противостояния с советским блоком и козырем в борьбе за соответствующие этнические электораты в самих США.
Непризнание советского периода самими прибалтами после 1991 г. означало непризнание советских границ (Эстонией и Латвией, Литва благоразумно помалкивала на эту тему). На появившейся в 1991 г. пятикронной купюре были изображены Нарвский замок и Ивангородская крепость:
В ответ на возражения России эстонцы говорили: «а что, это просто пейзаж», но намек был прозрачен.
Договор о границе между Россией и Латвией, снявший территориальные претензии со стороны Риги, вступил в силу в 2007. Договор с Эстонией был подписан в 2014 г., но до сих пор не ратифицирован. И поныне границу 1920 г. вы увидите практически на любой эстонской карте:
Подведем итог.
Еще не раз в этом восточноевропейском цикле будет речь о государствах, которых появились словно ниоткуда, но стали неотъемлемой частью международной реальности, невзирая на скептицизм, с которым было встречено их появление. Объединяет их то, что все они – современные («модерные») национальные государства, построенные на той или иной форме этнического национализма. Какими бы малыми и нежизнеспособными они ни казались, они находят свое место в международной системе. Эстония, Латвия и Литва появились в результате Первой мировой войны почти случайно. До последнего национальные деятели трех будущих стран держались за идею автономии в составе России (читаем об этом здесь) – и только, когда Россия окончательно посыпалась, выбрали курс на независимость с ориентацией на западные державы. Но, став независимыми, они доказали свою жизнеспособность, существуя в разных инкарнациях уже более ста лет.
Сегодняшний официальный прибалтийский нарратив описывает события, приведшие к образованию трех этих государств как борьбу свободолюбивых народов сначала с Российской империей, а потом – с русским большевизмом, увенчавшуюся героической победой. Мало что сравнится с этим по степени упрощения. Разве что описание этих событий как узурпацию власти буржуазными националистами вопреки интересам трудового народа, что было официальным нарративом в советское время. В действительности, каждое из трех прибалтийских государств пережило свою гражданскую войну и иностранную интервенцию (о них тут). Действующими лицами были местные правые и левые разной степени радикальности, привилегированные ранее национальные меньшинства (немцы в Эстонии и Латвии, поляки в Литве) и внешние силы: Советская Россия, Германия, Польша, Антанта. Плюс, отдельной строкой, русские белогвардейцы. Результатом этих гражданских войн везде стала победа белых, но с национальным колоритом, и поражение красных, имевших не меньший национальный колорит.
Говорить, что установленная впоследствии советская власть держалась исключительно на штыках «оккупантов», нелепо. Но очевидно, что и поддержка ее была ограниченной. Эксцессы большевиков в первых недолговечных красных республиках лишили их симпатий значительной части населения. В то же время, белые режимы, пришедшие в итоге к власти во всех трех странах, были не то, чтобы совсем людоедскими, но все же диктатурами (об этом здесь).
Отличие Прибалтики от России после 1917 года в том, что во всех трех странах сохранялись и белая традиция (не перестававшая проявлять себя в советскую эпоху), и красная (смена власти в 1940 г. была, по сути, ее возобновлением, хоть и при мощной поддержке извне). Сильнее всего красная традиция была в Латвии, слабее всего – в Литве. В послевоенной Прибалтике происходит синтез двух традиций.
Да, советские Эстония, Латвия и Литва были вторым этапом государственности этих народов. Красная номенклатура тихой сапой строила национальные квазигосударства, которые впоследствии вывела из состава СССР, заложив основы нынешней лютой этнократии.
Именно из этого второго этапа вырос третий – нынешняя их государственность, которая, впрочем, это отрицает. И это отрицание стало примером и соблазном для всего постсоветского пространства, по крайней мере, европейской и кавказской его части. На пространстве Восточной Европы преемственность советским национальным государственным образованиям декларируют только Белоруссия и Приднестровье, что соответствует исторической правде, но необязательно ожиданиям населения. А потому сказки об «оккупации» нам, скорее всего, придется услышать еще не раз – и из самых неожиданных мест.