Незнакомый человек с седыми, коротко стриженными волосами лежал на кровати, застеленной идеально белоснежным бельем, задрав острый подбородок с редкой бородкой странного псивого цвета вверх. Тощая шея с торчащим кадыком ходила ходуном - он был без сознания, но ему явно было трудно дышать, воздух с трудом входил и с сипением вырывался наружу. Около кровати стоял столик, накрытый такой же белоснежной салфеткой, вышитой по краю крошечными незабудками, на нем красовалась высокая узкая вазочка со странным незнакомым цветком. Вернее цветов было несколько - с длинными чуть изогнутыми стеблями, без листьев, с небольшими бледно-зелеными рогатыми цветками - у Аленки почему-то от вида этого букетика навернулись слезы, таким он казался печальным и неживым. Сама от себя не ожидая, она подошла к столику, наклонилась - и нежный, еле ощутимый аромат поплыл по комнате, лаская и тревожа.
- Это любка. Она у нас на склонах растет, только я места знаю. Она для ворожей, но у нас нет таких. А вы что - цветы нюхать пришли?
Аленка вздрогнула от резкого голоса медсестры - девушка смотрела зло, было такое ощущение, что она сейчас выхватит из вазы свой букет и запустит этой вазой в Аленку.
- Вы к мужу, вроде, а цветы нюхаете… Лучше бы вон - подушку подоткнули, голову закинул, ему и так дышать тяжело.
Аленка подошла к Проклу… Этот совершенно больной, худой человек с бледной, влажной, какой-то землистой кожей, с темными, проваленными глазницами был не похож на ее любимого. Ей показалось, что от него пахнет сырой землей, она даже побоялась прикоснуться к его руке, но пересилила себя и тронула. Рука была холодной, твердой, как у покойника.
- Да, видите. Прямо, как будто другого из того моря вытащили. В море ушел один, из воды достали другого, я тоже не узнала его сначала. Воспаление легких у него, Илья Петрович обещал лекарства с вертолетом прислать, без них помрет. Помогите голову приподнять.
Девочка ткнула Аленке в бок острым кулачком, обошла ее и встала с другой стороны кровати, у изголовья. Кивнула Аленке, наклонилась к Проклу и такое выражение нежности и любви отразилось на ее некрасивом личике, что его, как будто осветило, зазолотило даже. Аленка подсунула руки под каменно слежавшуюся подушку, поддержала - медсестра выдернула ее, откуда-то, как фокусник вытащила другую - небольшую, мягкую, уложила голову Прокла, заботливо поправила.
- Ну вот. Из дома принесла, а то здесь не подушки -доски. Меня Тамарой зовут. А вы Елена Алексеевна, мне говорили. Вы здесь останетесь, или к ночи придете? Лучше к ночи, дежуранта у нас нет, а я с ног валюсь, мне одну ночку бы выспаться. А?
Аленка чувствовала себя перед этой девочкой, как двоечница перед учителем, торопливо покивала головой,еще раз искоса глянула на Прокла. А он так и лежал - спал - не спал, жил - не жил, между тем светом и этим…
- Тамарка! А Тамарка! Тебя к дохтуру кличут, давай, бегом. А новенькую к начальству велено, оно уже ногами топочет. Что вы тут квохчете над мужиком,куры! Он без вас встанет. Пошли, детка, Бэлла Ильинична недовольны.
Иваныч несся с такой скоростью, как будто он был эльф, а не начальник аэропорта. Идеально начищенные сапоги четко топотали по деревяшкам прямой, как стрела мостовой, Аленке даже показалось, что на повороте его занесло, но он удержался, выправился, резко затормозил, подскочил к Аленке.
- Ты там, того, детка… Лишних вопросов не задавай, глазками своими красивыми не зыркай. Бэлла Ильинична вопросов очень не любит, и не прощает. Слушай и внимай. Запиши, чего не понятно. Она четко разъясняет.
Аленка поправила слетевший платок, подрыгала пальцами в сапогах - тесные оказались, ноги сжали тисками, неуверенно сказала
- А мне говорили, что начальник мужчина… Может, не поняла чего-нибудь?
Иваныч присел, как напуганная курица, оглянулся по сторонам, зашипел тихонько
- Мужчина, мужчина. Сан Саныч мужчина, кем же ему быть. Только управляет всем его жена, запомни и больше не спрашивай. Да и вообще - больше молчи, безопасней будет.
Домик, к которому они на такой скорости подбежали оказался скромным, небольшим, но явно новым. Дом гордо задирал к небу высокую узкую крышу из ярко-красного металла, отражал своими идеально оштукатуренными стенами смутное серое северное небо, был гордым и неприступным, как далекая скала. Над простым, ровно выведенным крыльцом красовалась табличка “Местный Совет”, в чуть приоткрытых окнах полоскались строгие занавески в продольную серебристую полоску и пахло, почему-то, вишневым вареньем. Иваныч с душой втянул в себя воздух, расплылся
- Хозяйка варенье варит, она мастерица. Они ж тут и живут, комната у них с тылу да кухня, вот и все жилье. А от работы не на шаг. Вся в отца да в братика. Ровня.
Иваныч подтолкнул Аленку к зданию, и ей на минутку показалось, что в окне мелькнуло узкое, смуглое лицо.
