Из книги «Моя театральная жизнь» о великом администраторе, директоре театра «Ленком» (в 1965 году), директоре «Союзгосцирка» (в 80-х годах), Андрее Анатольевиче Колеватове.
«Я был обременен семьей, и строка: «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», – звучала для меня очень насущно. Я очень хотел побыстрее получить деньги, которые театр должен был заплатить за пьесу. Но в Театре Ленинского комсомола был настоящий директор. Настоящий директор отличается от просто директора тем, что платить деньги молодому драматургу он физически не может. Поэтому каждый раз, когда я подходил к нему с вопросом: «Когда?», – он весело спрашивал: – На хлеб с маслом есть? – Есть! – растерянно отвечал я. – Ну, вот и хорошо, – и, поощрительно хлопнув меня по плечу, исчезал в кабинете. Его кабинет был рядом с великолепной мраморной лестницей театра. Здесь, у лестницы, я и караулил его. Он сбегал с лестницы, возвращаясь в кабинет после очередной репетиции. Но я не успевал раскрыть рот… Весело ударив меня по плечику, с возгласом: «Здорово, Островский!» – он стремительно исчезал в кабинете. В следующий раз было: «Здорово, Грибоедов!» И он также исчезал в кабинете, куда мне дорогу тотчас преграждала секретарша: – У Анатолия Андреевича важное совещание. Я был Сухово-Кобылиным, я был Бомарше, я был даже Шекспиром… Но денег он не платил. Однажды я не выдержал и в гневе бросился за ним, секретарша не успела меня остановить. Я влетел в кабинет, но там… никого не было! Запомните: настоящий директор театра может все – даже исчезнуть!»
Смотрите новую программу на канале Эдварда Радзинского о кризисе начала 90-х, о великом клоуне Олеге Попове и о загадочной истории в советском цирке, которая обсуждается до сих пор.
«Оправдаться – это можно, да не спросят, вот беда»
«В тот день я увидел директора театра, Колеватова, с очень озабоченным лицом. Он сказал мне: «Понимаешь, Мольер, какая петрушка: твою пьесу сняли. Так что платить за вредную пьеску уже не следует (но именно тогда он заплатил!). А нас с тобой, Сухово-Кобылин, вызывают на идеологическую комиссию».
Он передал мне приглашение. Я все-таки попытался выяснить, за что сняли мою пьесу. Он сказал: «Понимаешь, старик, ты там муссируешь (было такое идеологическое словцо. – Э.Р.) вредную проблему отцов и детей, которая, как всем известно, в нашей жизни отсутствует. У нас, как опять же всем известно, – великое единство поколений».
Я был уверен тогда, что единство поколений есть только на кладбище, о чем я ему сказал. Он хлопнул меня по плечу и попросил запомнить навсегда «важную» строчку классика: «Оправдаться – это можно, да не спросят, вот беда».
Авторские вечера Эдварда Радзинского https://radzinskiy.com
#Радзинский #театр
