Глава 21
Поднимаемся с Великановой на административный этаж. Спешим к кабинету главврача. Открываем дверь в приёмную и обнаруживаем там двух крепких мужчин, одетых в одинаковые костюмы. За ними, бледная от волнения, сидит секретарь Романова.
– Иван Валерьевич у себя? – спрашиваю её.
– Да, – отвечает Александра Фёдоровна.
Делаю шаг в сторону кабинета, Ольга за мной. Но те двое преграждают нам путь. Они такие оба широкие, что эту живую стену не обойти, не перепрыгнуть.
Осматриваю их с ног до головы.
– Вы кто такие? – спрашиваю.
– Велено передать, что пока туда нельзя, – произносит один густым баритоном.
– Я заместитель главврача, – прибавляю себе немного в должности, – мне нужно к нему по срочному делу. Пустите немедленно.
– Не велено.
– Что это за глупости такие? У нас тут клиника, речь идёт о жизни и здоровье пациентов… – говорю, но по равнодушным глазам понимаю: эти истуканы никуда меня не пустят. Тогда из-за моей спины робко высовывается ординатор. Встаёт рядом.
– Меня-то вы узнали? – спрашивает мужчин.
– Да, Ольга Николаевна.
– Меня тоже не пустите повидаться с папой?
– Простите, Ольга Николаевна, он сказал, там будет приватный разговор.
Великанова сжимает маленькие кулачки, подходит вплотную к одному из громил. Смотрит на него снизу вверх (тот выше её на две головы) и произносит тоном капризной принцессы из «Бременских музыкантов»:
– Если вы нас сейчас же не пустите к папе, я сделаю так, что завтра вы будете… – она ненадолго теряется, но вскоре находит, что сказать дальше. – …сидеть в «Пятёрочке» охранником!
Глаза телохранителей становятся злыми. Понятное дело: они оба наверняка бывшие военные, а тут им такая пигалица говорит подобное в лицо. Обидно очень.
– Под вашу ответственность, – произносит один, и оба расступаются.
Мы подходим к двери кабинета, я коротко стучу и захожу первой, Ольга за мной. Когда оказываемся внутри, обе замираем с высоко поднятыми бровями. Ожидали увидеть всякое, но такое – точно нет. Оба мужчины сидят за маленьким столиком, развалившись в глубоких кожаных креслах. Перед ними початая бутылка горячительного, две рюмки, порезанный ломтиками лимон и шоколадная плитка. Они о чём-то мило беседуют, уже успев принять энное количество «огненной воды».
– А, Оленька! – замечает дочь Николай Тимурович. – Рад тебя видеть, моя хорошая.
– Папа… – растерянно произносит Великанова.
– Эллина Родионовна! – так же радостно приветствует меня Вежновец. – Что-то срочное?
– Иван Валерьевич… – выговариваю я.
– Что же вы встали, дамы? – главврач пытается казаться галантным кавалером. – Присоединяйтесь к нам, прошу, так сказать, к столу.
– Да, точно, – сверкает фарфоровыми зубами миллиардер. – Составьте нам компанию.
– Простите, – первая прихожу в себя, – но мне работать нужно. Я, собственно… но вопрос не такой уж срочный.
Вопросительно смотрю на Великанову.
– Да… мы лучше пойдём, – говорит она.
Разворачиваемся обе и уходим.
– А теперь объясни мне, Ольга, что, чёрт возьми, это значит? – спрашиваю ординатора, когда едем обратно в лифте.
– Простите, Эллина Родионовна, но я не знаю. Они, наверное, хорошо знакомы.
– Видимо, даже слишком хорошо, если ваш папа простил Вежновцу утреннюю выходку.
Великанова пожимает плечами. Мне же становится не по себе от мысли, что у главврача появился новый друг. Если Николай Тимурович встанет на его сторону, то всем в клинике крепко не поздоровится. С таким покровителем Вежновец вообще станет считать себя Наполеоном. Всем известно, что происходит с человеком, у которого абсолютная власть: она развращает абсолютно.
Иду в регистратуру, чтобы срочно взять пациента.
– Извините, мою жену возили наверх, – слышу неподалёку мужской голос, который кажется мне знакомым. – Я хочу узнать, не вернулась ли она. Её зовут Варвара, мы многодетная семья.
– Она в гинекологии, – отвечает Валерий Лебедев, даже не поворачивая головы в сторону говорящего. Меня коробит такое его отношение к посетителям. Но не устраивать же воспитательный процесс при всех. Да и что толку метать бисер перед известно кем.
– Как в гинекологии? – удивляется мужчина. – Мне сказали, у неё анемия.
– Простите. Она не моя больная. Если хотите, посидите вон там, – машет рукой в сторону вестибюля Лебедев.
Но мужчина уже завёлся, его не остановишь. Он замечает меня, подходит.
– Почему моя жена в гинекологии? – спрашивает настороженно. – Она чем-то больна? Вы от меня что-то скрываете?
– Нет, она здорова.
– А зачем тогда её отправили в гинекологию? Она… беременна?!
– Подождите, пока она вернётся.
