3 мая в истории произошло много достопамятных событий: и открытие Колумбом острова Ямайка в 1494 году, и смерть выдающегося российского полководца из рода Рюриковичей Михаила Скопина-Шуйского в 1610-м, в самый разгар Смуты. Но сегодня хотелось бы остановиться подробнее на другом.
Ровно 190 лет назад, 21 апреля (3 мая) 1834 года скончался в отставке и практически в полной безвестности граф Алексей Андреевич Аракчеев (1769-1834). Тот самый, чьё имя стало нарицательным, обозначением целой политической эпохи: «аракчеевщина» (как «бироновщина» или «пугачёвщина»). Он не имел наследников, и род его угас вместе с ним.
Конечно же, однозначного взгляда на эту противоречивую фигуру даже среди профессиональных историков нет и быть не может. С одной стороны, судьба этого государственного деятеля — цепь трагических неудач, в силу которых всё, чему Алексей Андреевич служил и что он защищал, рушилось в одночасье. При императоре Павле Аракчеев не сумел, да и не должен был предотвратить государственного переворота, закончившегося убийством монарха. Однако, несмотря на отставку, в которую незадолго до трагической развязки отправил графа император, тот всё же мог заранее, пользуясь оценкой политической обстановки, почувствовать опасность, грозящую его покровителю, и попытаться вмешаться или хотя бы предупредить. Но нет, он остаётся в стороне от этой кровавой драмы.
Однако убийство Павла всё же стало не концом, а новым началом карьеры графа. По-настоящему он «взорлил» уже при Александре Павловиче, с которым его связывала многолетняя дружба. Именно Александр I делает его сначала военным министром, а затем начальником Отдельного корпуса военных поселений.
Но что же в итоге? Увы, в самый грозный для империи час, когда император скончался в Таганроге, а в столице готовились выйти на площадь декабристы, всесильный Аракчеев занят в своём знаменитом имении Грузино Новгородской губернии неотложным делом — расследованием убийства своей крепостной крестьянки: фаворитки и управляющей имением Настасьи Минкиной (Шумской), которую убили другие крепостные за её жестокость и злой нрав. Разумеется, виновные были найдены и наказаны, но зато в деле защиты молодого государя Николая Павловича от мятежников сыграли намного большую и значительную роль и граф Милорадович, и младший брат Николая, великий князь Михаил, но не тот, на гербе которого было начертано «Без лести предан».
Такого пренебрежения своими прямыми обязанностями император Николай Павлович стерпеть не мог, и граф был освобождён от всех своих должностей и отправился на покой, где и скончался спустя восемь с небольшим лет.
Разумеется, сам Аракчеев ещё при жизни знал, что кроме императоров (Павла и Александра) других покровителей и защитников у него нет, да и нет в них необходимости. О том, как хорошо понимал он сам свои недостатки, свою ограниченность, свидетельствует его признание о себе самом: «Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, да что делать? Таким меня бог создал!»
И всё же фигура Аракчеева есть нечто большее, чем просто знаменитая пушкинская матерная эпиграмма, обыгрывавшая всё тот же девиз на его гербе. Да полноте, в адрес ли графа эти восемь строк? Нет, скорее они метят в того, кому герой был «преданным без лести», то есть в Александра Благословенного, коего Пушкин сильно недолюбливал и часто ругал в стихах. О самом же Алексее Андреевиче Александр Сергеевич скорбел в момент его кончины, написав Наталье Николаевне: «Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться».
Видимо, было что-то такое в Аракчееве, что занимало воображение великого художника и поэта, чем он привлекал и интересовал его. Пожалуй, и в наше время, спустя почти два века после ухода этого государственного деятеля из жизни, мы можем сказать, что далеко не всё о нём знаем, и вместо подлинного портрета этой сложной личности пользуемся лишь привычными клише всесильного временщика и поклонника муштры и шагистики. Тем интереснее было бы осветить скрытые черты и грани деятельности Аракчеева, взглянув на него более беспристрастно.
