Марина Видяпина, главная медицинская сестра
Расскажите о том, как вы попали в паллиативную помощь, почему выбрали именно это направление в медицине?
Я работаю с 2005 г. и попала в паллиативную помощь случайно. На тот момент я заканчивала Социальный университет по специальности «Специалист по социальной работе с инвалидами». У нас была одна экскурсия в Первый московский хоспис. На тот момент это было единственное место в городе, где оказывали социальную и паллиативную помощь в полном объеме. Я даже не знала, что существуют Хосписы. Это был очень запоминающийся визит, мне захотелось там работать, и как раз там были вакансии. Я попросилась на стажировку.
Тогда я уже работала в Центре экспертизы и реабилитации инвалидов, мы помогали людям с ампутациями конечностей вливаться в жизнь. Поэтому работа в плане сестринских манипуляций не была для меня удивительной. Но при этом она была другая, так как в Центре мы работали с пациентами, которые учились жить с увечьями.
А в Первом московском хосписе помогали пациентам, у которых не было выбора жить иначе и надо помогать здесь и сейчас.
Я пробыла меньше двух недель на стажировке. Во время обхода с Верой Васильевной Миллионщиковой одна требовательная пациентка, к которой мои коллеги ходили по очереди, а я — чаще всех, сказала про меня: «У вас девочка ходит, ее надо взять». Собственно, благодаря такому отзыву я и устроилась в хоспис официально.
Я работала практически на всех должностях. Сначала была суточной медицинской сестрой. Однажды надо было подменить процедурную медсестру — и я стала работать в этой должности. Потом я поступила в РУДН (Российский университет дружбы народов), чтобы получить высшее сестринское образование. Меня, кстати, заставила это сделать Людмила Викторовна Туганова (тогда — старшая медицинская сестра стационара в Первом московском хосписе, сейчас — заведующая филиалом «Царицыно», прим.ред.), и я вернулась на суточный график. Потом стала помогать на выездной службе, и отработав там год была переведена на должность старшей медицинской сестры выездной службы.
В чем отличие работы в стационаре от работы на выездной службе?
В какой-то момент я поняла, что мне очень нравится работать на выездной службе. Наверное, когда ты приходишь к пациенту домой, он себя чувствует более комфортно, больше раскрывается. Ты приходишь, помогаешь, тебя всегда ждут. Ощущение, когда ты звонишь и тебе радуются, очень приятное….
На выездной службе сначала ты не знаешь, в какую семью идешь. А когда уже знаком, то закладываешь на визит определенное время. У меня пациентка была, к которой я приходила просто поговорить. Делала минимальную перевязку, а потом мы болтали: она жила одна, и я просто не могла позволить себе уйти. А был пациент, который не разрешал никакие манипуляции проводить, пока ты с ним не посидишь, не выпьешь кофе и не покуришь. Каждый раз на выездной приходишь к пациентам, как в гости, к родным.
Как проходит сегодня ваш рабочий день? Какие задачи решаете?
Сейчас у меня больше административная работа. Когда мне хочется разгрузиться, я могу спуститься в стационар, поговорить с родственниками, с пациентами, сходить на обход. Моя работа очень непростая, потому что на любое решение надо смотреть с огромного количества сторон, чтобы учесть особенности отделений, филиалов.
Обычно я записываю срочные задачи, которые надо решить именно сегодня, на неделю расписываю себе график обязательных дел этой недели. В течение дня в основном занимаюсь документооборотом, но бывают разные дни: срочные запросы от Департамента здравоохранения Москвы, заполнение отчетных форм и другое. А если это месяц сбора информации по закупкам — это совсем другое. Может что-то произойти в каком то филиале, тогда надо срочно решать вопросы на месте. В общем, каждый день разный, по записи ничего не бывает.
Что самое сложное в работе в паллиативной помощи?
Смотреть на чувство потери близких пациента - очень тяжело.
