Конец мучений: смерть или спасение?
От автора:
Основано на событиях, изложенных в сериях 2 и 13 дорамы "Бесконечная тоска в разлуке с тобой". Небольшие расхождения с сериалом прошу считать авторским произволом и бурно не реагировать:)
Вопрос: А вы никогда не задумывались о том, как же Тушань Хоу докатился до того, что он сделал с братом? И что на самом деле испытал Цзин, как он ощущал и переживал творимый над ним беспредел? Меня мучила эта мысль и родился вот такой текст.
«Неужели конец… как глупо… никчёмно», - пронеслась в гудящей голове смутная мысль. Сознание путалось, связных мыслей почти не осталось. Нещадно болело все тело - истерзанное, изъязвленное ожогами и более глубокими ранами. Перебитая нога давно онемела, а причиняемая ею нестерпимая боль отошла на задний план, превратившись в тупую, вечно ноющую занозу.
Юноша в изодранных лохмотьях: ужасно грязный, покрытый ранами, струпьями и язвами самого неприглядного вида, с волосами неопределяемого цвета, сбившимися в безобразные колтуны, лежал на животе в кустах на речном берегу, бессильно обмякнув. Он чувствовал, что искра жизни готова покинуть его измученную телесную оболочку и даже был рад этому — слишком много страданий, слишком долго он испытывал муки, слишком разуверился в этом мире и в самом себе.
Он уже почти забыл, как его зовут и кто он такой — три года зверских пыток и побоев измочалили его некогда прекрасную нежную кожу, не знавшую ранее ни палящего солнца, ни пронизывающего ветра, ни жестокого холода. В той прошлой, счастливой жизни, к ней не прикасалось ничего более грубого, чем тончайший шелк изысканных одеяний, по статусу полагавшихся наследнику богатейшего торгового рода Тушань.
«Ну что ж, - горько усмехнулся про себя юноша, - я был наказан за свою беспечность. Но разве я хотел… разве я мог представить себе, до чего жесток окажется человек, когда-то бывший самым близким, любимым… самым родным...». Покрытое грязью лицо исказилось гримасой боли, но то была не физическая боль — к ней он давно привык и сроднился, как с неизбежным злом. Это были страдания бессмертной божественной души, преданной и уязвленной в самую суть. Родной брат, презрев законы мирские и небесные, пытался убить Цзиня — своего младшего, неимоверно талантливого брата, возжелав стать вместо него наследником рода.
Мальчики, братья по отцу, росли и жили дружно: старший брат, Хоу, всегда опекал своего младшего братца. Казалось, не было во всем мире более заботливого и нежно-трепетного старшего. Цзин платил ему за это верной любовью и почитал своего гэгэ, заменившего ему отца.
Но черная зависть, подпитываемая жестоким отношением матери, которой Хоу был не родным сыном (что от него скрывалось), взрастала в сердце мальчика и зрела там, словно гадкая, мерзкая опухоль. Она оплетала его своими щупальцами, вонзала в него цепкие шипы, не позволяя вырвать себя иначе как вместе с кровоточащим сердцем, нанеся смертельную рану. Четыреста лет жили братья мирно, но после смерти мачехи, Хоу открылась правда о том, что он был рожден не почившей матерью, которой всю свою жизнь старался угодить, заслужив ее любовь, и что ему никогда не стать главой клана. Хоу женили на служанке, окончательно лишив его шансов на восхождение к вершине.
Это стало последней каплей, переполнившей сосуд с непроглядно-черным содержимым из ненависти и злобы на несправедливость окружающего мира. Тьма одолела некогда нормального, достойного во всех смыслах мужчину: заботливого брата, почтительного сына, прекрасного воина, умелого охотника, талантливого управляющего торговыми домами. Разум его помутился, и вся накопленная жестокость, взращенная на черных мыслях и душевных страданиях, обрела объект и точку приложения силы, вырвавшись наружу. Хоу решил не просто убить стоявшего на его пути брата, который пусть и незначительно, но превосходил его во всем и всегда ставился ему в пример. Он захотел растоптать его спокойную убежденность в своем праве на достоинство и счастье, уничтожить медленно, постепенно, чтобы и Цзинь испытал, впитал до костей всю ту муку, что копил и держал в себе Хоу сотни лет!
