Глава 16.
Несмотря на то, что люди спешили с работы домой, город не готовился к отдыху и сну. Транспортные службы работали на полную катушку, вычищая улицы от налипшего снега, посыпая скользкие дорожки песком и настраивая сломанные светофоры.
Город напоминал человеческое тело, в котором, как по венам, текли микроорганизмы, микробы и вирусы. Каждый имел значение, но лишившись одного, организм ничего не почувствует. Совершенно.
Так и город, даже если лишится одной инстанции, сначала и не заметит, но последствия могут быть катастрофическими. Люди же в этой схеме были скорее вирусами. Вроде бы и плохо, но совместно они создавали телу иммунитет. Один же ничего не решал по сути.
Я не хотел быть вирусом, я всегда хотел что-то значить. Может быть, даже войти в историю. Хотя же и сейчас я имел почти все, о чем мечтал. Собственное любимое дело, классная тачка, уважение, которого так долго добивался, и Анька.
Маленькая, невинная, такая податливая Анюта Синицына. Птичка, которую я посадил в клетку из собственных рук. Клетка была открыта, вот только она не хотела улетать.
Я медленно ехал по Ленина, осторожно вписываясь в повороты, сдерживая раздражение, если видел очередного несмышленыша на дороге, не включившего вовремя поворотник или зазевавшегося на светофоре. И сколько бы я не думал о предстоящих исследованиях искусственных органов или операции, которая без меня не начнется, мысли против воли постоянно стекали не в ту вену.
Анна. Аня. Анька. Птичка. Она была в мозгах постоянно. Занозой сидела, вызывая болезненные нарывы. Это отвлекало, мешало, это было не вовремя.
Мстительная Марина уже дышала в спину и ждала промаха Акелы. Её власть в больнице была неоспорима, и по идее, она могла свернуть все, к чему я так долго шел, отменить постройку лаборатории, надавить на мужа и весь совет директоров.
Но не делала этого. Пока. Она просто кружила надо мной, как ворона над кладбищем, и ждала.
Я свернул, наконец, на стоянку первой городской больницы, увидел выходящего из своего «пежо» Новикова. Все-таки французы отличные тачки ваяют. Не зря я сам уже много лет гоняю на «ситроене». Марки разные, а внутренности как у близнецов.
Новиков Дима махнул рукой и направился к багажнику. Любопытно. Отличный, кстати, приятель, не слишком назойливый. Правда, шутки плоские. Но в толпе врачей такие заходят на ура.
Психиатр по профессии и призванию вытащил из машины огромную картонную коробку с куклами, как я понял, по торчащим искусственным волосам.
— Друг, твои игры с резиновой Зиной лучше было оставить в тайне, — усмехнулся я, поздоровавшись за руку, которую он протянул, другой перехватывая короб.
— Ха-ха, — передразнил он и провел рукой по своим темным волосам, убирая их с лица. — Это, между прочим, для пациентов.
Кто же знал, что недавно назначенный глава отделения так заботится о подопечных.
— С какой свалки ты их приволок? — спросил я, взяв одну куклу в руку, темноволосую с фарфоровым лицом и стеклянными голубыми глазами. Хрень собачья! Даже здесь уже Анька видится. Ну, ведь точно, как она, даже вот балетная пачка.
Я резко убрал игрушку в коробку, словно боясь обжечь кожу или душу, если она имелась у хирургов. В чем я порой сомневался. Не каждый способен просто взять скальпель и разрезать кожу, не каждый был способен по нескольку часов хладнокровно рисковать чужой жизнью. Я мог.
Димон помолчал немного, вызвал тем самым еще большее недоумение. Он обычно трындит похлеще бабы. Анька вон и та молчит больше, наверное, глупой показаться боится.
Дима что-то тихо буркнул, и я различил фразу скорее по губам, чем расслышал.
— Мама с чердака достала.
Я уже открыл было рот, чтобы напомнить, что вообще-то в семье Новиковых один ребенок. И, если я помню последний поход в сауну, Дима-то как раз мальчик. Мужиком язык бы не повернулся его назвать.
Взглянув в его побледневшее лицо, я смолчал.
Все понял.
