Продолжение воспоминаний Александра Ивановича Рибопьера
Ах, славное то было время, и как глупо старались время это впоследствии унизить (décrier)! Каждый чувствовал себя на своем месте. Высшее общество далеко было не то, каким оно сделалось впоследствии. Все крепко держались друг за друга.
Нелегко было в общество попасть: нужна была для этого особенная милость Государыни, или особенные личные качества. Я помню, какого шума наделало назначение, в угоду фельдмаршалу Суворову (Александр Васильевич), племянников его, Хвостова и Олешева, в камер-юнкеры. Правда, лицом они не взяли и родом не были имениты.
Теперь еще говорят: двор, но уже двора нет или, вернее, он вовсе переменил свой вид и свое значение. Конечно, при молодых и воинственных монархах, он не мог уже оставаться тем, чем был при Екатерине II.
Но двор не только изменили, его совершенно исказили. В былые времена, чтобы принадлежать ко двору, нужно было быть именитого рода, нужно было быть хорошо воспитану и, наконец, иметь состояние. От этого число придворных было крайне ограничено.
Кроме первых и вторых чинов, было всего 12 действительных камергеров в чине генерал-майоров и 12 камер-юнкеров в чине бригадиров или статских советников. Они постоянно дежурили при Государыне и Наследнике (Павел Петрович), составляя их ежедневное общество. Благодаря этому, их хорошо узнавали, оценивали и могли каждого назначить именно на то, на что он был годен.
Это был благородный рассадник, из которого, по справедливому выбору или же по особой монаршей милости, выходили министры, гражданские сановники, военачальники: ибо, чтобы быть в числе придворных (а они-то и составляют и должны составлять обыкновенное общество монарха), никто не покидал того поприща, к которому готовился.
Принадлежать ко двору, носить красные каблуки и иметь свободный доступ к Государыне считалось выше всего. Граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин, впоследствии фельдмаршал, уже в чине генерал-аншефа, был крайне польщен, получив камергерский ключ. Граф Александр Андреевич Безбородко, министр и Андреевский кавалер, принял звание гофмейстера (а это только второй чин двора) как величайшую милость.
Фрейлин было тоже всего 12. Получить шифр Екатерины было блаженством целой семьи. Сравнишь все это с тем, что видишь ныне, и поневоле скажешь, что двора уже не существует, или что значение слова этого вовсе изменилось. Что значат 324 человек малоизвестных камергеров и камер-юнкеров, пожалованных по представлению министра или же еще губернатора? Что такое 180 фрейлин?
Спрашивается, что же значит "обер", когда он подчинен другому, равному себе по чину, а иногда и младшему? (Я однажды предложил Государю Императору снова восстановить действительных камергеров и камер-юнкеров с прежними их правами. Избранные самим Государем, они дежурили бы ежедневно, составляли бы его общество и снова бы стали рассадником государственных людей, в которых мы так нуждаемся. Государь Николай Павлович мысль мою одобрил, но ходу ей не было дано (замечание графа Рибопьера)).
Милость Екатерины вела к успехам, богатству, чинам, одними словом, к фортуне. Сколько блестящих положений в свете она создала! Завоеваниями своими она обогатила тех, кто, верно, служил ей; в завоеваниях этих она черпала средства для награждения усердия и талантов и не могла сделать из них более благородного употребления. Новая Россия, отторгнутая у турок, была голою степью; Императрица, раздав земли в этом краю, обратила его в одну из самых прекрасных областей Империи.
Лицо, облеченное милостью Государыни, выводило из ничтожества всю свою родню, которой уже тогда принадлежали по праву и богатства, и места, и знаки отличия, и общее уважение. Обожание монархини было до того сильно развито в то время, что милость ее давала лицам, ею облеченным, неоспоримые права на внимание и почет общества. Разумеется, бывали злоупотребления; но где же их не бывает?
Екатерина имела редкую способность выбирать людей, и история оправдала почти все ее выборы. Бывали и при ней более или менее храбрые фрондеры; но, тем не менее, человек, облеченный ее милостью, был полновластен. Кто не жил в это время, не может составить понятия о том, каково было положение князя Потемкина (Григорий Александрович), или даже князя Зубова (Платон Александрович). Перед ними преклонялись не из подлости, а по уважению к выбору Государыни, по той религиозной привязанности, которую все к ней ощущали.