Ничего не подозревающего младшего брата Хоу заманил в ловушку-темницу. Сковав по рукам и ногам волшебными цепями из костей дракона, лишил даже шанса на спасение, так как они гасили любую духовную силу, даже такую мощную, какой обладал Цзин, являвшийся воплощением духа девятихвостого белоснежного лиса.
Сначала Цзин не понимал, что происходит и не мог поверить своим глазам и ушам. Родной брат душил его собственными руками, осыпая руганью и прожигая ненавидящим взглядом бездонных темных глаз, в глубинах которых адским пламенем мерцал огонёк безумия.
Он ещё пытался найти причину, оправдание, какое-то разумное объяснение творящемуся ужасу. Может Хоу околдовали, подчинили чужой злой воле? Может это и не он вовсе, а злобный дух, под личиной брата творящий беспредел, а настоящий гэгэ убит и пожран этим демоном преисподней?
Но чем дольше юный наследник клана слушал речи старшего брата, тем больше убеждался в самом невероятном - гэгэ ненавидит его! Люто, страшно. Он даже не видит в брате человека, только вещь, досадную помеху на пути к заветной цели.
Это осознание было настолько чудовищно, что Цзин почти сразу сломался. Вместо того, чтобы продумывать планы спасения и искать любой путь и способ убедить брата отпустить его, он весь поник, как нежно-лелеемый ранее цветок, вдруг вырванный с корнем безжалостной рукой садовника, словно ничтожный сорняк, не достойный занимать даже один чи драгоценной земли возделываемого с любовью сада.
Если бы только он не потерял способность говорить! Но жестокие руки брата что-то повредили в горле, и оно могло издавать лишь едва слышный сип и нечленораздельное мычание. А одного взгляда кротких и умоляющих глаз оказалось, увы, недостаточно, чтобы передать обезумевшему брату всё, что хотел сказать ему истязаемый младший.
Наверное всё же Хоу испытывал угрызения совести, осознавая всю порочность содеянного им, а потому он всячески избегал смотреть Цзиню в глаза. И собственноручно наносил один за другим жесточайшие удары по лицу, чтобы взгляд брата не укорял его молчаливо, не жёг огнём...
Стадия отрицания происходящего ужаса прошла быстро и наступило оцепенение, а затем и смирение. Ничто больше не могло исторгнуть из груди юного княжича хрипа боли и отчаяния: никакие пытки и издевательства подручных Хоу - сам он достаточно быстро прекратил истязания, излив первоначально накопленный гнев. Возможно, старший брат ужаснулся деяниям своих рук, а потому лишь иногда наведывался в пещеру, чтобы осыпать брата новой порцией издевательских речей. Он повелел подручным изредка кормить и поить пленника, а если будет отказываться, то подпитывать духовными силами, чтобы этот некогда почти всемогущий человек не умер, а продолжал мучиться изо дня в день от собственного бессилия.
А затем… Цзин смутно помнил прошедшие годы, полные боли и чудовищных пыток. Большую часть времени он, израненный, бессильно висел на цепях в кромешной мгле затерянной в горах пещеры. Раны ныли, но он не мог умереть — они не были настолько сильны, чтобы добить его божественный дух. Часть из них заживала, оставляя после себя кривые, глубокие шрамы, часть превращалась в незаживающие, кровоточащие язвы.
Как часто старший брат являлся к нему, бывшей наследник клана Тушань, а ныне — бесправный пленник, потерявший человеческий облик и достоинство, не знал. Лишенный даже дара речи: из-за травмы горла, нанесенной ему Хоу, и стонов, которые невозможно было сдержать во время мучительных истязаний, его прекрасный голос практически исчез. Так что Цзин мог только слабо хрипеть, но не мог спросить вслух у своего гэгэ, не мог взмолиться:
- За что? Почему ты так со мной, старший брат? Забери себе титул, забери клан, я готов отдать их тебе — ты же способный, ты справишься с ними. Только не будь таким, очни-ись!