Все наши страхи, мечты, комплексы — все идет из детства. Часто болезненного и несчастливого. Каждый человек чем-то искалечен в душе: родителями или обстоятельствами, которые родители создавали. Но только выросшему ребенку потом решать, кем стать — маньяком, насилующим жертв в подворотнях или психиатром, копающимся, как в чужих головах, так и разбирающимся в своей.
Я, например, в детстве коллекционировал камни, вытачивал их до остроты лезвия и искал собак, чтобы посмотреть, что же у них внутри. Наверное, не стоит упоминать, что конечной целью были дразнившие меня уроды во дворе. Фамилия им, видите ли, моя не нравилась.
Сладенькие Тамара и Алексей — родители – быстро заметили психическое отклонение и сдали меня как раз одному такому веселому мозгоправу.
Я прекратил охоту, направив желание все знать в медицинское, вполне безопасное русло, но любовь и доверие родителей так не вернул.
Они просто на просто боялись, что однажды я вспорю брюхо им. Отец со временем принял меня, а вот мать. Всех благ ей, в общем.
— Даже не пошутишь? — резко повернул ко мне голову Новиков, пока мы ждали лифт.
— Не понимаю, о чем ты, — пожал я плечами. — Ну, достала твоя мать куклы твоей троюродной сестры когда-то у вас гостившей. Что такого?
Димон долго не отрывал от меня взгляда, пока двери лифта не открылись, и мы не вошли в кабину.
— Спасибо, — улыбка коснулась его округлого лица.
— Ерунда. Мы все покалечены родителями.
— Кстати, о родителях, — улыбка приятеля превратилась в оскал, и я знал, что он скажет. Рука в кулак сжалась неосознанно.
— Как там твой, — он сделал многозначительную паузу и приподнял бровь, — малыш.
Я не стал спрашивать, как он связал одно с другим, а просто резко прижал его к металлической стенке и взял за грудки.
— Она мне не дочь.
— И что, даже папочкой не называет? — совсем потерял страх, не иначе.
Очевидно, он считал эту шутку забавной, правда, когда голова столкнулась с твердой поверхностью лифта, глумливая харя стала извиняющейся.
— Не называет, — зашипел я и, рубанув по кнопкам лифта, сделал шаг на выход.
Я тяжело взглянул на медсестер, с любопытными улыбочками наблюдавших за нашей короткой перепалкой. Они, конечно, подобрались, увели взгляд, но я-то понимал, что уже спустя полчаса вся больница будет гудеть пчелиным роем. Обсуждать причины ссоры. А кто-то, наверняка, ухмыльнется, и не прерывая работы пошутит: «Милые бранятся, только тешатся».
— Ладно. Ладно! Погорячился, — крикнул вдогонку охамевший Новиков, тяжело поднимаясь. — В пятницу-то придешь?
Я остановился, и напряг челюсти, сдерживая желание послать приятеля куда подальше.
— Придем, — проворчал я через плечо, и направился к ординаторской, на ходу кивая знакомым.
Ночь прошла быстро. Одна пересадка, занявшая почти три часа, девочка с отрезанным пальцем и алкаш с желтухой. Последний уже не жилец, но тем не менее его подлатают и снова выпустят в большой мир.
Лицемерие врачей? Недосмотр государства? Главное работа выполнена, пациент жив, а как только его увозят из больницы, моя ответственность заканчивается.
Гораздо позже, под утро, когда первые лучи солнца коснулись здания больницы и конкретно окна, на котором я и засел, мне на телефон пришло очередное сообщение. Я был еще в хирургической форме и по окончанию операции все-таки спросил у Ани, как она добралась, хотя лишь взглядом проводил с балкона такси, унесшее ее домой.
Все-таки гололед, а она вышла в ночь. Анька написала, что с добралась с ветерком и в ответ поинтересовалась, как прошла операция.
«Нормально».
Все. Больше писать нам было нечего. Я долго думал, что еще сказать. Я вообще дико не любил безличное общение. Правда, иногда мне приходила в голову мысль таким образом порвать отношения, узел которых требовалось развязать уже давно.
Его вообще не стоило завязывать.
Димон прав.
Разница в возрасте была велика, это сопрягалось проблемами интересов.
Должно было, но нет.
