Мне следовало бы испытывать гнев по отношению к ней из-за лжи, которую она поддерживала столько времени, но я не могу. Я настолько волнуюсь… За нее, за ребенка… За всех… И я даже не понимаю, что происходит, и как с этим справиться. Я сижу на пассажирском сиденье и ощущаю, что управляет не только машиной, но и моей жизнью кто-то другой.
Яр мчится по шоссе, ловко маневрируя между машинами, и в то же время объясняет мне что-то.
— Возьми мой полис и справки. Они в бардачке. Скажи, что забыл паспорт. Никто особо не будет проверять, им главное, чтобы была флюорография. И помни, что теперь Женя не Бурлакова, а Глотова. Скажи, что ты едешь к жене на роды, мы все обговорили по контракту. Наш врач — Степаненко.
— Но зачем тебе это было?!
— Чтобы ей не было одиноко! Представь, какое ужасное чувство, если бы из меня вылезло трехкилограммовое создание! Я бы умер от страха в одиночестве! Не переживай, никто не заставляет тебя рожать. Просто стой возле головы. Неудобно — уйди. Или сядь. Если телефон разряжен, лучше заряди, чтобы делать фото и видео. Если ты не запечатаешь первое дыхание ребенка, она убьет тебя. И не говори, что я не предупреждал.
— Черт, я не имею понятия, что делать там… — я достаю из бардачка пачку разных документов.
Если бы я знал… Я бы хотел провести с ней всю беременность. Посещать все ультразвуковые исследования, курсы. Я бы прочитал все книги, что только можно… А теперь… А если она даже не позволит мне быть рядом?
— Спокойно, первые роды могут длиться долго. У тебя будет время погуглить и поговорить с ней. Отвлекай ее, помогай. Учти, у нас низкий плодоприемник посылки, контролируй положение врача. Если что-то не так, попроси кесарево сечение.
— У нас низкий плодоприемник посылки?
— Да, это немного шокирует… Привыкай… — Яр тормозит так резко, что я бы поцарапал лоб о панель, если бы не пристегнулся. — Мы приехали.
Я тянусь к дверной ручке, но Яр снова обращается ко мне.
— Толя, — он вздыхает и опускает взгляд. — Я понимаю, что я поступил нехорошо… И, возможно, не заслуживаю… Но ты позволишь мне видеть малыша?.. И наверное, пока рано… Но можешь простить меня?
Ты прав, Яр. Еще рано, - и я вылезаю из машины.
После того, как на меня обрушилась вся информация, мне удается держаться в относительном порядке и пройти мимо охранника, медсестры и даже врача без каких-либо сюрпризов.
- А она вроде бы приходила с кем-то другим... - размышляет акушер-гинеколог, а затем отмахивается. - Наверное, перепутал. Пройдемте.
Он ведет меня в предродовую палату, где Женя стоит, опираясь на спинку койки, видимо, страдая схватками.
- Вот и папа, - радостно объявляет врач. - Давайте проверим раскрытие, и будем надеяться, что справимся с этим быстро.
Женя поворачивается и на мгновение забывает о боли.
- Ты?..
- Не волнуйся, дорогая, я подзарядил телефон до упора! - произношу я, не желая пропустить момент рождения сына.
Врач начинает осмотр, и Женю мучает боль. Я чувствую себя беспомощным, наблюдая за ее страданиями. После некоторого времени мучительных моментов, Женя наконец откидывается назад, покрытая потом, и я прижимаю полотенце к ее лбу.
- Я не испытываю ненависти к тебе, - прошептала я тихо, умирая от красоты ее лица, даже усталого и без макияжа после родов.
- Помоги мне встать, - сказала она, схватив меня за руку и встала на ноги. - Проходить схватки легче. Скоро поставят монитор...
Я помог ей встать с кровати, и она сказала:
- Я понимаю, что мое поведение было неправильным. Я не хотела...
- Не об этом сейчас,- перебил я. - Яр всё мне рассказал. И хотя я мог бы сердиться на вас обоих, но на тебя не могу.
- Просто пообещай мне,- снова сжала мою руку она. - Не забирай у меня ребенка. Я умоляю. Ты можешь видеть его, сколько захочешь, но не забирай...
- Саша, слушай меня, - я нежно погладил ее волосы. - Я люблю тебя. Я не нанесу вреда тебе или нашему сыну.
- Ты меня любишь? - она удивленно посмотрела. - Но за что?
- Я не знаю. Это просто так. Я люблю тебя и понимаю, что без тебя моя жизнь пустая. Серая, скучная и разрушенная...
Крик от пронзительной боли прервал наш разговор. Женя сжимала мою руку так сильно, что я едва сдержал крик от боли.
- Извини, - выдохнула она, когда боль утихла. - Я не знала, что это так...
- Я люблю тебя,- продолжил я. - Если ты дашь нам шанс...
- Мы могли бы попробовать, - согласилась она.
- Что это значит?
- Я думаю, что тоже люблю тебя, - ответила она. - Я много думала о тебе и скучала. Но сейчас... Мне нужно время.
- Я понимаю, - согласился я.
В следующие часы все сливается в одно пятно боли и стресса. Я стараюсь помочь Жене как могу, но понимаю, что мой вклад невелик. Перерывы между схватками становятся все короче, и Женя кажется измученной и слабой.
— Пусть просто вытащат… — прошептала она. — Скажи им, чтобы сделали кесарево… Заплати им… Дайте наркоз…
— Тихо, тихо, — повторяю я снова, протирая ей лоб полотенцем, молясь, чтобы это испытание как можно скорее закончилось.
— Ну, дорогая, пора тужиться, — наконец сказал врач. — Папочка, стойте у изголовья и не создавайте столпотворение. У нас сократили санитаров, так что имейте в виду: упадете в обморок, будете лежать, пока я не закончу. Риточка, зовите нам санитаров!
Я не упаду. Я крепко держусь за кресло, пусть даже точки перед глазами скачут, но я не упаду. Саше больно и плохо, и я не могу подвести ее. И телефон. Первый вздох — на телефон. Не упаду!
— Тужьтесь на меня, не на лицо! — кричит врач. — Давай-давай-давай… Нет! Так, дышите, и следующий раз — на меня.
- Как это тужиться на лицо?
— Как в туалете, поняли? Схватка идет… Давайте… На меня… Еще… Молодец, головка появилась!
- Может быть, дальше они справятся сами? — шепчет измученная Женя.
Продолжение следует…
