Время шло. Закончился июль, Август вступил в свои права. Колхозники работали не покладая рук. Урожай в этом году радовал. Тучные колосья склонялись к земле. Пока стояла хорошая погода надо было поспешать. А тут вдруг Евсей Иванович собрал всех колхозников на всеобщее собрание. Ожидалось, что приедет представитель из района.
Приезд начальства не предвещал ничего хорошего. Люди уже давно убедились в этом. Собрание в разгар уборочной, что бы это значило. Каждый час дорог. А тут начнется болтология. Евсей Иванович и сам был против этого, да разве начальство послушает.
Представитель, как всегда в военное врем, начал свое выступление со сводок на фронте. Не сказал ничего нового, все и без него люди знали. А потом перешел к более близким делам. Похвалил хозяйство, что смогли в трудных условиях вырастить хороший урожай. Теперь главное убрать и сохранить его. А потом так плавно перешел к тому, что нужно помочь районам, освобожденным от фашистов.
А уж потом по бумаге зачитал, сколько зерна нужно сдать дополнительно к плану для оказания этой самой помощи. Мало того , что зерно, еще требовалось с колхоза для помощи выделить трех лошадей, пять дойных коров, двадцать пять овец.
Люди загудели. Опять для расчета по трудодням ничего не останется. Как жить, как растить детей. Думали, что в этом году хоть побольше получат, ан нет, все опять заберут. А еще и скот. Женщины заплакали. Знали, что возмущаться бесполезно. Придет время, пригонят машины и вывезут все, никого не спрашивая.
А попробуй слово против сказать, так увезут в район и обратно уж вряд ли вернешься.
После собрания Семен Михайлович пришел домой чернее тучи. Любка, увидев его, обрадовалась, подбежала со своими рассказами. Он только подхватил ее на руки, да подозвал Марью с мальчишками.
- Вот что, потом нас отдельно еще оставил этот начальничек. Предупредил, чтоб никаких краж с полей не было. Даже за пучок собранных колосков в поле по закону военного времени к сроку приговорят. И не посмотрят, что еще это дите неразумное. Смотрите, не вздумайте пойти собирать по убранному. Для наказания достаточно письменного заявления от кого-нибудь. Сам то я, конечно, ни на кого доносить не буду, но ведь завистников разных полно, кому чужая жизнь глаза режет. Смотри, Марья, ни зернышка в карман не положи. Да и вы тоже.
Семен кивнул в сторону мальчишек. Марья запричитала, неужели это сосед на соседа начнет кляузы писать. Это что за жизнь такая. Но Семен остановил ее причитания. Рассказал, что в одном из колхозов в районе уже двоих посадили за эти самые колоски. Дали по три года. Так что не стоит ругаться и причитать, а просто надо быть осторожными. Да еще постараться не вступать в конфликты с соседями. А то ведь и напраслину могут написать. А проверять никто не будет.
А вечером, когда они с Марьей уже легли спать, Семен вдруг вспомнил Наталью.
- Вы ведь с ней подружки. Дуне то на работу выходить надо через неделю. Узнай, что она с ребенком то делать будет, кто у нее водиться станет.
Марья даже рассердилась на мужа. И что он все свои рабочие вопросы на нее вешает. Сам что ли не может спросить. Семен замялся. Хоть и жил он с Марьей вроде как душа в душу, но прежняя любовь не утихала. Волновалось его сердце, когда он разговаривал с Натальей. Лишний раз встречаться с ней не хотел, чтоб не бередить свою душу. Но ведь не скажешь об этом Марье.
- Да ладно, чего ты разошлась. Не хочешь, так и не говори. Сам схожу.
Но Марья уже успокоилась. И правда, чего она разошлась. Ведь всегда с охотой она бывает у Натальи. И в этот раз сходит к ней, может даже на медпункт зайдет. Уж недели две собирается зайти туда. Голова стала частенько кружиться и слабость появилась. Пусть послушает, да таблеток каких-нибудь от головы продаст ей.
