Большинству из нас с детства известны былины о богатырях Илье Муромце и Добрыне Никитиче, о гусляре Садко, воине-оборотне Вольге и других легендарных персонажах. Сложно представить, что многие эти сюжеты могли бы безвозвратно кануть в Лету, если бы не один-единственный человек – Кирилл Данилович Никитин, которому было суждено войти в историю под просторечным именем Кирша Данилов. Именно он в середине XVIII века составил первый сборник русских народных былин, песен и стихов.
Долгое время о личности этого уральского сказителя было мало что известно. Предполагалось, что он был скоморохом, бежавшим на Урал из центральных губерний России, где к тому времени скоморошество как явление было практически полностью уничтожено. Скоморохи подвергались преследованию как со стороны гражданских, так и со стороны церковных властей: первые видели в них угрозу из-за злободневности и социальной сатиры разыгрываемых ими представлений, вторые же и вовсе считали подобные увеселения "бесовскими" и "богомерзкими" из-за явно прослеживаемых языческих корней. В результате уже при патриархе Никоне скоморошество было запрещено на законодательном уровне. "Профессиональные" скоморохи исчезли из повседневной жизни России, однако отголоски скоморошьей традиции сохранились в русской культуре в виде песен, частушек, обрядов колядования и ярмарочных развлечений. Впрочем, мы немного отвлеклись.
Несколько прояснить биографию Кирши Данилова удалось лишь в 2013 году, когда историк Виктор Иванович Байдин обнаружил в архивах ревизскую сказку о подушном окладе крепостных, мастеровых и работных людей демидовских заводов, составленную в 1763 году и содержавшую, помимо прочего, поименный список всех тружеников Невьянского завода. В ней-то и был упомянут "молотовой мастер Кирило Данилов Никитиных, вдовый, 60 лет" с припиской: "Умре в 1776 году". Таким образом, тот самый Кирша Данилов родился в 1703 году, а умер в довольно почтенном по меркам того времени возрасте 73 лет. О том, что он "тот самый", косвенно свидетельствует факт присутствия в той же ревизской сказке и мастерового Ивана Сутырина, упоминаемого в одном из записанных Киршей Даниловым текстов:
"А и не жаль мне битого, грабленого,
А и того ли Ивана Сутырина.
Только жаль доброго молодца похмельного,
А того ли Кирилла Даниловича:
У похмельного доброго молодца буйна голова болит.
А вы, милы мои братцы-товарищи-друзья!
Вы купите винца, опохмелите молодца.
Хотя горько да жидко – давай ещё!
Замените мою смерть животом своим:
Ещё не в кое время пригожусь я вам всем!"
Впрочем, вышесказанное не исключает, что Кирилл Данилович действительно мог иметь отношение к скоморохам – возможно, даже самое непосредственное. Ведь где-то он должен был услышать все записанные им позднее былины и песни, где-то должен был выучиться музыке и исполнительскому мастерству? Очевидно, что на Невьянском заводе того времени молотовой мастер уже славился как сказитель и музыкант – иначе приказчики не обратились бы к нему, когда по прихоти тогдашнего владельца завода Прокофия Акинфиевича Демидова разыскивали человека, который мог бы составить своеобразный сборник традиционного древнерусского устного творчества.
Прокофий Демидов – старший сын знаменитого Акинфия Демидова – прославился больше как меценат и благотворитель, нежели как успешный горнозаводчик. B отличие от своих младших братьев, продолживших дело отца, он всю свою жизнь провёл в Москве, на Урале вообще ни разу не бывал, в заводские дела не вникал, а впоследствии и вовсе продал все свои уральские заводы Савве Яковлеву. Подробнее об этом неординарном представителе династии Демидовых я уже рассказывал в статье о Невьянском заводе. Немудрено, что при жизни Прокопий Акинфиевич прослыл чудаком и самодуром. Известны многие его эпатажные выходки: катание на санях посреди лета по соляным горам, имитировавшим снег, бурные вечеринки, в ходе которых упивались до смерти десятки человек, фонтаны с вином и ручные обезьяны в его московском особняке. На парадном портрете Демидов, словно бы в насмешку над придворными нравами, повелел изобразить себя с лейкой на фоне кадок с растениями. Впрочем, он действительно увлекался ботаникой, а также любил певчих птиц и всерьез занимался пчеловодством.
При всем при этом Демидов тратил деньги на благотворительность так же легко и щедро, как и на собственные увеселения. Например, он был одним из учредителей московского воспитательного дома для сирот, подкидышей и беспризорников, пожертвовав на его строительство более миллиона рублей – огромные деньги по тем временам. И всё же в историю Демидову суждено было войти прежде всего балагуром и этаким простачком-простофилей. В том числе благодаря показной "русскости", которая была не в моде в екатерининскую эпоху. И в речи, и в письмах Прокопий Акинфиевич нарочито использовал просторечные словечки наподобие "таперя", "войтить". Своих сыновей, с детства отправленных на учебу в Гамбург и потому почти не разговаривавших по-русски по возвращению, Демидов сгоряча лишил всякой финансовой поддержки, отписав им на троих одну деревню с 30 душами крепостных. Возможно именно тяга к народной простоте – не столь уж важно, духовная или просто назло дворцовому этикету – натолкнула его на мысль систематизировать исконно устное народное творчество.