И все же Аня была юной, наивной, а я циничным и уже за тридцать. Но даже не это было проблемой. Аня влюбилась, я видел это в ее больших глазах, в каждом движении, в каждом «Конечно, приеду», после которого она мчалась ко мне в любое время дня и ночи, отрицая собственную гордость и принципы.
Я не хотел причинять ей боль, но в данном случае анестезиолог не появится и не введет вещество, уносящее в мир грез и беспамятства. Нам придется расстаться, чтобы она нашла себе подходящего по возрасту и интересам парня, а я, наконец, перестал заниматься этой бабской фигней и сосредоточился на исследованиях и будущих испытаниях.
Только вот, бросить малышку пока не представлялось возможным. Её послушание, восхищение, все это было очень круто. И избавляться пока от этого кайфа не хотелось.
«Я пока свободен. Могу отвезти тебя на учебу».
Набрал я сообщение, и ударился об стекло затылком, и тут же вернул взгляд в экран смартфона. Что ответит?
Еще немного. Ты обязательно сможешь закончить эти отношения и завтра, или в субботу после дня рождения Новикова, или после нового года.
У меня давно бродила мысль показать Ане рождественский Лондон, сияющий красками и традиционной католической атмосферой праздника.
«Просто отвезти?».
«Не просто».
Я ответил сразу и спрыгнул с подоконника, как юнец, готовившийся к свиданию. Я отлично знал, что она ответит, потому что иначе быть и не могло. Она влюблялась. Уже влюбилась. А я эгоистично наслаждался ее восхищением, невинностью и податливостью. Мне нравилась некая зависимость, которую она от меня все больше приобретала.
Вот только ты, Сладенький, забываешь, что и сам нехило так подсел на все это. Огромные, синие глаза. В них горел огонь, сравнимый лишь с пожаром в твоем сердце. Она была из тех, кто жаждал жизни, хотел брать от нее все. И не меньше отдавать взамен.
«Да».
Я прикрыл глаза от предвкушения и помчался переодеваться.
Машина стояла под окнами пятиэтажного кирпичного дома советской постройки с приличным двориком и аллеей, из заснеженных тополей.
Мой ситроен был единственной тачкой, не припорошенной снегом и казался чужим в этом уютном дворике. Это подтверждали и любопытные носы, вытянутые сквозь приоткрытые шторки в нескольких окнах. Свет горел почти везде.
Утро начиналось и скоро Москва снова позовет в этот странный и дикий мир, в котором успеха добиваются лишь сильные и трудолюбивые. Либо те, кому очень повезло.
Я, к моему сожалению, не родился в рубашке. Мне никто не проплачивал бюджетное место, да и в больнице я начал с самых низов. Еще до того, как бразды правления взяла Марина, скинув отличного руководителя с помощью своего богатого мужа.
Вот она уж точно была везучей в отличие от тех, кто уже в шесть утра выходил из подъездов, с подозрением посматривая на мою машину.
Люди косились недолго, собственная жизнь занимала их гораздо больше. Уже через пару секунд они теряли интерес ко мне и выходили из арки. Только пара одинаковых парней долго еще оглядывались на авто, словно пара не очень опытных шпионов.
Я ощутил некий дискомфорт от того, что приехал за Аней сам. Это было странно, учитывая, что я уже долго думаю, как искоренить эту такую вредную привычку.
Из того же подъезда, что и близнецы, наконец, выскочила Анька в своем обычном голубом пуховичке, вот только вместо привычных джинс, на стройных ножках к моему удовольствию колыхалась юбка.
Мир вокруг как-то разом окрасился сумеречными красками, на фоне которых выделялась Анька, как яркое пятнышко, особенно ее улыбка.
Времени терять не стоило.
Порой страсть требует стремительных решений, иначе в последствии сожаление и неудовлетворенность сожрут тебя. Особенно это играло свою роль, когда ежедневно сталкиваешься с жизнью и смертью.
Я наклонился к пассажирской двери и открыл ее раньше, чем ручки коснулась Аня. Эти несколько мгновений я любовался тем, как ветер колыхает ее темные волосы, как снежинки, подобно бриллиантам, ложатся на капюшон.
Она ведь достойна драгоценностей. Скоро, очень скоро мужчины будут осыпать ее ими, и от этого болезненно сжималось горло. Может быть, поэтому мне хотелось стать первым во всем, даже в том, кто подарит ей первый дорогущий камушек.