Екатерина, столь могущественная, столь любимая, столь восхваленная при жизни, была непростительно поругана по смерти. Дерзкие сочинения, ядовитые памфлеты распространяли на ее счет ложь и клевету. Вскоре вошло в моду позорить ту, которую принц де Линь так метко прозвал Екатериной "Великой". Долг каждого русского, даже каждого человека любящего правду - не только защитить память её против ругательств, на неё направленных, но еще громко воздать хвалу, подобающую её высоким качествами.
Если даже она не вполне свободна от упреков, все же, как женщина и как монархиня, она вполне достойна удивления. Славу прекрасного её царствования не мог затмить ни один из новейших монархов. Чтоб в этом убедиться, стоит только сравнить, чем была Россия в ту минуту, когда она вступила на престол, с тем, чем стала она, когда верховная власть перешла в руки Павла I.
Предводительствуя воинственным народом, она была победительницею всегда и везде, на море и на суше. Она присоединила к Империи богатейшие области на Юге и Западе. Как законодательница, она начертала мудрые и справедливые законы, очистив наше древнее уложение от всего устарелого.
Она почитала, охраняла и утверждала права всех народов, подчиненных ее власти. Она смягчала нравы и всюду распространяла просвещение. Вполне православная, она, однако признала первым догматом полнейшую веротерпимость: все вероисповедания были ею чтимы, и законы, по этому случаю изданные ею, до сих пор в силе.
Одним словом, она кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно. Живописцу Лампи поручено было написать портрет Екатерины для залы капитула ордена Св. Георгия, не задолго перед тем ею учреждённого. Он представил ее в полном придворном одеянии, а сзади изобразил бюст Петра Великого (?) с краткою надписью: "Начатое совершаешь".
Сколько правды и сколько похвалы в этих двух словах ее! Красивейшие здания Петербурга ею построены. Эрмитаж с богатейшими его коллекциями, Академия Художеств, Банк, гранитные набережные, гранитная облицовка Петропавловской крепости, памятник Петру Великому, решетка Летнего Сада и пр., - все это дела рук её.
Если судить о Екатерине как о женщине, то и тут надо признаться, что ни одна женщина не соединяла в себе столько превосходных качеств. Возвышенный ум, чувствительное и сострадательное сердце, мужественная твердость характера, увлекательная прелесть, тихий и ровный нрав, благородство, изящное обращение, внушающая и в тоже время чарующая наружность.
Меня не ослепляют ни мое к ней уважение, ни глубокое чувство признательности, и не только я не отвергаю огулом все то, в чем ее упрекают, но даже в иных случаях и сам нахожу, что она была неправа.
... Что касается до окончательного раздела Польши, Екатерина в нем гораздо менее виновна, чем Пруссия и Австрия, которые не имели ни малейшего повода к неудовольствиям, тогда как императрица, не упоминая уже о старинных спорах между Польшей и Россией, должна была требовать удовлетворения за варшавские убийства (1794).
Покинутая мужем, подвергаемая кровным обидам, Екатерина знала, что ее ожидает заключение в монастыре, куда хотел удалить ее Петр III, дабы жениться на графине Елисавете Романовне Воронцовой. Екатерина не захотела сдаться без боя и восстала против деспотической воли человека, заслужившего ненависть русских за презрение свое к России и приверженность ко всему немецкому.
Екатерина согласилась стать во главе недовольных, но на не ожидала развязки этой драмы. Смерть Петра Третьего ее глубоко опечалила, но дело шло не о слезах и сожалении. Надо было с первой же минуты взять в руки бразды правления и доказать, что она в состоянии снести все его бремя.
Она это сделала с редкою энергию и уменьем. Ее упрекают и в том, что она лишила сына престола и всю жизнь содержала в опеке. Но Павлу не было и 7-ми лет, когда умер его отец. Регентство повлекло бы за собою смуты, которых следовало всячески избегнуть. Екатерина мудро поступила, приняв венец, который ей предлагали, и вся Россия заликовала, узнав об этом. Сев на престол, она уже не могла его покинуть.