Так или иначе, сборник стихов, составленный Киршей Даниловым на Урале по заказу Акинфия Демидова, был доставлен в Москву, Нам неизвестно, как использовал эту рукопись сам заказчик: обогатил ли свой “простонародный говор” новыми словечками, вдохновился ли на какие-то новые скоморошьи выходки. После смерти Демидова в 1786 году рукопись оказалась у коллежского асессора Николая Марковича Хозикова, а от него в 1802 году перешла к Фёдору Петровичу Ключареву – сенатору, тайному советнику и поэту, долгое время занимавшему должность главного почтмейстера Москвы. Последний сборником заинтересовался и поручил издать его. Так в 1804 году увидела свет книга “Древние русские стихотворения”, в которую вошли 26 текстов из 71, что были записаны Кириллом Даниловичем. Следующее издание, опубликованное в 1818 году, содержало уже 61 текст.
На протяжении всего XIX века народные стихи, записанные простым уральским мастеровым, вдохновляли величайших русских писателей, поэтов и композиторов. К творчеству Кирши Данилова обращались Пушкин и Лермонтов, Тургенев использовал отдельные строки в качестве эпиграфов, Римский-Корсаков тоже не мог пройти мимо, работая над оперой "Садко". Томики "Древних русских стихотворений" находились в личных библиотеках Льва Толстого и великого князя Николая Александровича Романова – с многочисленными пометками на полях, что свидетельствует о том, что книга не просто пылилась на полках, а активно использовалась и изучалась. Оно и понятно – достаточно лишь вскользь пробежаться глазами по строчками, чтобы прочувствовать всю музыкальность, напевность древнерусского языка:
"Во славном понизовом городе Астрахани,
Против пристани матки Волги-реки,
Соходились тут удалые добрые молодцы,
Донские славные атаманы казачьи:
Ермак Тимофеевич, Самбур Андреевич
И Анофрей Степанович.
И стали они во единый круг
Как думать думушку за единое
Со крепка ума, с полна разума..."
Как-то так вышло, что одновременно с этим несомненным успехом оригинальная демидовская рукопись пропала из поля зрения учёных и долгое время считалась утраченной. Eё случайно обнаружили лишь в 1893 году в библиотеке имения Огарёвка, принадлежавшего князю Долгорукову. Тогда же рукопись была передана в публичную библиотеку Санкт-Петербурга (ныне – Российская национальная библиотека), где находится и поныне. B 1901 году был издан новый, более полный сборник, впоследствии неоднократно переиздававшийся в Советском Союзе примерно в том же объеме. Отдельные стихотворения в него упорно не включали, считая либо откровенно нецензурными, либо не имеющими художественной ценности. Полный текст сборника в первоначальной версии был опубликован лишь в 2003 году. Свет увидели такие стихотворения, например, как "Стать почитать, стать сказывать" и "Сергей Хорош". Вот фрагмент одного из них, хорошо поясняющий, почему на протяжении двух с лишним веков эти строчки не предавали печати:
"А был я на Волме, на Волме-горах,
А купил я девоньку, да Улкой зовут,
Дал я за девоньку полтину да рубль.
Запихал во девоньку свой *** до *****.
Вот тебе девонька мой сиз селезень –
Без пера, без крыла да без папоротков..."
В начале статьи я сказал, что многие древнерусские былины могли бы кануть в Лету, если бы не Кирша Данилов. Конечно, это преувеличение. Народное творчество на то и народное, чтобы сохраняться в коллективной памяти, а не в памяти отдельных людей. Многие произведения, включенные в сборник Кириллом Даниловичем, позднее были записаны со слов других сказителей в самых различных уголках Российской Империи, однако произошло это гораздо позднее, во второй половине XIX века или даже в начале XX. Полтора века – не такой большой срок, чтобы потерялась общая канва повествования, однако вполне достаточный для того, чтобы отдельные детали и сюжетные повороты оказались искаженными под влиянием социально-экономических изменений в укладе народной жизни или попросту забытыми. Прочувствовать разницу с привычными нам былинами и сказочными сюжетами вы можете, самостоятельно ознакомившись с текстами Кирилла Даниловича, которые ныне несложно отыскать в Интернете – например, вот здесь.
Ранее на страницах этого канала мне уже доводилось рассказывать вам об уральцах, прославивших родной (или ставший им родным впоследствии) горный край на весь мир. Например, я писал о Николае Гавриловиче Славянове – талантливом инженере, изобретателе электрической дуговой сварки металлов. Кстати, Александр Степанович Попов, известный всему миру как один из пионеров в области радиосвязи, тоже был родом с Урала. Но не только выдающимися инженерами и учёными богат наш край: так, он подарил миру и замечательного художника и камнереза Алексея Денисова-Уральского, в годы Первой мировой войны прославившегося циклом работ "Воюющие державы"...