Не успела закрыться за Аней дверь, я рванул с места и развернулся, но тут же затормозил.
— Пристегнись, — бросил на нее взгляд, стараясь игнорировать желание сжать вместо рычага переключения передач круглую коленку.
— И тебе привет, — улыбнулась она и сделала, как я сказал.
Совместные поездки сопровождались ощутимым дискомфортом, который мешал наслаждаться обществом девушки. Ни поговорить, ни пофлиртовать. Судя по тому, как напряженно Аня всматривалась в лобовуху, я был не одинок в своих ощущениях.
Конечно, это все не могло не навеять воспоминаний об аварии, из-за которой я теперь сильно напоминал доктора Хауса из зарубежного сериала. Тоже хромой, тоже злой и циничный. Разве что не наркоман. Хотя…
Я бросил взгляд на Аню.
Мда… Кажется, сходства больше, чем я думал.
Москва большой город, чем-то напоминающий лабиринт со своими потайными закоулками и ходами.
Я заехал на одну из многочисленных платных стоянок в десяти минутах езды от университета Ани. Или Академии? Мне, честно, было все равно.
Она перестала улыбаться резко, как будто внутри нее переключился свет. С яркого, дневного, на приглушенный.
Она стала дышать чаще. С первого взгляда это могло бы походить на тахикардию, если бы я не знал причину подобного состояния. Волнение, предвкушение.
Умница. Какая же она все-таки умница. Все понимает. Все принимает. Не ноет, что мы редко видимся, хотя за время знакомства наши встречи вне больницы можно было пересчитать по пальцам.
Не лепечет всякую романтическую бредятину и не ждет этого от меня. Ждет, конечно, но не требует. Идеальный вариант, если бы не то, что я сам, кажется, залип на ней. Это напрягало. Сильно. До злости.
Нет в ней ничего такого! Ведь, нет?
Ну да, давай, Рома, ври сам себе. Где ты еще одну такую сыщешь?
Этот момент напоминал предгрозовое летнее время, когда воздух становится душным, запахи слышатся отчетливее, а голова болит в ожидании того, что небеса разверзнутся и осветятся яркой вспышкой молнии.
Когда я с ней, когда вот смотрю в её глаза, все остальное становится неважным, особенно мысли о разрыве. Как можно отказать себе в удовольствии разглядывать ее нежное лицо со сливочного цвета кожей, касание к которой вызывает толпы мурашек по спине.
Я обхватил щеку рукой, словно убаюкивая в колыбели, и Аня судорожно вздохнув, прикрыла глаза.
Она открыла глаза, и больше ничего не осталось. Мир сузился до размеров салона машины.
— Рома, времени мало, мне к восьми, — тихо напомнила Аня.
— Попроси, — предложил я, терзая как её, так и себя. Но я хотел услышать, что она здесь добровольно. Я желал знать, что она не считает себя привязанной. Она должна сама, добровольно быть со мной.
— Рома, — зазвенел ее голос, а в глазах полыхнул огонек гнева. — Ну, сколько можно, я сейчас начну думать, что не нравлюсь тебе.
Тяжелое, горячее дыхание смешивалось, сердца бились в унисон. Больше не было недомолвок, сомнений, обид.
***
Еще немного и меня накрыло осознание ошибки. Она промолчала, поджимая губы, смотря на меня обиженно и зло.
И я отвечал тем же, словно она была виновата в том, что я первый раз в жизни не воспользовался защитой.
Я всегда думал, что знаю, как обижается Аня. Очевидно, моя грубость стала крайней точкой.
— Ну что ты так смотришь? Решила родить в восемнадцать лет?
Аня промолчала, и, вздернув подбородок, повернулась спиной и выскочила из машины.
— Дверь не вырви, одну машину уже разбили по твоей милости! — ляпнул я и резко замолчал. Дурак.
Она прищурилась, показала неприличный знак и со всей дури хлопнула дверью.
— Больная, — пробормотал я в трясущейся от удара машине. Я уже пересел на свое место и завел двигатель. Аня так и не появилась.
— Вот только не надо снова, — рявкнул я и вылез из машины. Она шла вдоль столбов уже одетая в джинсы, но без пуховика и своей сумки.
