О чем это я? Ах, да. Конечно, о красоте.
Марину со всеми родственниками я знал лет десять. Чего только не было за эти годы… Освящение дома, причастие и соборование на дому тяжкоболящей мамы, отпевание нескольких престарелых родственников, крещение двух внучек.
Сама Марина ходила в храм достаточно часто. А когда ее брак дал трещину, она стала звонить мне. Несколько слов на духовные темы - и душевная боль отступала, приходила радость. Так что Марине удавалось поддерживать себя в неплохом состоянии. А потом она пропала.
И вот спустя пару лет после этих событий иду по Симферополю, погруженный в свои мысли, и меня окликает женский голос:
- Отец Игорь, здравствуйте! Благословите, пожалуйста.
Я смотрю на женщину и не узнаю. Голос определено знаком, а лицо - нет.
- Вы меня не узнали? - кокетливо сказала Марина. Это была она.
Я взглядом беспомощно поискал скамейку. Это было потрясение, при котором желательно присесть. Скамейки нет. Пришлось стоять.
Слова исторгал орган, который при всем моем воображении трудно было назвать женским ртом. Отверстия практически не было. Весь орган был занят губами, и он говорил:
— Вот только еще немного отечность есть. Скоро спадет.
- Мариночка! О ужас! Что вы с собой сотворили?
Собеседница, пока с трудом могу назвать ее Мариной, обиженно пыталась сложить губы в огромный бант:
- Вам не нравится?
— Это не вопрос нравится или не нравится! Это же не вы!
- Ну и что? Я хотела все поменять! Решила начать с себя!
Я смотрел на Марину и по-прежнему не узнавал. Во-первых, она похудела килограммов на тридцать. А в возрасте к шестидесяти годам это рискованно. До манипуляций с внешностью у нее было килограммов восемьдесят пять при росте сто семьдесят. И это были гармонично распределенные по телу килограммы. Это была миловидная крупноватая женщина. Типаж Нонны Мордюковой. А это ведь звезда.
Теперь лишняя кожа была везде. Кисть руки вообще напоминала сушеную птичью лапку. А на шею лучше было не смотреть, хотя она выглядела симпатичней, чем губы.
Я все-таки нашел скамейку и рухнул на нее. Марина села рядом и продолжала мило щебетать, как здорово заниматься собой, а то она в браке так себя запустила, просто кошмар. Я не слушал слова, только интонацию, и благодаря этому меня осенило.
Я вдруг понял, что это милое щебетание - самая настоящая истерика. В таких обстоятельствах выливают холодную воду, дают пощечину или колют лекарство. Я поступил по-другому. Я обхватил обеими руками ее лицо и жестко развернул к себе.
Не слушая ее бесконечный разговор, я сочувственно спросил, глядя в глаза:
- Все так плохо, Мариночка?
Давно я не встречал таких бурных слез. Она подвывала. Вокруг ходили люди, немного испуганно озираясь на нас. В центре города практически нет места, чтобы уединиться для разговора по душам, кроме заведений общественного питания.
В том ресторанчике, наверняка, до сих пор помнят, как в начале рабочего дня к ним ворвался бородатый мужчина, который тащил за собой рыдающую даму странной внешности и сказал:
- Я священник. У вас можно уединиться для духовной работы? Мы еще поплачем минут десять. А дальше все будет хорошо, цивилизованно. Обязуюсь продегустировать весь ваш кофе. А даме - чай с успокоительным эффектом, пожалуйста, и пирожные.
Нас посадили за дальний столик за звуковой завесой журчащей музыки. Марина пыталась вскакивать, но я наглухо припер ее столом к спинке диванчика. И я молился.
Я достал короткие четки и спокойно молился по ним. Передо мной благоухал остывающий кофе. Красиво заваривался разноцветненький чай в прозрачном чайнике. Переливалась музыка. Апельсиновые пирожные ароматно напоминали о себе. Вся это атмосфера вдруг успокоила Марину. Она замолчала, будто ее выдернули из розетки.
- Простите, отче. Что-то я не в форме. Мне надо подкрепиться, - сказала она и жадно накинулась на горку маленьких пирожных, запивая их чаем. Остановилась она, когда последнее пирожное уже было во рту. Она покраснела и опустила глаза.
«Бедная, еще и диетами себя изводила. Сахар, наверное, низкий. А может стресс так играет», - подумал я и попросил принести еще пирожные, которые теперь уже мы поделили по-братски.
По ходу Марина рассказывала про свою депрессию, которая обрушилась на нее, как только закончилось наше с ней общение. Жизнь без молитвы, без Церкви, без Таинств неминуемо привело к бесплодным фантазиям, в иллюзорный мир. Там Марина молода и прекрасна, а неверный муж стоит на коленях и скулит, вымаливая прощение, будто в полюбившихся ей женских романах.
Случилось то, что бывает, к сожалению, часто. Марина утратила способность видеть и распознавать красоту. Только после третьего причастия она вдруг ужаснулась своей внешности и побежала к адекватному врачу, который велел набирать вес, не в эстетических целях, а для здоровья. От резкой потери веса опустились почки, и позвоночный столб оказался лишен мышечного корсета.
С врачом эстетической медицины разговор был дольше и сложнее. Марине пообещали частично вернуть естественную внешность. Некоторые изменения оказались необратимы.
Марина не нашла себе нового спутника жизни, и бывший муж к ней не вернулся. Но себя она вернула, а с собой - и любовь к детям и внукам, и любовь к кулинарии и садоводству. И Любовь к Богу и к Божьему миру, его неувядаемой и бесконечной красоте, а ведь мы тоже - часть Божьего мира, со всеми нашими складочками и морщинками.
Я не склонен клеймить позором людей, издевающихся над своей внешностью. За каждым тату, или пирсингом, или пластической операцией, - тяжелые душевные переживания, когда изменения во внешности кажутся бегством от самого себя. Но пути от самого себя нет. Либо - к Богу, либо - в бездну грехов и страстей.
Если, теряя себя, мы находим Господа, это единственно возможный и благодатнейший результат потери. Все остальное - от лукавого. «…Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Апостол Павел. Послание к Галатам, гл.2-20).
Слава Богу за все!
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ
священник Игорь Сильченков.