К Дуне в больницу каждый день кто-нибудь да приходил. Наталья, пользуясь своим служебным положением, так и выискивала, кого бы в больницу отвезти, какую бы причину найти, чтобы в район съездить. И придраться к ней нельзя было. Все она делала так, как и должна делать.
Но уж если у нее не получалось, навещала тогда сноху Людмила. Соседки удивлялись, что словно за барыней смотрят, приходят, справляются о здоровье. Особенно всех поражала Людмила. Все почему то в палате дружно решили, что она начальница, вот и крутятся около Дуньки не только санитарки, но и врачи.
А Дуня только отмалчивалась. Пусть так думают. Ей то что. Хотя, уж если быть совсем честной, то действительно Павел Николаевич чаще, чем к другим, присаживается к ее кровати. А почему, Дуня не могла сказать. Возможно потому, что был он знаком с ее матерью, Натальей очень давно. Знал эту неугомонную женщину и уважал за прямоту и честность. До войны они даже дружили семьями, ходили в гости по праздникам. Только вот после того, как отец на войну ушел, а Павел Николаевич овдовел, стали встречаться коллеги только по работе, не до гостеваний стало.
Мальчишка у Дуняши родился крепенький и горластый. Утром просыпался и требовал, чтобы его покормили. Акушерки приносили его самым первым, хотя родивших в палате было мало. В одной большой палате лежали женщины, находящиеся на излечении от различных болячек, тут же и роженицы, отгороженные от больных только белой ширмой.
- Не иначе он у тебя певцом будет, вон как выводит. Уж не даст никому лишнего поспать.
Дуня только посмеивалась, да отвечала, что певцом то вроде не в кого ему быть, разве что командиром в Красной Армии, будет командовать солдатами как дедушка.
Забирать Дуню домой приехали обе бабушки. Не могла Людмила дожидаться дома. Она с утра хотела уйти пешком, не дожидаясь, когда там Наталья все свои дела приделает. Идти то совсем ничего, три версты с хвостиком. Да Наталья ее остановила.
- Угомонись. Успеешь еще наглядишься. На себе что ли ребенка то потащишь. Я сейчас соберусь и поедем.
Дорогой Людмила огорчалась.
- Опять у нас парень родился. Василий то как девчонку хотел.
- Зато у нас все девки были, теперь вот парнишка. Да какая разница то. Лишь бы здоровые были.
Тут нельзя было не согласиться.
В больнице Наталья поручила все дела Людмиле. Сама же пошла к Евгению Александровичу. Не было в районе такого специалиста с кем она могла проконсультироваться. А он все таки в самой Москве работал, может и скажет чего дельное.
Беспокоила ее Фрося, точнее ее беременность. Смущало, что отец ребенка умственно отсталый. Хотя у него такой диагноз и не стоял, но то, что на войну его не взяли, а вернули обратно, говорило само за себя.
Наталья быстро нашла хирурга. Она же словно у себя расхаживала по больнице, заглядывала в палаты. Увидела, обрадовалась.
- Ой, Евгений Александрович, а я ведь тебя ищу. Проконсультироваться надо.
Она чуть ли не за руку потянула доктора в его кабинет. Рассказала всю историю Фроси.
- Я ведь переживаю, вдруг у нее дурачок родится. Девка и так сколько горя перенесла, уже сейчас травить ее в деревне начали. Ладно хоть никто не знает, что ребенка то она носит от Тимохи. А то бы совсем девку затравили. И чего делать, не знаю. Она ведь руки на себя наложить хотела.
Евгений Александрович задумался. Одно время он увлекался этим направлением, читал научную литературу. К сожалению, не много о таких заболеваниях известно. Он так и сказал этой фельдшерице из деревни. Удивительная она все таки женщина. Вроде это уже не ее забота, а гляди ты, переживает как. Увидел, что та огорчилась, постарался успокоить.
- Обычно эти заболевания передаются по мужской линии, да и то не всегда. Так что рано пока еще говорить. А если девочка у нее будет, то велика вероятность, что она будет полностью здоровая.
- Спасибо, хоть немного утешил. Побегу я. Дуняшу свою сегодня забираем.
Доктор улыбнулся. Он знал об этом. Как не знать, когда самого громкоголосого пациента сегодня выпишут. И воцарится в больнице покой.
- Хороший у вас мальчик. Всю больницу у нас своим ревом строил. Теперь дома будет командовать.
Они вышли в приемный покой. Там уже стояла довольная Людмила с ребенком в руках, Дуняша сидела на лавочке.
- Мама, ты где пропала. Сколько времени уж ждем тебя.
Наталья знала, что ждали они ее совсем недолго, поэтому даже оправдываться не стала.
- Ладно, ладно. Пойдемте скорее. Ишь, заждалась она.
Вот кто заждался, так это Клавка. Она без конца выглядывала в окно, не покажется ли на дороге знакомая лошадь. Здесь же томилась Макарьевна с Алешей. Ведь семья Людмилы для нее стала словно родная. Не о ком ей больше было заботиться. Только одна Наденка была невозмутима. Сидела на полу да играла с деревянными катушками от ниток. Алешу тоже особо не волновало, что в этой семье появится еще один малыш. Заботило его только то, что мама уехала и оставила его с бабушкой. Вдруг она долго не приедет.
Глядели, выглядывали да и проглядели. Только когда зафыркала лошадь под окошком и послышались женские голоса, подскочили обе как ужаленные. А тем временем дверь открылась и первой вошла Людмила, неся в руках драгоценную ношу. Она всю дорогу так и держала ребенка, никому не отдавала. А Наталья и не возражала. Пусть тешится. Пока вырастет, все надержатся.
За занавеской у Дуни уже висела подготовленная зыбка. Пришлос заранее позвать Семена Михайловича, чтоб помог ее повесть. Кольцо то для очепа было вкручено в другом месте.
Суета потихоньку утихла. Все семейство, кроме самого маленького члена семьи, уселось за стол. Пришлось только сперва покормить малыша. Он сразу же показал, кто теперь в доме хозяин, перебудоражил всех своим требовательным голосом. Только насытившись довольно засопел и уснул.
За столом в очередной раз обсуждали, как назвать малыша. Сперва хотели назвать в честь одного из дедушек. Но малыш был один, а дедушек два. Не хотелось обижать ни того, ни другого. Даже легкий спор разгорелся. Тут Дуня решительно сказала.
- Нечего спорить. Мы с Митей обговаривали, как назовем если родится мальчик и как, если девочка. Мы думали, что мальчика назовем Павлом. Не в чью честь. Просто нравится это имя.
- Вот и правильно, - вставила свое слово Макарьевна. - В аккурат Петры и Павлы были. И по божески все правильно будет.
На том и порешили. Только тогда все начали спокойно есть. По такому случаю Наталья купила четверку зеленого. Выпили по рюмочке. За Павлика. Пусть растет крепким и здоровым. После этого Дуня пошла к себе за занавеску. Выписка, дорога, все эти споры об имени, утомили ее.
Гости засобирались домой. Людмиле так не хотелось уходить, но деваться некуда. Гости приходят и уходят, а хозяева остаются. Она пообещала, что завтра зайдет ненадолго проведать.
Клавка начала прибирать со стола, а Наталья тоже прилегла отдохнуть. Хоть и работать еще надо было идти. Она решила, что страшного ничего не случится, если она в такой день останется дома. Наказала Клаве, чтобы как приберется, поставила лошадь в конюшню.
На другой день, точнее почти уже ночью, пришла Фрося. За время, пока Дуня не видела ее, та сильно изменилась. Лицо пошло коричневыми пятнами, щеки ввалились. Да и сама Фрося сильно похудела. Сарафан болтался на ней, хотя если присмотреться, то было заметно уже, что она беременна.
Подружки обнялись. У Фроси покатились слезы из глаз.
- Ты не думай, это я от радости за тебя реву. Слава Богу, что у тебя все хорошо.
Она посмотрела на спящего Павлика. Только маленькое личико ребенка выглядывало из пеленок. - Ничего, что я так поздно пришла. Не хочу лишний раз по улице ходить.
- Что ты Фросенька. Хорошо, что пришла. Я так рада. У тебя то как дела.
- Да чё у меня. Мама уж сколько раз с бабами в лавке цапалась. Ты ведь знаешь маму, она молчать не будет, когда ее заденут. Всю родню до седьмого колена поднимет и все грехи каждому припомнит. Я так рада, что хоть мама за меня заступается. А я, почитай, на улицу то и не хожу, на работу да с работы только.
К молодым женщинам за занавеску заглянула Наталья.
- Фрося, тебе надо в больницу к врачу съездить, там на учет поставят. Давно бы уж надо. Не тяни. Не бойся, там ничего страшного. И лишнего спрашивать тебя не будут. А то давай вместе, как я поеду и тебя прихвачу с собой.
Фрося согласно кивнула головой. Надо так надо. Временами она ненавидела ребенка, который был у нее внутри. Все беды у нее начались от него. Но потом проходило время, она начинала корить себя и ей казалось, что случись с ним чего, она просто не сможет жить. Злилась на себя за то, что такая непостоянная, но ничего с собой не могла поделать.
Какое то время они общались втроем, а потом Фрося засобиралась домой. Мать уж потеряла ее, наверное. Она ушла и ничего не сказала. Молодая женщина быстрыми шагами шла домой. Паня ждала ее у ворот.
- Фроська, ты куда это запропастилась. Давай ка скорее домой.
По голосу матери женщина поняла, что та сердита. Что могло случиться, пока ее не было, на что мать сердится, было непонятно.
Только вошли в дом, Паня подступила к дочери.
- Ты чего паршивка скрываешь. Говоришь от солдата со станции носишь ребенка. А ко мне сейчас Степанида приходила. Сказала от кого ребеночек то у тебя.
- Какая Степанида, чё сказала? Ты что, мама.
- Степанида, мать Тимохина. Он ей признался, что ребенок то у тебя от него.
Фрося почувствовала, как щеки ее вспыхнули. Хорошо, что в избе лампа была притушена и мать ничего не заметила.
- Мама, да что это она выдумывает то! Тимоха напридумывал, а ты и поверила.
- А чё мне не верить то. Степанида говорит, что женится он на тебе. А мне то ведь все равно, его дите или нет. Женится, грех твой прикроет и люди в деревне судачить про тебя перестанут. И никто не попрекнет, что в девках нагуляла.
Паня догадывалась, чего это Степанида вдруг к ней прилетела. Ведь всей деревне было известно, что Тимоха ее ни одной юбки не пропустит. Да только ни одна от него не залетела. Видно не способен он. А тут девка брюхатая подвернулась с нагулянным ребенком. Отчего бы и не женить его на ней. Степаниде то все одно от кого ребенок, главное что Тимоха будет, как все мужики, и женатый, и с дитем. Время то к старости идет, сноху в дом надо, помощницу. А Фроська ее чем не баба. Это ведь сейчас она такая стала, а так то ведь красавица. Да в хорошее то время парни бы за ней гужом бегали. А тут где их взять то женихов. Все на войне.
Фрося не знала, что ей делать. Она ни за что не признается матери, что все так и есть. Пусть думает, что нагулянный ребенок от незнакомого солдатика. А за Тимоху она не пойдет. И опять в голове у Фроси закрутились мысли, что если мать настаивать будет, то наложит она на себя руки.