Часы, висевшие на стенке в приемном покое, громко тикали, тик-так, тик-так.
- Ну что же так долго то, - думала Наталья. Обычно всегда она бесцеремонно вваливалась в палату, когда привозила больного из деревни, смотрела, как обследуют, слушала, что говорят, изредка вставляла свои комментарии. А тут даже дальше приемного покоя не шагнула. Страшно ей было. Нет уж, пусть там все без нее случится, а она примет известие, какое скажет врач.
Сколько прошло времени, она не заметила, хоть и висели часы перед самым ее носом. В приемный покой вошел Семен Михайлович.
- Ну что там, - шепотом спросил он. - Время то уж сколько прошло.
- Не знаю я. Ничего не знаю. Сижу вот и нечем помочь не могу. Марья то подруга моя, сам, чай, знаешь. А ну как позвоночник повредила.
Наталья прикрыла глаза, постаралась отогнать мрачные мысли. Нет, нет, все хорошо будет. Бог не допустит, не оставит детей без матери. Они то чем провинились. Неожиданно сама для себя, Наталья начала читать молитву. Слова складывались сами собой. Когда еще маленькая была, бабушка ее учила. Это уж потом, после революции отреклись все от Бога, не вспоминали его.
- Отче наш, - шептала Наталья, не замечая, что говорит все громче и громче. Бригадир с удивлением посмотрел на нее.
- Ты что, молишься что ли. Ведь вместе по деревне бегали и кричали, что Бога нет.
- Дураки были, вот и кричали. Неужели не видишь, сколько горя ниспослал он на нашу землю. А что он плохого то нам сделал, Бог. Только добру да хорошим делам учил. А мы отреклись от него.
Спорить Наталье не хотелось. Пусть Михайлыч думает, что хочет. А она тут в больнице, бессильная перед бедой, которая случилась с подругой, будет просить Спасителя о чуде. Снова установилась тишина. Только тиканье часов нарушало ее.
Распахнулись двери в приемный покой. Вышел Павел Николаевич, а с ним еще один врач, которого Наталья не видела здесь ни разу. Видно какой то новый. Незнакомец посмотрел на Наталью и незнакомым ей, акающим говорком, спросил.
- Это вы женщину с травмами привезли?
- Мы, мы, вот он и я.- Наталья взглядом показала на бригадира. - Как она, что с ней.
- Пострадала сильно, два ребра сломаны, сотрясение, ушибы.
- А позвоночник? - с дрожью в голосе спросила Наталья.
- С позвоночником все в порядке. Повезло вашей женщине. Сперва здесь полечим, понаблюдаем. Потом домой долечиваться выпишем. Ну вы ведь бываете здесь, заезжайте, узнавайте. Вот пока все, что я скажу.
Врач повернулся и пошел по длинному коридору. Наталья успела ухватить Павла Николаевича за рукав.
- Кто это такой? Видно, что не наш.
- Ну Наталья, все то тебе знать надо. Не наш. Из Москвы приехал, хирург.
- А что его к нам занесло то, московского хирурга? - удивилась Наталья.
- Вот любопытная баба. Запомни, чем меньше знаешь, крепче спишь. А меньше говоришь, так целее будешь. Поняла? Вот и не спрашивай ничего. Не твоего ума это дело.
Павел Николаевич повернулся, чтоб уйти, но потом развернулся обратно.
- Как там моя крестница то поживает?
- Хорошо поживает. Ногой айда пошел бегает. Настырная девка растет, чего надо, всегда добьется.
- Молодец ты Наталья. Не думал, что девчонку выходишь. Молодец, что тут скажешь.
Он вытащил из кармана пару карамелек да пряник и протянул Наталье.
- На вот, гостинчик ей от меня передай. Пусть пососет.
В этот раз доктор уже отправился по делам, но молчавший до сих пор бригадир, вдруг остановил его.