Вот ты дурак, Сладенький. Непроходимый идиот. Сам не подумал, а на девчонку наорал.
Я не стал кричать ей вслед, а просто сел в машину и подъехал прямо к ней, открыв на ходу дверь.
— Не дури, Птичка, я виноват, — покаялся же еще. — Погорячился.
— Отстань. Я сама доеду, — буркнула она, но остановилась и обняла себя руками.
— Тогда я просто запихну тебя в машину и отвезу к себе. Прогуляешь раз в жизни занятия. Согласна?
Это подействовало. Прогуливать она не собиралась. Опустила руки, и с тяжелым вздохом забралась в машину.
Прошло, наверное, минут десять тягостного молчания. Я уже успел покружиться по стоянке и найти выезд.
— Если ты хочешь все закончить, то надо просто об этом сказать, а не рвать мне душу, — заговорила она.
— Рвешь душу ты себе сама, — уточнил я, лавируя по дороге. — Нечего было влюбляться. Я предупреждал, — взглянув в покрасневшее от стыда лицо.
— Значит, ты слышал.
— Лучше бы не слышал, да и без слов было понятно. И я не собирался рвать с тобой.
— Врешь, — отрезала она, сверкнув глазами.
— Да.
После моего ответа воцарилось молчание, нарушаемое лишь приятным стуком колес по асфальту и урчанием двигателя.
Я смотрел на пробегающие мимо машины, они как снежинки разные, непостижимые и двигающиеся по четко заданному направлению. Вот и Аня. Непостижимая. Прекрасная. Талантливая. И кроме красоты и умений танцевать, у нее был еще один удивительный талант.
Распознавать ложь. По жестам, по мимике лица, по движениям тела. Особенность танцоров. Несколько, надо сказать, раздражающая.
— Я был груб.
— Это не извинение, это констатация факта.
— Верно. Прости, — не стал я спорить. — А еще факт в том, что ребенок ни тебе, ни мне не нужен. И факт, что я забыл о защите впервые в жизни. Из-за тебя.
— Я приму это, как комплимент, — ухмыльнулась она, отворачиваясь.
— Это не комплимент, черт тебя дери, это тоже долбанный факт, — взревел я, чувствуя обжигающую злость.
— Не ори, пожалуйста, мы в машине, — попросила она так тихо и испуганно, что меня сразу отпустило. Особенно, когда я понял, что превысил допустимую отметку скорости.
— Значит, ты все-таки винишь меня, — вдруг сказала она, и я чертыхнулся, увидев слезы. О, это страшное женское оружие. Страшное потому что Аня никогда им не пользовалась, а значит, плакала по-настоящему.
— Аня. Никогда ничего нельзя знать наперед, понимаешь. Но нужно предотвращать неприятности заранее. Хотя бы стараться, — попытался я втолковать ей истину жизни, останавливаясь у старинного здания с колоннами и высокой лестницей, где и располагалось учебное заведение, выпускающее танцоров.
— Ребенок не может быть неприятностью, — изрекла Аня, и я тяжело вздохнул. Сама же все понимает и все равно спорит. Самой ведь не нужен сейчас ребенок, ей нужна карьера. Но эта влюбленность в меня похоже вскрыла в ней, таящиеся в почти каждой женщине, материнские инстинкты.
— Поверь мне, Анечка, я буду не самым лучшим отцом, — попытался я свести все в шутку.
— Да ты и мужчина не очень, — сказала она, показав пальчиками размер чего-то.
Это было неожиданно, настолько, что я зло вскинулся и попытался схватить её, но она выскочила из машины и резко взобралась по лестнице вверх.
И я хотел побежать за ней и доказать снова, как она не права насчет моего размера, но тут звякнул телефон.
— Кого еще нелегкая принесла?
Звонил лаборант, который отвечал за оборудование. Что-то сломалось и я, забыв обо всем, завел двигатель. Выжав сцепление, я включил первую передачу и развернулся.
Уже выруливая на дорогу, я заметил стоящего у колонны щегольского вида кудрявого парня, в объятия которого вплыла Аня.
Артур Веселов.
***
Конец 16 главы. Глава 17 (скоро здесь появится ссылка)
(Предыдущие Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15)
Подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение!