С вечера у Дуняши разболелась поясница. Она подумала, что не надо было так долго траву обжинать. Луга частникам не давали, а козу кормить зимой надо. Вот и собирали траву по клочку, где только придется, сушили, да на сенницу потом прибирали. Хоть коза и не корова, но без сена совсем не обойтись.
Дуня с утра, по росе еще, вышла с серпом. Сперва на меже все что можно было сжать, сжала. Потом за усад прошла. Там хоть травы то вроде и нет, но встречаются в низинках куртинки с белым клевером. Самый сахар для козочки. Целую корьяную корзину набрала. Чуть взвалила ее на спину. Шла да радовалась, что удачно сходила. Травка то после дождика поднялась, ожила разом. Завтра надо будет с Клавкой к оврагу сходить.
А к вечеру заныла спина. Мать пришла с работы, смотрит, девка ее какая то невеселая ходит.
- Ты чё, Дуня, уж не захворала ли. - Встревожилась Наталья.
Дуня пожаловалась на спину. Сказала, что видно лишнего взвалила на нее сегодня. Мать начала ругаться. Виданое ли дело, вот-вот родить ей, а она корзины на горбу ворочает. Молодая женщина только головой в знак согласия кивала. Не стоило ей так ахидничать. Вот жадность то и выходит теперь боком.
Поужинали, Дуня сказала, что полежит немного, ушла к себе за занавеску. Легла и даже заснуть хотела. Хоть и рано еще спать, но может во сне ей полегчает. Но сон не шел, да и боль не проходила. Была она какая то необычная, казалось, что кто то внутрь забрался к ней и раздвигал косточки. Потом все стихало. Вроде и не болит, а через какое то время снова, хоть кричи.
- Мама, - позвала Дуня Наталью.
Та подошла, посмотрела на побледневшее лицо дочери. Стала расспрашивать, что да как болит.
- Дунька, так ты ведь рожать собираешься. Схватки у тебя начались. Вот я, старая, как не додумалась то сразу. Совсем уж видно из ума выживаю. В больницу надо везти тебя.
- Мама, может до утра подождем. Ночь ведь скоро.
- Дурочка ты, это дело не ждется. Давай собирайся, а я сбегаю лошадь запрягу.
Наталья почти бегом побежала на конюшню. Старых, хромой сторож подошел к ней, когда та выводила лошадь.
- Спишь все. У тебя всех лошадей уведут, а ты и не увидишь. И открыто все на ростопашку. Чего не запираешь.
Она беззлобно ругалась на сторожа. Хоть кто то попал ей под руку, хоть на кого то можно выплеснуть свои эмоции. Кинула в телегу побольше соломы, чтобы помягче было.
Лошаденка недовольно косилась на женщину. Она только спать начала, а ее разбудили. И кому это понадобилось на ночь глядя гнать ее из конюшни. А ведь ничего не сделаешь. Жизнь у нее такая.
Дуня поджидала мать, сидя на лавке с узелком в руках. Наталья даже спрашивать не стала, все ли она взяла. Если и не взяла чего, то завтра привезет. Наказала Клавке, чтобы с Надькой спать ложились. Когда приедет обратно, неизвестно.
А у Дуни вроде и болеть все перестало.
- Мама, может ты зря переполошилась. У меня и не болит ничего. Все прошло. Зря мы с тобой поехали.
- Сиди уж. Прошло, так снова придет.
Они несколько минут ехали молча. Каждая думала о своем. У Дуни опять заболела спина, опять невидимая рука начала раздвигать ее кости. Она какое то время терпела, потом тихонько застонала.
- Ложись ка ты, девка на солому, нечего сидеть, - скомандовала Наталья. - Скоро уж приедем.
В больнице дверь уже была закрыта изнутри. Наталья забарабанила по ней. Выскочила санитарка. Узнала Наталью.
- Кого привезла?
- Дочку свою рожать. - коротко ответила Наталья. Болтать было некогда. Дуняша уже с трудом сдерживала стоны.
