Марья пришла домой с работы какая то не такая. Семен видел, что с ней что то не так, но спрашивать не решался. Мало ли чего у баб на уме бывает. Он спросил только, спросила лм Марья про Дуню.
- Да спросила, спросила, не переживай. Знает она и Наталья все помнит. Ей чего горевать, водиться есть кому. Людмила дома сидит. Только рада будет.
Ответила Марья и снова поджала губы. За ужином обычно она все деревенские сплетни вспоминала, а тут почти все время молчала. Только с ребятишками несколькими словами и обмолвилась. А Семена так вроде и вовсе за столом нет.
Семен задумался. Вот шлея бабе под хвост попала. Видно осерчала на что то, или чего случилось. Он вспомнил, что Марья последнее время все на голову жаловалась. Может сходила к Наталье, а та ей чего то сказала. Вот и переживает. Спросить бы, да вдруг только хуже сделает.
От греха подальше, как только закончили есть, встал Семен, Миньку с Сережкой за собой позвал. Пошли плотничать во двор, пока на улице еще светло. Так и проработали, пока совсем не стемнело. Топор уж не видно. Домой пришел Семен, сразу спать завалился. Марья еще чего то хлопотала на кухне, но вскоре и она ему под бочок привалилась.
- Марея, ты чё это сегодня смурная какая то весь вечер. Все ли ладно у тебя? - осторожно спросил жену Семен.
Марья вдруг неожиданно всхлипнула. Семен прижал ее к себе покрепче.
- А ну признавайся давай, чё тебя тревожит. Какая напасть опять пришла.
Марья некоторое время лежала молча, потом заговорила.
- Боюсь говорить тебе, вдруг осердишься.
- Ну ка, ну ка, давай уж говори, раз начала. На что я осержусь. Че не так сделала. Али колосья воровала.
- Придумаешь тоже, Семен. Горсточка зерен нам достатку не прибавят. А в каталажку из за них я совсем не собираюсь. Я из за другого переживаю.
И она начала рассказывать, как со своими болячками сходила в медпункт к Наталье и что она ей сказала.
- Не хотела тебе покуда говорить то. Еще ведь не точно. Да месяц терпеть и носить в себе не смогу. Не знаю, как уж так получилось. Ребеночек у нас с тобой будет. Вот и переживаю, сегодня весь день только про это и думаю, из головы не идет. Вдруг ты осерчаешь. Ведь не разу не говорил, что дитя хочешь.
Семен после ее слов аж на кровати подскочил.
- Ты что, Марья, сдурела что ли совсем, такое подумать смогла. Да я тебе заикаться про это боялся, не то что говорить. Думал, что уж прошла наша пора. Я то весь перелом да вывих. Болячка на болячке сидит. Немощный уж думал совсем.
Марья тихонько и счастливо засмеялась, вспоминая жаркие объятия мужа. Скажет ведь тоже, немощный. Таких мужиков еще поискать. А Семен осыпал свою Марьюшку легкими поцелуями и прижимал к себе все крепче и крепче.
- Тише ты, ребра то мне переломаешь. Придумал ведь чего, немощный.
Женщина выбралась из объятий мужа и откинулась на подушку. Она то, дура, весь день сегодня переживала. А он наоборот, радуется такому известию. Вон чего вытворяет.
Семен примостился рядом с ней. Сердце его бешено колотилось, кажется, еще немного и оно выскочит наружу. Он уж и не надеялся, что сможет стать отцом. Поэтому и полюбил Марьину дочку как свою, родную. Мальчишек тоже любил, но они уже большие и вряд ли будут признавать в нем батю. Хотя он постарается, чтоб парни уважали его. А вот для маленькой Любки он стал настоящим отцом. Она почти сразу, как сошлись они с Марьей, стала называть его “тятей”. Может мать научила, да разницы то не было.
А тут такая радость. Свое, кровное дите родится. Оставит он после себя сына или дочку. Не проживет на этой земле пустоцветом. Нет нет, он так же будет любить и других Марьиных детей, никогда не откажется от них. Но тут появится его кровиночка. Это ли не подарок сделала ему Марья. Только дай то бы Бог, чтобы Наталья не ошиблась. Сейчас он и Наталью готов был расцеловать за то, что тихонько, незаметно подтолкнула его к Марье. А то так бы и жил бобылем.
Короткой показалась августовская ночь этим двоим. Уже в окошках забрезжил рассвет.
- Ой, Семен, гли ко уж на дворе то светло стает. А мы глаз с тобой не закрыли. Давай хоть немного поспим еще.
- Спи, спи сколько хочешь. Не ходи сегодня на работу то. Что я не начальник что ли. Освобождаю сегодня тебя. А я уж спать не буду. Время то, почитай вставать надо. А то только уснешь, да вставать надо.
Семен обнял свою Марьюшку и словно малого ребенка тихонько похлопывал по спине, чтоб быстрее уснула. Она и вправду быстро уснула, а Семен лежал и смотрел на нее, улыбающуюся даже во сне.
Утром, нарядив всех колхозников кого куда, Семен отправился в медпункт. Наталья удивилась, увидев его.
- Ты чего, захворал?
- Наталья, ты правду сказала, что Марья беременная.
- Я то не врач, точно сказать не могу, но по всем признакам да. А ты то чего. Расстроился что ли?
- Ой, дуры вы бабы, дуры. Ничего не понимаете в мужиках. Да я сегодня не только Марью, но и тебя был готов расцеловать за такую новость.
Семен замолчал, подумал о чем то о своем. А потом выдал.