Я восхищаюсь коллегами из детского хосписа. Раньше в Первом московском хосписе были дети, младшей — 3 года. Но самое тяжелое — подростки. С малышами проще, они более чистые, у них болит — значит болит, не болит — будет играть. Очень сложно с родителями, потому что объяснить родителю, почему именно его ребенок болеет, невозможно. Мне было и в учебе тяжело с детьми, потому что огорчали отказники из детских больниц.
Еще тяжелый момент – сообщение родственникам о смерти. Страшный первый момент, когда они видят нас. Держаться тяжело, тяжело, когда уходит пациент, к которому ты привязываешься. Когда уходишь домой, приходишь на смену, а пациент уже не ждет тебя в силу состояния или ушел.
Тяжелее всего — чувство потери и горе. Все остальное разрешимо. Просто нужно время или отпуск.
Как вы справляетесь с эмоциями?
Вырабатывается защита, сколько бы ты ни работал. Не будешь черствым, но внутри появляется какая-то преграда, шторка — нужно поберечь себя. Потому что умирать с каждым нельзя. Остальные пациенты требуют твоего участия, они живые, им нужно отдать капельку своего тепла и своего участия.
Я восстанавливаюсь хобби. Рисую картины по номерам или выкладываю их стразами. При такой усидчивой рутинной работе у меня даже решения приходят каких-либо сложных вопросов.
Бывали ли у вас мысли сменить сферу? Когда и почему они возникали?
Я думала. Но, когда хожу в обычные больницы и вижу обращение с пациентами, то понимаю, что не смогу там работать.
Я привыкла воспринимать любого пациента как личность, как человека, прожившего жизнь, истоптавшего свои жизненные ботинки. А в поликлинике я сама раздраженный человек… Там никого не интересует сколько пациенту лет, почему человек может что-то не понять. Даже если придет время когда надо сменить работу, я не смогу изменить себя. Для меня это образ жизни.
Чем все-таки отличается работа в ЦПП от работы в других учреждениях здравоохранения?
У меня как-то студентка-практикантка, заканчивающая на тот момент колледж, сформулировала ответ на этот вопрос. Хотя студенты-выпускники очень редко приходят к нам работать, и я, наверное, поддерживаю, что молодежь не должна начинать профессиональную деятельность с окончания жизненного пути пациента. Пусть сначала идут в роддом.
Так вот, девушка пришла подписывать работу и говорит:
«Вы знаете, мы были у вас на практике две недели, а я поняла, что вас включать в программу надо на первом курсе, чтобы понять, что мы работаем с людьми, а не с методом исполнения назначений. Для нас сейчас это культурный шок».
Какие бы заповеди вы бы добавили к списку заповедей В.В. Миллионщиковой?
Есть несколько заповедей, которые должны быть, как «Отче наш» для коллег.
Основываясь на них, можно себя воспитать.
Первая – «Не осуждай семью и родственников». Это, кстати, первая заповедь, которая «щелкнула меня по носу». У меня был пациент, я очень его любила, участник Великой Отечественной войны, очень пожилой мужчина. Когда он меня видел, то говорил «Мое солнышко». Говорить мог с трудом. Жена смеялась над этим.
А когда он ушел, она приехала с ним прощаться, но не проронила ни слезы. Хотя отношения были трепетные. А во мне было столько возмущения! Почему его уход не взывал слез и нормальной реакции? У меня, видимо, на лице отразились эти эмоции. И она, когда уже уходила домой, сказала мне: «Только не осуждайте меня. Я еще не поняла, что он ушел». И тогда я на всю жизнь запомнила смысл заповеди.
Вторая – «Хоспис — дом для пациентов. Мы — хозяева этого дома, поэтому: переобуйся и вымой за собой чашку».
И третья заповедь — «Просто принимай пациента, каждый человек Индивидуален». Он пришел тем, кем пришел, не осуждай его. Мы не знаем, какая была ситуация, и пусть мы все имеем свое мнение, от этого надо отойти. К тебе пришел просто Человек.
