Из "Отрывков, касающихся России" и взятых из секретной политической и литературной переписки, опубликованные в Лондоне в 1787 году
Париж, 1-го июля 1774 г.
Несколько месяцев спустя после смерти короля (Людовик XV), некий танцор из оперы, по фамилии Жан Доберваль (d'Auberval), разоренный и в долгах, распустил слух, будто русская императрица (здесь Екатерина II), велела предложить ему блестящее положение, если он переедет в Петербург.
Графиня Дюбарри (любовница скончавшегося в этом году Людовика XV-гo) вообразила, что честь и интересы ее нации требуют отразить и воспротивиться такой утрате. Она устроила сбор, неприличный и по своей цели, и по тому, как она действовала: всех она заставляла принимать участие в этом сборе. Ей удалось уплатить долги танцора, и она вообразила, что покрыла себя славою, сохранив его для Франции.
Париж, 15 июля 1774 г.
Всем известно, что герцог де Шуазёль - виновник возгоревшейся войны между Россией и Портой. Однажды вечером, по возвращении его домой, швейцар подает ему письмо, принесенное савояром. Оно было помечено "из Венеции", написано неизвестным почерком и без подписи. Вот что он прочел в нем:
"В совете русской императрицы решено вооружить флот, предназначенный для Средиземного моря и долженствующий атаковать турок в Морее, где русские уже подготовили соумышленников; мы сочли долгом уведомить вас об этом".
Такой замысел показался Шуазёлю до того необыкновенным и неправдоподобным, что он не обратил внимание на полученное уведомление и сначала никому о нем не сказал; между тем он не замедлил узнавать об основательности известия и в то же время получил второе письмо, опять из Венеции, написанное тем же почерком и опять без подписи.
В нем сообщалось: "Теперь вы не можете не знать, что сведения, сообщенные вам мною, были достоверны; не менее достоверно то, что русский флот продолжает спешно вооружаться, и конечно, французский и испанский дворы не посмотрят на это равнодушно".
Тогда герцог Шуазёль уж больше не колебался и отнес оба полученные им письма в государственный совет короля, где и предложил вооружиться заодно с Испанией и объявить "враждебным" любое русское военное судно, которое войдет в Средиземное море. Министры, знавшие миролюбивые намерения покойного короля, были противного мнения и полагались во всем на Провидение.
Наконец пришло третье письмо приблизительно в следующих выражениях: "Очень странно, что вы не обратили никакого внимания на полученные от меня уведомления; между тем вы должны были признать их правдивость. В последний раз да будет вам известно, что русский флот готов сняться с якоря. Ему приказано зайти в Англию и если Франция и Испания сделают малейшую демонстрацию, русский флот дальше не пойдет".
Герцог Шуазёль и это письмо представил на усмотрение короля и более чем когда либо настаивал на необходимости, сговорившись с испанцами, послать в Тулон самый спешный приказ о вооружении всех находившихся там судов. Миролюбивое настроение короля и его министерства раздражило Шуазёля.
Он думает, что известия эти присылались ему прусским королем (Фридрих II), который был очень рад возжечь войну, дабы извлечь пользу из возникавших в Польше смут. Тот же дух миролюбия помешал покойному королю принять участие в этих смутах. Достоверно, что когда смуты начали обнаруживаться, германский император (Иосиф II) написал ему два письма, приглашая присоединить его силы к своим против прусского короля.
Париж, 25-го ноября 1775 г.
При дворе играли трагедию "Меншиков", автором которой Лагарп (Жан-Франсуа де). Вот смысл этого "романического imbroglio" (так называется театральное представление путанного содержания), прикрытого пышным названием "трагедии".
Меншиков сослан в сибирские пустыни: сцена представляет это ужасное место, и декорации исполнены прекрасно; видны жалкие лачуги, деревья, в некотором роде стонущие под тяжестью снега. Все это очень красиво; но посмотрим, должен ли поэт делить успех декоратора.
Итак, Меншиков находится в числе тех несчастных жертв, которые влачат свою жизнь и страдания в этом печальном месте. Кого же он там встречает? Некоего Вольдемара, которого он, во времена своей власти, велел сослать в Сибирь. Следовало ожидать, что это лицо будет явным врагом Меншикова и что он питает к нему чувство мести.
Ему недостаточно упрекать опального вельможу в том, что он сослал его: Меншиков имеет еще преимущество над Вольдемаром в одной любовной интриге. Арсения должна была выйти замуж за одного должностного человека, который был страстно в нее влюблен; он женился на ней (плодом этого брака был сын), а затем с ней развелся, чем сильно ее озлобил.