Быть может, ей следовало отречься от престола при совершеннолетии сына, но кто из русских посмеет ее в этом упрекнуть? Краткое царствование Павла слишком оправдало опасения Екатерины в этом отношении. Любимою мечтою ее было передать верховную власть внуку своему Александру Павловичу, воспитанием которого она сама занималась. Государственная польза, которая всегда руководила всеми действиями Екатерины, на этот раз не вполне её оправдывает.
Хотя любимцев Екатерины знал всякий, однако ничего в обращении её с ними не могло оскорбить общественное мнение. Она себя держала, даже во внутренних покоях, необыкновенно прилично и достойно. Никто в присутствии ее не осмеливался сделать какой-нибудь намек или сказать двусмысленное слово. Тем менее была она на это способна сама. Двор её был не только величав и великолепен, он был еще образцом хорошего вкуса и самого изысканного тона.
Всякий старался угодить ей по мере сил своих. Угодливость эту она вполне заслуживала, ибо постоянно была занята тем, как бы угодить другим. Это было беспрестанное излияние с ее стороны царского величия, не терявшего никогда своего достоинства и беспредельной благости, а со стороны подданных такой же беспредельной любви.
К многочисленным качествам Екатерины надо присоединить редкий, и едва ли не самый полезный для подданных, в государстве самодержавном, талант избирать и находить достойных сотрудников. Никакое царствование не представляло так много замечательных людей по всем отраслям государственной деятельности. Перечесть всех нет возможности.
Из любимцев Екатерины я знавал пятерых.
Полу-образованный и полу-дикий гений, Потемкин наполнил мир своею славою. Он был президентом Военной Коллегии, что ныне военный министр, был фельдмаршал, был самым влиятельным членом тайного совета, вел переговоры с иностранными министрами, которые все без исключения за ним ухаживали; был генерал-адъютантом, адмиралом, камергером, кавалером всех русских орденов и пр.
Он постоянно останавливался во дворце, входил без доклада к Государыне. Он командовал всем, и никто не смел ему прекословить. Он выбирал любимцев, поддерживал или ронял, всегда с согласия Государыни, за одним впрочем, исключением. Подобно Екатерине, он был эпикурейцем. Чувственные удовольствия занимали важное место в его жизни; он страстно любил женщин и страстям своим не знал преграды. Он вызвал ко двору пятерых дочерей сестры своей Марфы Александровны Энгельгардт и по смерти её объявил себя их отцом и покровителем.
С ними обращались почти как с великими княжнами. Из них, теща моя, княгиня Татьяна Васильевна Юсупова держала себя очень строго; а Надежда Васильевна Шепелева была очень дурна собою. О других умалчиваю.
Состояние князя Потемкина было огромно; он никогда не думал о женитьбе, что подтверждает слух о его тайном браке, никогда не имел детей и оставил огромные свои богатства многочисленным племянникам и племянницам, которые все без исключения разбогатели после его смерти.
Он одно время думал пойти в монахи, чтобы сделаться архиереем: это был единственный сан, не достававший его честолюбию. Потемкин был очень приятен в обращении, крайне снисходителен и добр к подчиненным. Он любил моего отца, который был его адъютантом и, вызвав меня однажды к себе, принял с отменною добротой. Я его один этот раз видел вблизи.
Мне было тогда восемь лет, и я очень испугался, когда он вдруг поднял меня могучими своими руками. Он был огромного роста. Как теперь его вижу одетого в широкий шлафрок, с голою грудью, поросшею волосами.
Граф Петр Васильевич Завадовский, малоросс, был высок ростом и красив лицом. Он был деловым человеком и, оставив двор, занимал с успехом разные должности. Он умер при Александре I, быв первым министром народного просвещения. Семен Григорьевич Зорич был писанный красавец, но весьма ограничен и без всякого воспитания. Впрочем, он был добрейший из смертных и жил, по окончании своего случая, в Шклове, великолепном имении, подаренном ему Екатериною при отставке. Он основал там кадетский корпус, переведенный теперь в Кострому, и жил истым вельможей. В детстве я часто бывал у него в Шклове. Белорусское имение наше находилось всего в 40 верстах оттуда. О Мамонове я уже говорил.