Марья не стала долго тянуть, На другой же день сказала Семену, что зайдет к Наталье на работу, а потом сразу в поле. В эти хорошие солнечные дни косили пшеницу. Вот там, за речкой и косила Марья с другими бабами.
Наталья была уже на работу. От нее только что вышла Степанида. Женщины встретились на крылечке. Обе на одном поле косили. Степанида сказала, что подождет ее, вместе пойдут, осталась на скамейке ждать.
Наталья увидела подругу, обрадовалась. Редко они теперь виделись. Для колхозников пора горячая, уборочная страда. Марья без всякой дипломатии прямо с порога спросила про Дуню. Так и сказала, что Семен велел узнать. А то может забыла Дуняша. А время придет, она только опомнится. А Семену ее на работу надо ставить.
- Да помнит, помнит она. Пусть не переживает твой Семен. У нас, чай Людмила не работает, ждет- не дождется, когда ей Павлушку придется нянчить.
- А чё это мой Семен, - обиделась Марья.
- Да не сердись, я ведь шутя сказала. Рада я за тебя. Хорошо все у вас с ним и слава Богу!.
- А я подумала, что может сердишься, вроде как отбила я у тебя мужика.
Наталья засмеялась, поднялась и обняла подругу.
- Да что ты городишь. Я ведь сама вас сосватать хотела. И гли, как все ладно получилось. Мало того, что он Любку как свою любит, так ведь и с парнями у него все сошлось. Слушаются они его, уважают, а он их к ремеслу приучает.
Марья только головой кивала в знак согласия. Потом вспомнила, что ждет ее Степанида на скамейке. Разговаривать некогда.
- Я ведь еще лекарство для себя хотела спросить. С головой что-то у меня не ладно.
Она стала рассказывать, что по утрам у нее все плывет, а днем бывает тоже такое, но редко. А еще в сон среди бела дня клонит. Так бы и уснула. Аж голову от этого больно.
- Может отмываюсь я, - закончила она свои жалобы.
Наталья вскинула на нее глаза.
- С чего это ты взяла. Лет то тебе сорок только.
- Задержка уж два месяца, вот и подумала.
Медичка посмотрела на нее и улыбнулась.
- А может задержка то у тебя от другого.
Марья посмотрела на нее, до сих пор не понимая, к чему она клонит.
А Наталья откровенно улыбалась и казалась вполне довольной. На всякий случай послушала ее, посмотрела, задала разные вопросы, относящиеся к делу. Только после этого до Марьи стало доходить, к чему та клонит.
- Да нет, не может этого быть. Нет, нет, старая я уж.
- Почему не может. Вы же спите вместе.
Марья вспыхнула от этих слов, словно молоденькая девушка. Вспомнила ласки Семена по ночам. Но она никак не могла подумать, что могут такие последствия быть. Все свои недомогания и изменения списывала на то, что отмывается, считала себя уже старой.
- Да нееет. У меня Мишке уж пятнадцать лет. Жених. а ты такое говоришь. Что теперь делать то.
- Ничего не делать. Еще месяц подождем, Я ведь не врач, не могу тебя как надо осмотреть. А если потом ничего не изменится, тогда и обрадуешь своего Семена.
Марья сидела, привалившись на спинку стула и все еще не могла опомниться от того, что ей сказала Наталья. Страх, стыд и радость боролись в ней одновременно. Понадобится еще какое то время, чтоб это все осознать. Неужели такое возможно.
- Ну чего сидишь, как мешком пришибленная. Говорила, что Степанида тебя ждет, а тут сидишь и не торопишься.
- Погоди, дай опомниться. Пойду сейчас. А Степанида то чего захворала.
- Да она про Тимоху спрашивала, - коротко ответила Наталья, не желая вдаваться в подробности. Даже подруге своей не стала она говорить, какие страсти разгораются вокруг Фроси.