В этой ужасной пустыне Меншиков испытывал еще более раздирающую скорбь, чем ссылку - угрызение совести: он вспоминал очарование и добродетель своей супруги и не скрывал от своего сына, который последовал за ним в Сибирь, насколько эти воспоминания его мучили. Вид Вольдемара усиливал его горесть.
Со своей стороны Вольдемар, в некотором роде, наслаждался слезами своего врага и собирался пользоваться случаями, чтобы наругаться над его страданиями. Это роль, в которой "слабый" автор постоянно имел перед глазами "Атрею" знаменитого Кребийона (Клод); но как велика разница между копией и оригиналом!
В ту минуту, как Меншиков предается исчислению своих бед, входят две женщины, ищущие его; одна из них Арсения, которая, забыв оскорбление, нанесенное ей Меншиковым, видя единственно его несчастное положение, является, чтобы разделить с ним бедствие ссылки и чтобы попытаться ее смягчить.
Она опять находит своего сына, что производит сцену, не лишенную интереса. Между тем Вольдемар получил от двора помилование; он даже назначен губернатором этого края, так что, от положения ссыльного переходит в положение повелителя. Первое его исступление обрушивается на Меньшикова; он сгорает жаждой мести.
Он велит арестовать Меншикова и его сына, сообщает Арсении, что непременно ей нужно выйти за него замуж; если же она ему откажет, ее сын погибнет. Он доходит до того, что с нею идет к Меншикову, чтобы тот уговорил ее согласиться на этот брак.
Сцена между Арсенией и Меншиковым. Наконец, когда она решилась идти под венец, она находит под ногами труп своего сына и в отчаянии закалывает Вольдемара. Суд помиловал эту женщину и Меншикова.
Таков приблизительно "план" этого жалкого романа. Эта пьеса имела тот успех, на который она должна была рассчитывать, т. е. она не понравилась. Хлопали только в двух или трех местах и возмущались чудовищными недостатками, обезобразившими драму.
Кроме несвязности между сценами, холодности, убивающей всю пьесу, растянутости и бесцветности слога, хотелось бы спросить автора: воображал ли он, что следует здравому смыслу и природе, заставляя человека, желающего нравиться матери, убить ее сына?
Хотели найти в плохой трагедии Лагарпа намеков. Думали узнать в Меншикове одного опального министра, пользующегося большою известностью и имеющего сторонников.
Версаль, 26 июля 1775 года
Знаменитый граф Орлов (Григорий Григорьевич) и генерал Бауэр (Фёдор Виллимович) здесь очень хорошо приняты. Первый из них привлекает взоры своею пОстатью и своими бриллиантами, которых у него так много, что он ими покрыт. Наши девушки таращут глаза на его широкие плечи. Вы вероятно знаете, что он, бывши простым гвардейским прапорщиком при Петре III, мог бы два года тому назад сделаться королем Македонским, если бы вельможи не напугали по этому поводу "Северную Семирамиду".
Теперь граф Орлов путешествует по-царски. Постоянные его доходы безмерны; Императрица же платит ему по 25 тысяч рублей ежемесячно. "Откуда у нее берутся средства на покрытие таких расходов", - это загадка для политиков, которым известны доходы русской империи.
После императрицы Елизаветы осталось 8700 сшитых платьев и несметное множество всякого рода материй в кусках или разрезанных. Эта государыня одержима была страхом смерти. В последние годы ее жизни каждое кровопускание стоило 750 рублей; три врача получали по две тысячи, а хирург полторы тысячи. Каждому из них она обещала по 25 тысяч рублей, если они её вылечат. Но образ жизни вела она беспорядочный. Часто кушала за обедом пищу, приготовленную ей для ужина. Придворные дамы угощали ее необыкновенными яствами.
Другие публикации:
- Стыдно королю Франции, в XVIII столетии, умереть от оспы (Письма Екатерины II к барону Фридриху Мельхиору Гримму (1774-1796))
- Собственноручное черновое письмо Екатерины II Д’Аламберу "о пленных французах, находящихся в России"
- Не опасаясь никого оскорбить, царица встала и удалилась с "позорища" (Из рассказов князя Евгения Львова)
- Екатерина Великая, любимая при жизни, была поругана по смерти (Из воспоминаний Александра Ивановича Рибопьера)