Дуню провели в отделение, Наталья осталась в приемном покое. Она, конечно, как и всегда могла пройти с ней, даже попытаться там командовать. Но сейчас не могла. Там врач, акушерки. Пусть они делают свою работу. А она здесь подождет. Сердце ее было готово выскочить из груди. А в голову какие только мысли не лезли, от которых ей становилось страшно.
Нельзя о плохом думать. Наталья одергивала себя. А потом, как и тогда с Марьей, вдруг неожиданно для себя начала просить Бога.
- Господи, спаси, сохрани и помилуй мое дитя.
Она несколько раз подряд читала единственную молитву, которую знала и умоляла Всевышнего помочь ее дочери.
В больнице было тихо. Больные уже все спали, а если и не спали, то молча лежали в своих кроватях. Ходить в это время было запрещено. Все должны спать. Дверь скрипнула и в приемный покой вышел Евгений Александрович. Он удивился, увидев сидящую тут Наталью.
- А вы что тут сидите. Поезжайте домой.
- Евгений Александрович, я ведь в этот раз дочку свою привезла. Дуняша моя рожает.
Доктор присел рядом с Натальей. Ему стало понятно, почему эта шустрая женщина не провожала роженицу до палаты, не командовала персоналом, кому что делать, а молча сидела в приемном покое. Он стал уговаривать Наталью отправляться домой. Схватки еще долго будут продолжаться, рожает в первый раз. Завтра к обеду где-нибудь только все закончится, а то и позже.
- Евгений Александрович, можно я здесь подожду. Не могу я уехать.
- Тогда пойдемте ко мне в кабинет. Сегодня я дежурю ночью по больнице. Будем вместе коротать время. Надеюсь ночь не будет тревожной.
- Я только лошадь распрягу.
Наталья сходила к лошади, распрягла, привязала к привязи. Доктор, пока она ходила, вскипятил чайник на кухне, заварил чай, настоящий фамильный чай. Дарья даже отвыкла уже от его аромата.
- Только вот к чаю у меня ничего нет, как то виновато произнес доктор.
Они сидели, пили чай из толстых граненых стаканов в тяжелых подстаканниках и разговаривали. Сначала Наталья рассказывала о своей жизни, о детях, о муже. Поведала, как получила извещение о том, что он пропал без вести, но детям своим не сказала. И странным ей кажется, что Дуня никогда не заводит разговор об отце. Доктор высказал мысль, что скорее всего она знает об этом извещении и ничего не говорит Наталье.
Потом Евгений Александрович поднялся, показал на кушетку. Сам он пошел проверить больных по палатам, а Наталье предложил прилечь и отдохнуть. Беседа с доктором успокоила женщину. Появилась уверенность, что все будет хорошо. Да и откуда плохому быть, Дунька у нее девка крепкая, сильная.
Она прилегла на кушетку, прикрыла глаза. Тело ее стало легким, невесомым и Наталья уснула. Даже сама не заметила как. Так ей хорошо и спокойно стало. Когда женщина открыла глаза, свет уже был потушен. В окошке серело утро начинающегося дня. Доктор сидел за столом, положив голову на стол и дремал. Наталья подскочила. Она заняла место врача и он вместо того, чтобы отдыхать вынужден крутиться на стуле.
Евгений Александрович поднял голову.
- Вы что подскочили. Спите еще.
- Я ваше место заняла, да еще и уснула. Как там у Дуни дела.
- Она молодец. Старается.
Сон ушел. Спать уже совсем не хотелось. Доктор опять разлил чай по стаканам.
В ответ на откровенный рассказ Натальи, ему тоже захотелось рассказать о себе то, что не говорил никому. Эта июльская ночь почему то располагала к откровению. Он начал рассказывать, как работал в одной из московских клиник. В такой, где лечатся высокопоставленные чиновники и руководители. Как попал туда молодой хирург, одному Богу известно. Видимо благодаря слухам об его руках, творящих чудеса во время операций. Многих, почти безнадежных людей, поставил он на ноги.