Все эти мысли бесконечной каруселью кружились в голове Цзиня, пока он медленно сходил с ума от одиночества, боли, жажды и голода в гулкой и холодной скалистой темнице, но он не мог их выразить — некому и нечем было высказать полные невыносимой душевной муки и надежды слова.
Юноша давно потерял счет дням и месяцам, его существование, а жизнью это нельзя было назвать, превратилось в одну сплошную, бесконечную и беззвучную ночь, тишину которой нарушали только его хриплое, болезненное дыхание, да звук воды, размеренно капающей с потолка пещеры в небольшое озерцо, образовавшееся в углублении на полу.
В какой-то момент Хоу вытащил полумертвого Цзиня из темницы и перенес его в центр Цинцю — города, княжичем, которого тот когда-то являлся и жители которого бесконечно и безмерно славили юного наследника Тушаней, Там он бросил брата под ноги шатающейся по улице толпе. В истерзанном нищем, покрытом грязью и ранами, с еле прикрытым обрывками вонючего тряпья срамом, никак нельзя было признать прекрасного, возвышенного и одухотворенного юношу, мастера игры на цине, лучшего каллиграфа и игрока в го.
Прохожие шарахались, как от чумного, когда он тянул к ним руки и пытался ползти, лишь без толку елозя в пыли пробитыми гвоздями ступнями и почти не продвигаясь вперед. Цзин мычал, желая, но жестоко лишенный такой возможности, крикнуть во всю мочь, до предела напрягая истерзанную грудь:
- Это я! Это я, ваш княжич! Помогите же мне, я безмерно страдаю… Я столько раз вам помогал и благодетельствовал, где же ваши благодарность и признательность? Спасите меня!
Но никто, ни один из тех, кто был знаком с прекрасным Тушанем Цзинем в его прежней блистательной ипостаси, конечно же не узнал его, более того — он был гоним, осмеян.
Дети бросали в него гнилые овощи и камни, вынуждая неуклюже сжиматься в комок, подставляя под удары израненные руки в бесплодной попытке уберечь хотя бы голову.
В итоге, протащив своего пленника по улицам разных городов Дахуана, насмехаясь и оскорбляя, беспрепятственно позволяя злобной толпе его добивать, Хоу счел, что достаточно унизил некогда гордую натуру, и бросил Цзиня на неминуемую смерть в густых зарослях осоки у реки, протекавшей вдоль селения Циншу. Видимо, собственноручно убить брата, хоть и страстно ненавидимого, Хоу все же не посмел — так и не смог переступить через грань, призрачную, но все же непреодолимую, сотканную из их родственных уз и общего счастливого детства.
Теперь Цзин был готов уйти в небытие. Он возжелал смерти, осознав, что не нужен никому в этом мире и лучше поскорее прекратить столь жалкое и ничтожное существование, разом оборвав страдания, и почти уже испустил дух, как вдруг услышал шорох раздвигаемых стеблей травы, и чьи-то молодые и бодрые голоса завопили, казалось, над самым его ухом:
- Сяо Лю, смотри, кто это тут у нас?! Попрошайка?
- Ну и чудище! Как его только сюда занесло, что за фрукт?
Молодые голоса продолжали гомонить. Подойдя ближе, их обладатели бесцеремонно потыкали в найденыша палкой, проверяя жив ли он. Цзин из последних сил слабо шевельнулся в ответ и тут же окончательно сомкнул веки заплывших кровоподтеками глаз, проваливаясь в милосердное забытье. Он уже не услышал, как чей-то более взрослый и строгий голос скомандовал двум молодым:
- Так, поднимайте его и тащите в дом. Да поаккуратнее, смотрите не добейте бедолагу. Его нужно вымыть и смазать раны лекарствами, я не позволю, чтобы на пороге лечебницы Сяо Лю, погиб хоть один человек!
Продолжение тут:
Подписывайтесь на мой канал и оставляйте комментарии🙂
Давайте смотреть и обсуждать новинки китайского дорамопрома вместе!
#китайские_актеры #китайские_дорамы #Бесконечная_тоска_в_разлуке_с_тобой #ДэнВэй #DengWei #фанфик_дорамы #fanfiction