- А крышку то от ларя можно мне забрать? Нужная в хозяйстве вещь.
Павел Николаевич рассмеялся.
- Ну ты и жмот, Семен Михайлович. Забирай, конечно. Сейчас санитарам скажу, чтобы вынесли доску.
Наталья даже смутилась.
- Михайлыч, ты что. Неудобно как то. Может они ее хотели куда то приспособить. А ты затребовал обратно.
- А что оставлять то. Мне она нужна, ларь то у меня без крышки остался.
Домой они ехали молча. Уже когда к деревне стали подъезжать, Наталья заговорила.
- Семен, ты ведь все одно один живешь. Разницы то нету тебе. Поживи, покуда Марьи не будет, у них. Мишка то хоть и большой уж парнишко, да все равно без присмотра дом то оставлять не дело. Я бы и сама как-нибудь прокрутилась, да сам знаешь, Дунька у меня, страшно одну оставлять, да и Надьку тоже обихаживать надо.
- Ты что хоть городишь, Наталья. Я с ребятишками дела никогда не имел. Ну еще с Мишкой ладно, поладить можно, А ведь девчонка у нее маленькая. Кормить ее. Я ведь не знаю ничего.
- Девчонка уж не больно и маленькая, по четвертому году. Что все едят, то и она. Наособицу ей никакого варева не надо. Парнишки то знают, Сережка вон справляется. А ты, чай, мужик, али не справишься.
Семен чертыхнулся про себя. Надо подумать, что этой бабе на ум пришло. За детишками приглядывать. Но с другой стороны он чувствовал себя виноватым перед Марьей. Не поставил бы ее на это место, так ничего с бабой бы и не случилось.
- А что, больше то некого что ли? - обреченно спросил Семен.
- А кого? У всех свои заботы, семьи. А ты у нас бобылем живешь. Там и надо то только приглядывать, да чтоб лихие люди не зашли, не дай Бог. Я тоже забегать буду, как время появится.
Не разговаривая больше, Наталья направила лошадь к Марьиному дому. Мишка уже знал, что мать в больницу увезли.
- Тетка Наталья, что с мамкой то? - спросил он, как только непрошеные гости переступили порог.
- В больнице ее оставили. Полечат, потом домой выпишут долечиваться. А покуда матери не будет, Семен Михайлович у вас поживет. Чтоб никакого баловства не случилось. За Любкой ты, Сережка, главным приглядывателем будешь. Кормить ее, одевать и все такое. Понял?
Сережка покорно кивнул головой. Куда деваться то. Это с матерью можно было бы поспорить, а тут, что сказали, то и делай.
- А ты, Любка, не реви зря и дядьку Семена слушайся. И братьев тоже слушайся. А то мать выпишут из больницы, я все ей расскажу.
Любка стояла и только глазами хлопала. Не могла она понять, куда делась мать, и почему с ними будет жить теперь этот мужик.
Наталья долго не разговаривала. Раздав всем наказы, удалилась из избы, оставив Семена в полном неведении, что же ему делать дальше. А Наталья поехала ставить лошадь в конюшню, довольная, что все решилось, не остались Марьины дети без пригляду.
С конюшни пошла она домой. С утра маковой росинки во рту не было, а время уж далеко за полдень перевалило. Надька, увидев мать, завизжала от радости, потопала к ней и протянула руки, чтобы та ее взяла. Женщина подхватила малышку.
- Маленькая ты моя. Соскучилась по мамке. На вот тебе пряничек.
Надюшка ухватилась за гостинец и сразу же потащила его в рот.
- Клавка, А Дуня не приходила еще? - спросила Наталья.
- Нет, да и рано еще, ты чё, мам.
- Да у меня сегодня все время перемешалось. Ты, чай знаешь уж, что с Марьей то сделалось.
- Нет, кто мне расскажет. Я весь день одна дома сидела.