– Я не хочу больше ждать! – повышает голос многодетный папаша. – Немедленно скажите, что с моей женой!
– Я не могу.
– Почему?
– Медицинские данные не разглашаются, – подсказывает Лебедев.
– Это моя жена, почему мне нельзя знать?
– Послушайте…
– Может, она делает аборт?! – он впивается в меня взглядом. Я молчу, но если уж мужчина сделал такое предположение, переубедить его будет трудно. Да и как? – Да… – произносит он тихим голосом. – Да?!
– Я не могу сказать, – отвечаю.
– На каком этаже гинекология? – хмурится посетитель.
– На девятом, – отвечаю, и он мчится к лифту.
Теперь страшно даже представить, что случится. Но, к моему огромному удивлению (второе за сегодня) снова вижу многодетного отца внизу минут через сорок. Он совершенно спокоен, вид умиротворённый.
– Как она? – спрашиваю его.
– Хорошо, – улыбается. – Всё в порядке.
– Я рада.
– Я… должен извиниться перед вами. Был несдержан.
– Понимаю.
– Варя измотала себя. Она была подавлена. А я, видимо, не замечал.
– Такое часто бывает.
– Сейчас она отдыхает. Я пойду домой, к детям.
Мужчина уходит, а мне очень не терпится узнать, о чём всё-таки они говорили. Я не про их семейные дела, конечно. Про решение Варвары.
– Как вы?
– Хорошо, – и тоже улыбается.
– Я встретила вашего мужа.
– Он был рассержен, но потом успокоился, – отвечает пациентка. – Он простил меня.
– Простил?
– Все мы иногда ошибаемся, – замечает Варвара.
– И то, что вы сделали, ошибка?
– Он назвал это иначе: минутной слабостью.
– А вы как считаете? – спрашиваю её.
– Он поговорил с врачом, всё будет нормально. Скоро мы опять попробуем.
– Зачать ребёнка?
– У меня прекрасный муж, и ещё он прекрасный отец нашим детям, – говорит Варвара. – Мы любим детей. Мы мечтали о большой семье.
– Дети – это хорошо, – отвечаю дежурной фразой. Логика этой женщины мне недоступна. То она пытается сделать аборт, добивается своего, и сразу же говорит про новую попытку зачатия. Да, сегодня определённо день невероятных открытий.
Срочный вызов. Поступила девочка 10 лет, пострадала в автокатастрофе. Привозим её в смотровую, перекладываем. Назначаю сделать общий и биохимию крови, мочу на месте.
– Диляра, ты помнишь, что случилось? – спрашиваю пациентку.
– Мы с папой поехали к Марине. Машина неслась так быстро!
– Евгений, чем она болела? – спрашиваю отца девочки, который находится рядом.
– Лейкозом, – отвечает он.
– Каким именно?
– Миелобластным. Ремиссия восемь месяцев.
– Как ваша рука? – спрашивает Альбина Тишкина, глядя на окровавленную и порванную рубашку мужчины. – Надо наложить швы.
– Я хочу быть рядом с Дилей, – произносит он.
– Хорошо, – даю согласие на немой вопрос ординатора. Она отводит Евгения в сторону.
– Больно, папа? – спрашивает девочка.
– Пустяки, малышка. Меня заштопают в момент.
– А мне накладывали швы, – говорит она уже мне. – Это нестрашно.
– Я постараюсь быть таким же смелым, как и ты, – улыбается ей отец.
– Хорошо, – улыбается девочка.
Вскоре приносят результаты анализа её крови. Смотрю и вижу: лейкоцитов много, половина бласты. У девочки рецидив лейкоза.
– Интересно, почему ей не сделали пересадку? – спрашивает Тишкина. – Поговорить с отцом?
– Не надо. Я сама, – отвечаю, поскольку доверять такие вещи ординаторам… могу, но далеко не всем.
Но сразу к такому подойти нельзя. Нужно сначала обдумать. И для этого у меня есть время: привезли ещё одного ребёнка. Это мальчик восьми лет, Герман. Лихорадка, рвота, головная боль. У меня сразу возникает подозрение на менингит. Нужно сделать люмбальную пункцию. Вызываю Машу, поскольку у неё лучше получается с ребятишками: всё-таки педиатр.
– У мальчика ступор? – спрашивает она.
– Нет, мы ввели успокоительное. Согнёшь его?
– Да. Герман, не бойся. Это совсем не больно, – говорит Маша, обхватывая маленькое тело руками, чтобы не дёрнулся.
– Так, лежит хорошо, – комментирую. – Ну, начнём. Внимание… Так, я вошла. Я в канале. Ну вот, Герман. Совсем не больно, правда? Скоро лекарство перестанет действовать, и сонливость пройдёт, – объясняю мальчику. – Спасибо, Маша.
Она улыбается и уходит. Оставляю Германа с медсестрой, теперь нужно поговорить с отцом Диляры.
– С вами говорили о пересадке костного мозга? – спрашиваю, когда отходим в сторону от дочери.
– Да, родственного донора не нашлось. Я совпал только по трём антигенам из шести.