Перевод в эту клинику для него стал неожиданностью. Бывшие его коллеги откровенно завидовали. Здесь и платили значительно больше и дополнительно работники получали множество привилегий, недоступных другим. Доктор поначалу на все это не обращал внимания. Продолжал так же работать, вытаскивать с того света людей.
Только по прошествии какого то времени стал замечать, что коллектив здесь, словно клубок змеиный. Каждый старается ущипнуть другого, показать всем, что он самый лучший, при случае никто не стесняется подставить подножку коллеге. Так же отношение к пациентам было выборочным. Не гнушались и денежными подачками от больных, иногда довольно прозрачно намекая на это.
Не мог смириться с такими порядками доктор, не мог молчать. На планерках и собраниях частенько затрагивал эту тему, не боялся называть фамилии, приводил факты. Некоторые врачи поддерживали. Но таких было мало, да и поддержка эта выражалась в молчаливом одобрении и пожатии руки. И молодой хирург в дружном коллективе стал большинству, словно кость в горле.
Нужно было как то избавиться от неугодного коллеги. Даже руководители ему намекали, что нельзя быть таким прямолинейным. Что порой такая прямолинейность может обернуться крахом. Не мог понять Евгений Александрович, о каком крахе идет речь. Он же ничего не нарушает, занимается своей любимой работой, спасает людей.
Помогла получить ответ случайная встреча, когда доктор возвращался с работы домой. Мужчина шел навстречу, вдруг остановился, поздоровался и завел разговор. Увидел, что доктор его не узнает. Напомнил, как три года назад он оперировал его. Остальные хирурги махнули рукой, даже не пытались ничего делать, а он рискнул и победил.
Вот этот человек, который, как оказалось, работает сейчас в органах, поведал.
- Я занимаюсь входящей корреспонденцией. Не очень давно. прочитывал очередные письма и сортировал их, вдруг увидел вашу фамилию. В письме говорилось, что среди больных вы ведете антисоветскую пропаганду, о чем автор, как порядочный гражданин не может промолчать. В конце стояла подпись. Я не мог дать этому письму ход и уничтожил его. Признаюсь, я сильно рисковал, рискую и сейчас, рассказывая все это вам, Но хочу предупредить, есть первый звонок, будет и второй, и третий. Я знаю, как работает эта система. Вам надо как можно скорее уехать из Москвы. Я не знаю, кому вы перешли дорогу, да и не мое это дело. Умоляю, уезжайте немедленно. Письма могли быть отправлены в различные инстанции. Вы спасли мою жизнь и я очень хочу спасти вашу.
Мужчина попрощался, раскланялся и пошел дальше, словно не было никакого разговора. После этого доктор понял, что встреча то совсем не случайной была. Видимо искал его этот человек, ждал. Кстати доктор так и не вспомнил, как его звали и что за операцию он ему делал. Но был благодарен за важное предупреждение. Ему прекрасно была известно фраза “по законам военного времени”.
На другой день доктор пришел с заявлением об увольнении к главному врачу. Тот для порядка расспрашивал, отговаривал, но был доволен, что возбудитель спокойствия уйдет из коллектива. Ни к чему им тут такие правдолюбцы.
Уехал он куда подальше, где не будут его искать. Да и надеялся, что после его увольнения забудут бывшие сослуживцы о нем с превеликой радостью.
- А жена то, жена твоя где? - спросила взволнованно Наталья.
Лицо доктора помрачнело. В самом начале предвоенного лета отправил он свою жену с маленькой дочкой в деревню к бабушке, которая жила недалеко от Киева. Там и погибли его девочки и бабушка под фашистскими бомбами в первые же дни войны.
- Наталья, чего ты сидишь то тут, - закричала санитарка, распахнув дверь. - Родила твоя красавица, парня родила!
Наталья подскочила и бросилась в палату. Теперь ей не страшно. Теперь там и покомандовать можно.