Марья не стала больше задерживаться, сказала, что придет недели через три. Может тогда все уже прояснится. Она силилась вспомнить, как ходила тремя своими ребятишками. Про парнишек то уже совсем забыла, а с Любкой точно помнила, что голова у нее не кружилась, хотя спать среди бела дня она тоже хотела.
Занятая своими мыслями, она даже не прислушивалась к тому, что говорит Степанида. Только что-то сказанное про ребенка заставило ее прислушаться. Про какого ребенка говорит Степанида, у нее же нет малых детей. Стала тогда Марья более внимательно слушать. Даже переспросила.
- Да ты что, Фроська от Тимохи беременная?
- Он сам мне так сказал. Вот хочу, чтобы женился. Хватит по девкам бегать. Пора уж остепениться. Да и мне сноха в дом нужна. Не увидишь как старая стану, немощная. Фроська вот только открещивается от него. Говорит, что ничего у нее с Тимохой не было. Другая бы рада была, что парень позор ее прикрывает, а она еще артачится.
Марье стало так жалко Фроську. Вот ведь война девок до чего довела. Фроська то такая красавица, да и умная девка, и работящая. Не от хорошей жизни она на Тимоху позарилась. По деревне о нем слава дурная ходила. А может и правда Тимоха это сам все придумал. Кто их знает, За ноги никто не держал.
В раздумьях про Фроську, Марья как то подзабыла о своей новости. Но потом опять на нее нахлынула волна из слов, сказанных Натальей. В какой то момент ей даже показалось, что она чувствует этого ребеночка внутри себя. Нет, не хватит у нее терпения молчать три недели и ждать, что потом Наталья скажет. Она сегодня же все расскажет Семену. Только ей страшно немного, а вдруг эта новость его не обрадует. Вдруг ему никого не надо. Хотя нет, не может такого быть. Вон он как возится с Любкой.
Вечером Наталья спросила у Дуняши, как там Фрося себя чувствует. Не больно давно Наталья возила ее в больницу к врачу. Сама Фроська так бы и не собралась, наверное. А тут надо было в район по делам ехать, почти насильно посадила она девку рядом с собой в телегу. Еще уговаривала дорогой, как дите малое. Ох уж эти молодяжки. Где так больно смелые, а к врачу боятся, словно съедят их там.
Почти за руку завела она Фросю в кабинет. Чтобы не смущать девчонку вышла и осталась ждать в коридоре. Фрося словно на крыльях оттуда вылетела.
- Тетка Наталья, а у ребеночка то сердце бьется. Живой он там. И все у него нормально.
- Ну вот, а ты, дурочка, упиралась, идти не хотела.
А сегодня вот Степанида ее огорошила. Сказала то, что Наталья и без нее уже знала. Только вот не знала, что хочет Степанида Тимоху во что бы то ни стало женить. Поэтому и болела у нее душа за Фроську. Опять донимать ее начнут. Да и Паня будет рада замуж ее выдать. Грех, мол, прикроет свой. И будет потом Фрося от такого мужа страдать всю жизнь.
Уже спать легли, Наталья спросила.
- Дуня, ты не забыла, что тебе через неделю на работу надо. Михайлыч сегодня спрашивал. Я сказала, что ты знаешь.
- Мам, конечно я знаю. Ведь не выйду, так покою не дадут. Я уж с Митькиной матерью говорила. Она с удовольствием водиться будет. Сперва к нам походит, а потом Павлика к себе будет забирать, как он немного подрастет.
Дуня не стала говорить, чтоб не расстроить ненароком мать. Людмила каждый раз при встрече уговаривала ее, чтоб переходила жить к ним. Тут, мол, всем удобнее будет. И она, бабушка, всегда на подхвате, да и Макарьевна еще в силе, она помогать будет.
Дуняша же не представляла, как это она уйдет из родительского дома. Да и мать ей жалко было тут оставлять. Вдвоем у них хорошо получалось хозяйство вести. Да и так матери все веселее. Клавка еще мала, чтобы с ней задушевные беседы вести.