– Вы всё это уже проходили?
– Да, по полной программе, – разочарованно отвечает Евгений.
– Придётся проводить противорецидивный курс терапии.
– опять химия? Господи… я так надеялся.
– Через два месяца после начала второй ремиссии можно попробовать пересадку.
– Если найдётся донор, – без особой надежды замечает мужчина.
– Других родственников нет?
– Практически нет.
– Практически?
– Есть единокровная сестра, но её не проверяли.
– Почему?
– Моя дочь от первого брака. Развод был далеко не мирным, и моя бывшая не склонна помогать, – рассказывает Евгений.
– Даже если речь идёт о жизни ребёнка?
– Давайте начнём химиотерапию, – вместо ответа говорит мужчина. – Потом будет видно.
– Конечно. Я свяжусь с банком данных. Неродственный донор лучше, чем вообще никакого.
– Спасибо, – и Евгений возвращается к дочери.
Возвращаюсь в кабинет, пока есть возможность заняться бумажной работой. Всё-таки неважный из меня административный сотрудник. Всё больше стараюсь людей лечить, а документами заниматься порой некогда. Если уж за что мне и должно прилетать от заведующего клиникой, так это за такие вещи. С такими мыслями провожу за компьютером час, потом неожиданно дверь открывается, в кабинет входит без стука крупный мужчина. Сразу узнаю в нём одного из телохранителей миллиардера Галиакбе́рова. Он сканирует взглядом маленькое помещение. Убедившись, что здесь не спрятался киллер, исчезает. Сразу следом входит сам Николай Тимурович.
Рекомендую! Очень интересно!
Не спрашивая разрешения, берёт стул, усаживается напротив. По красному лицу вижу: они с Вежновцом ту бутылку «огненной воды» употребили на двоих.
– Ты заведуешь отделением? – без предисловий спрашивает наглым нетрезвым голосом.
– Во-первых, не «ты», а «вы», – пытаюсь осадить его. – Во вторых, да, я заведующая. У вас ко мне какие-то вопросы?
Усмехается.
– Девочка. Если у меня к тебе будут вопросы, ты сама прибежишь ко мне на них отвечать.
Внутри всё сжимается. Господи, ну как же я ненавижу людей, и мужиков особенно, которые считают, что имеют право, поскольку у них денег выше крыши, так разговаривать с людьми!
– Что вам надо? – перестаю быть подчёркнуто вежливой.
– Моя дочь. Ольга Великанова. Твой ординатор. Хочу, чтобы ты её научила всему, что знаешь сама. Она с детства мечтает быть врачом, – Галиакбе́ров недовольно качает головой. – Никогда не понимал этого желания. Ей были открыты лучшие частные университеты мира, так нет же! – он вдруг ударяет кулаком по столу. Дверь тут же открывается. Заглядывает телохранитель. Убедившись, что всё в порядке, исчезает. – Короче. Сделаешь, и я вам тут… всё отремонтирую. А пока вот, держи, – он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака пачку денег и бросает на стол передо мной. – Знаю я ваши зарплаты нищебродские.
Он встаёт, не дожидаясь моего ответа, уверенный, что я даже вякнуть не посмею ничего.
– Заберите свои деньги, – говорю ему в широкую спину.
Галиакбе́ров останавливается. Медленно разворачивается. Смотрит на меня с лёгким удивлением. Как слон на моську, позволившую себе тявкнуть в его сторону.
– Повтори?
– Заберите свои деньги, – говорю требовательным тоном.
– Девочка…
– Не смейте. Разговаривать. Со мной. В таком. Тоне, – произношу раздельно в надежде, что до него так лучше дойдёт.
Миллиардер подходит к столу. Хватает пачку, суёт обратно.
– Ты, кажется, не поняла, с кем разговариваешь, – прищуривается на меня.
– Очень даже поняла. С хамом, – отвечаю ему дерзко.
У него от такой реакции даже глаз подёргиваться начинает. Галиакбе́ров трёт его, потом усмехается недобро.
– Пожалеешь, – произносит с растяжкой и выходит.
Через пять минут влетает бледная Ольга Великанова.
– Эллина Родионовна, что вы сказали моему папе?
– Правду. Что он хам.
– Господи… – ординатор качает головой. – Ну зачем!..
– Затем, что он мне тут деньги пытался сунуть и потребовал, чтобы я из тебя сделала отличного врача.
Ольга вскидывает голову, ошарашенно смотрит на меня.
– Ну зачем же он… вот так…
– Сама его спроси. Не ожидала, что твой папа такой… грубиян.
– Простите его, – произносит Великанова безо всякой надежды. – Он просто всегда меня очень опекает.
– Пусть сам прощения просит, – отвечаю ей.
– Ну что вы, – горько усмехается ординатор. – Он ужасно гордый. И да, тот ещё бывает… – тяжёлый вздох.
Великанова уходит, оставляя меня в расстроенных чувствах. Нет, я вовсе не боюсь того, что Галиакбе́ров захочет мне отомстить. Просто очень обидно. Стараешься, работаешь, а приходит какой-то мужлан и так себя ведёт.