- Ты знаешь, ведь как я узнал про ребеночка то, так ты меня сразу вроде как отпустила от себя. Чего уж скрывать. С Марьей жил, а про тебя думать не переставал. А тут как отрезало. Никаких баб мне больше не надо, есть одна только, Марья. А уж как родит ребеночка, так я на руках ее буду носить. Всю жизнь бобылем прожил, а тут гляди, под старость лет отцом стану.
Наталья смотрела на Семена и удивлялась, как он радуется. Почему то вспомнился Николай. Она любила его всей душой, но тот ни разу так не радовался, когда узнавал, что станет отцом. И ей почему то стало совсем грустно. Может и не любил он ее никогда так, как она любила его. А потом совсем в голову полезли глупые мысли. А вдруг на войне он другую встретил.
Наталья тряхнула головой. Вот ведь чего взбредет в голову. Извещение то ведь не он писал, официальная бумага с печатью, с подписью. И тут ей захотелось плакать. Сложил видно голову ее Коленька где-то, даже могилки не осталось. И больше никогда не обнимут ее сильные мужские руки, не узнает она ласки и любви. А ведь она еще не старая. Наталье даже завидно стало немного. Вот ведь, не приняла она Семена, а там смотри, как все хорошо сложилось. Но женщина тут же отогнала эту мимолетную зависть. Ну не нравился ей Семен никогда, как мужик, не смогла бы она с ним стать счастливой ни тогда, ни сейчас. И Наталья в очередной раз порадовалась за подругу.
А ее Бог тоже счастьем не обделил. Подрастает дочка Наденька. Хоть и не рожала она ее в муках, зато вырастила, выходила, не каждый бы так смог, считай, с того света вытащила.
Нахлынули воспоминания на женщину. Никакая работа на ум уже не шла. Наталья поднялась, вышла на улицу. Решила, что дойдет до Людмилы. Еще раз обговорят, как она с Павликом водиться будет. Людмила встретила ее с сияющим лицом. Пришло письмо от сыночка ее, от Димочки. Вот только что почтальонка принесла. Теперь ему можно ответное написать, наконец то узнает, что сынок у него родился. А то получается, что дедушке уж давно об этом написано, а молодому отцу ничего не известно.
Договорились, что вечером Людмила придет к ним с письмом. Глядишь и письмо прочитает Дуняша и обо всем договорятся. Наталья долго у них сидеть не стала. Даже от чая отказалась. Она ушла, не оставив никакой записки, где ее искать. А вдруг кто то придет.
После окончания рабочего дня Наталья поспешила домой. Хотелось первой обрадовать Дуняшу, что письмо от Митьки пришло. Дуняша сидела за своей занавесочкой, кормила Павлика. Возле нее, расположилась со своими игрушками Наденка. Клавки дома не было, копалась в огороде. Дергала меж грядок траву, которой наросло немеряно.
Дуняша, увидев мать, расплылась в улыбке.
- Мама, от Митьки письмо пришло. На столе вон лежит, прочитай вслух. Я тоже послушаю.
- А Людмиле тоже от него сегодня письмо пришло.
Женщины подивились совпадению. Хоть и писал Митька каждый раз письма жене и матери в один день, но приходили они не вместе, порой через несколько дней, а иногда и недель. А тут оба разом. Наталья взяла письмо, стала читать. Митька беспокоился о Дуняше, о ее здоровье. Вот ведь как, Павлику уж больше месяца, а отец еще даже и не знает, что сын растет.
- Надо сегодня же отписать ему. Адрес теперь знаю.
- Напиши, напиши.
В избу вошла Людмила с Алешей, за ними следом Клава. Людмила полюбовалась на спящего внука. Ну вот, опять пришла, когда Павлик только что заснул. Не потетешкать его. Наталья всегда умилялась на это огорчение Людмилы. Чего переживать то. Спит дите, сытое, не ревет. Радоваться надо.
Опять они перечитывали письма. Каждая свое уже почти наизусть выучила. Дуня все удивлялась, как это ее Митька, у которого над верхней губой еще только пушок растет, а уж про бороду и речи нет, будет командовать мужиками, которые старше его. Не будут ведь его слушаться. Людмила ее успокаивала. Говорила, что Дима командирский сын, все это у него в крови уже. Еще какой бравый командир получится. Она вдруг замолчала. Ведь сейчас другое время, война идет. Подумала, что пусть бы и не слушался его никто, лишь бы жив, цел и невредим остался в этой страшной схватке.
Чтоб не расстроить своими мыслями Дуняшу, она заговорила о другом. О работе. Дуня встала, пошла на кухню. Мать то голодная, весь день не евши. Сегодня она в обед не приходила. Надо ужином ее кормить, да и сами поедят. Поставила самовар. Пока будут есть, глядишь и чай поспеет. За столом как то легче разговаривать.
Людмила, пока еще не начала водиться, хотела сходить в район. Ей нужно было зайти на почту, получить по денежному аттестату мужа деньги. Да заодно хотела она узнать, не пришел ли ответ насчет Надиного отца.
Наталья заворчала.
- Не ходи ты никуда, ничего не узнавай. Надо будет, так сами напишут, сообщат. Чего людей зря тревожить.
Она хоть и не признавалась никому, но не хотела, чтоб этот ответ приходил. Пусть бы все оставалось, как есть.
Наденка на ее руках крутилась, как веретено. Словно поняла, что речь о ней идет, старалась обратить на себя внимание, собравшихся за столом.
- Ну что ты крутишься. Ишь егоза какая. Сиди смирно. А то сейчас бабай придет да тебя заберет. - Припугнула мать девочку. Та хоть и не поняла ничего, но вертеться перестала, взяла со стола корочку хлеба и стала ее мусолить.
Все сидящие за столом рассмеялись. Ишь, не хочет, чтоб кто то ее забрал. А уж тем более неизвестный никому бабай