Наталья рассказала, как помял ее бык сегодня на ферме. Не сказала только, что за Дуньку переживает. Скотина она и есть скотина. Мигом до беды довести может. Не узнаешь, что у нее на уме.
Дуне давно уж была пора прийти с работы, а ее все не было. Наталья без конца выглядывала в окошко, не идет ли она. Даже на улицу за ворота выходила посмотреть. Что то душа совсем разболелась. Наконец увидела знакомую походку. Животик уже мешал Дуне с легкостью бегать, стала она медлительней и когда шла, то слегка переваливалась, словно уточка.
Дунька, ты где это такую доль была, - закричала мать, едва Дуняша переступила порог. - Я уж испереживалась вся.
- Мам, ты чё переживала то. Куда я денусь. Вон к Фроське зашла ненадолго поболтать.
- Ты хоть бы сперва домой пришла, а потом уж по подружкам ходила, - упрекнула ее мать, хотя и понимала, что зря она разволновалась. С какой это стати коровы вдруг начнут лягаться.
- Посмотрела я сегодня, как на бедных коровах пашут. Они плуг то тянуть не хотят, на колени падают. А бабы их вожжами сзади подгоняют, чтоб вставали да вперед шли. Коровы ревут и бабы вместе с ними слезами заливаются. Жалко ведь бедных. А делать нечего. Я и сама с ними наревелась.
- Так зачем ходила смотреть то.
- Да я не нарошно. Поле то рядом с фермой. Вот и нагляделись. Как там тетка Марья то?
- В больнице оставили. Слава Богу позвоночник не повредила. А я Семена у них дома оставила.
Дуня рассмеялась.
- Мам, зачем Семена то оставила.
- Чтоб домовничал. Ребятишки не больно велики. А время сейчас такое. Худые люди ходят по деревням. Всяко случиться может. Как без пригляду то.
Наталья и сама заулыбалась, вспомнив каким растерянным взглядом он проводил ее. Завтра сходит она, проверит, как первую ночь они ночевали без матери.
Наталья с Клавкой пошли в огород. Картошка еще не сажена. Хоть немного посадят до темноты и то хорошо. На пахоту колхозными лошадями рассчитывать не приходилось. Всю войну сами огороды копали. И в этом году, земля чуть просохла, начали. Даже Дуня по первости выходила, да мать ругаться начала, что ей беречься надо. Договорились, что Дуня будет кидать картошку, а Клавка или мать закапывать. Но сейчас Надька не спала, одну ее оставлять еще нельзя, что-нибудь да набедокурит. Поэтому с ней водиться Дуню оставили.
Но и оставшись дома, Дуня без дела не сидела. Сперва прибрала со стола, перемыла посуду. Потом села чистить картошку на завтра, что бы утром матери с печкой быстрее управиться. Она поглядывала на Надьку, как та пытается поймать кошку за хвост, тоненько-тоненько срезала с картошки кожурку. С весны с крупной картошки начали срезать макушку с глазками. Пойдет на посадку. Картошку приходилось экономить. Сколько ее еще на посадку уйдет. Остальная на еду останется. До свежей ждать ох как долго. А без картошки считай и есть нечего.
Ладно хоть песты начали расти. Уже несколько раз ходили они по полям, собирали пестовник. Все глядишь какая-никакая еда. Их хоть в кашу, хоть в щи. Везде годятся.
Своими думами об еде, Дуня старалась прогнать от себя невеселые мысли. После работы зашла она к Фросе. Не понравилась она ей на празднике. Тетка Паня встретила приветливо. Выздоровела почти. Только подкашливала немного. Фроси дома не было. Тетка Паня погоревала, что с Фроськой что то неладное творится. Ходит, как в воду опущенная. Спрашивала, ничего не говорит. Но ведь материнское то сердце разве обманешь. Чует оно.
Так и не дождалась Дуня подругу. Ушла. А тетке Пане пообещала, что расспросит Фроську о том, что ее тревожит.