Удар был причиною её смерти. Она упала, выходя из гардеробной и, не смотря на все медицинские пособия, не могла быть спасена. За час до этой катастрофы, она велела сказать князю Зубову, присылавшему, как он это делал каждое утро, узнать о ее здоровье: "что она никогда себя так хорошо не чувствовала".
Царствование Павла I-го походит на бурю, которая всё сносит, всё вырывает, всё уничтожает, всё обезображивает, ничего не преобразуя. Сделавшись Императором, он разом захотел всё изменить. Он нарядил в форменное платье не одних военных, но и всех придворных, которые до тех пор облекались в самое изящное и богатое платье по своему усмотрению.
Виндзорский покрой, за исключением цвета, послужил образцом для малого мундира, что же касается до полной формы, то шитье он снял со старого бироновского кафтана; кафтан этот увидел он на Ненчини, певце-буфе итальянской оперы. Родившись с необузданными, но долгое время подавленными страстями, Павел I захотел, чтобы все разом подчинилось его воле.
Любя вообще простоту, Павел допускал пышность в одних лишь церемониях, до которых он был большой охотник. Я был свидетелем его вступления в должность гроссмейстера державного ордена Св. Иоанна Иерусалимского. Он слишком серьезно взирал на это дело и слишком поспешно принял новый сан этот. Он роздал огромное число командорских и кавалерских крестов.
Он заставил императрицу и всех великих княгинь и княжон носить мальтийские кресты. Он разрешил основание командорств и кавалерств во всех семействах, которые того просили. Он составил себе мальтийский двор и заказал для лакеев мальтийскую ливрею. Ему привезли частицу мощей Св. Иоанна, которая многие столетия хранилась на острове Мальте, он ее положил в Гатчине и учредил праздник в честь этого перенесения.
Не обращая внимания на обеты безбрачия, он, сам супруг и отец, окружал себя женатыми мальтийцами. По обычаю гроссмейстеров, ему понадобились оруженосцы. Он их назначил из четырех гвардейских полков: Нефедьева из Преображенского, Неклюдова из Семёновского, Опочинина из Измайловского и меня из Конной Гвардии.
Нас нарядили в мальтийские мундиры, и с обнаженными палашами мы окружали Государя, когда он шел церемониально или в придворную церковь или в аудиенц-залу, где, между прочим он принял так называемое Мальтийское посольство. Во главе оного находился граф Литта (Лоренцо), с которого папа только что снял обет безбрачия и которого брат его кардинал Литта (Ренато), в то время папский нунций в России, обвенчал с моей теткой (Екатерина Васильевна Энгельгардт).
Ничего не было страннее этого переряживания двора русского в мальтийцев. Сам Государь, поверх носимого им постоянно преображенского мундира, надувал далматик из пунцового бархата, шитый жемчугом, а поверх широкое одеяние из чёрного бархата, с правого плеча спускался широкий шелковый позумент, называемый "страстями", потому что на нем разными шелками подробно изображены были страдания Спасителя.
Слагая императорскую корону, он надевал в этих случаях венец гроссмейстеров и выступал рассчитанным, но в тоже время отрывистым, шагом. Тончи изобразил его в этом одеянии. Что касается до нас, гвардейских офицеров, которых сажали в тюрьму или выключали из службы за малейшее отступление от формы, за цвет сукна или подкладки, за не так пришитую пуговицу, или буклю выбившуюся из форменной прически, мы принуждены были снять свои мундиры, одеться в пунцовое одеяние с черными бархатными отворотами, вместо цветов Империи носить мальтийскую кокарду и опоясаться мечом, вовсе не походившим на наши сабли.
Однако решение сделаться мальтийским гроссмейстером скрывало в себе честолюбивую, но высокую цель, которая могла бы оказаться весьма плодотворною, если бы она могла быть достигнута. Цель эта, была доставить русскому флоту надежную стоянку в Средиземном море и кроме того приобрести для России нравственную поддержку всего европейского дворянства, сильно заинтересованного сохранением целости Мальтийского ордена.