Глава вторая.
Забор.
Разные люди, по-разному помнят своё детство. Кто-то помнит себя с года, кто-то с пяти… У меня же яркие события начались в жизни, когда мне исполнилось два с половиной годика.
В детский сад я не ходил, хоть моя мама и работала там воспитателем. Я был «приходящим». То есть приходил на праздники, утренники, всевозможные спектакли, ну и, конечно, когда давали подарки. А так – мы гуляли с бабушкой Фимой. Бабушка Фима - это Ефимия Устиновна Курочкина, мама моего папы. Очень красивая женщина была, даже когда уже стала бабушкой, всё равно красивой оставалась. Лицо ровное, чистое, слегка вытянутое, открытый лоб, брови дугой да коса до пояса, как у русских красавиц. Настоящих!
Позавтракаем, и айда гулять! Потом сходим пообедаем и снова на улицу. Бабушка разрешала мне практически всё, правда, только когда мамы и папы поблизости не было. Как правило, она сидела на скамеечке со своими «подружками», а мы с пацанами и девочками - такими же как и я мелкими - затевали дворовую возню. А надо сказать, что проживали мы тогда на улице Солнечной. Это повыше конторы Балаклавского рудоуправления имени А.М. Горького. Там еще скверик очень уютный есть, сразу за районной Доской Почёта. Правда было одно «табу», даже у бабушки для меня. Это забор. Обыкновенный забор или подпорная стенка, которая или который тянулся вдоль всей нашей солнечной улицы. Как мне казалось тогда, он был о-о-очень высокий, метров десять. Была в этом заборе одна неприятная особенность. Он не имел ограждения. Вы поняли, что я имею в виду? Как терраса. То есть - идёшь, идёшь себе по земле, потом на том же уровне схваченные бетоном камни и, вдруг… раз, и дальше уже надо или взлетать или валиться вниз. Тут уж, у кого как получится. Вот этого-то забора и боялись все бабушки нашего двора и строго-настрого наказывали нам, молодняку, не приближаться к нему ни коим образом.
Но ведь всем давно известно, что запретный плод сладок. Нас тянуло к забору с неимоверной силой. Мы, как бы случайно, оказывались на самом краешке, махали руками-крылышками, как бы имитируя полёт, и нам казалось, что ещё чуть-чуть и мы действительно полетим. Первым на полёт отважился, конечно, я. Однажды мы, как всегда, играли недалеко от забора. Кто-то из ребят сказал, что сегодня он летал во сне. Тут же нашлось несколько человек, которые сегодня ночью тоже летали. И вообще они летают каждую ночь, по собственному желанию. Почему-то меня это зацепило. Ничего себе – они летают, когда захотят, а я только когда приснится. И я заявил, что это всё не по-настоящему, а по-настоящему это нужно оттолкнуться получше, да так полетать, чтобы все видели. Вот это будет по-настоящему. И в доказательство своей правоты – указал на забор. Желающих полетать со мной по-настоящему, как вы понимаете, не нашлось. Пришлось «держать марку». Я несколько раз подходил к забору, считал шаги, примерялся и вдруг, сам не ожидая от себя такого поступка, разогнался и прыгнул вниз. Верней, я прыгнул высоко вверх, но то ли толчок получился не очень мощный, то ли я руками плохо работал, но долгого полёта не получилось. Признаться честно, его, между нами, не получилось вообще. Я просто-напросто грохнулся оземь. Смачно так грохнулся. С оттяжкой. Да с потерей сознания. Надолго.
Очнулся только от того, что мама теребила и трясла меня, как куклу. А ведь когда я падал, она ещё не пришла с работы…
Много позже, лет эдак через сорок, я, вспомнив эту историю, специально ходил посмотреть на тот забор. К моему явному разочарованию, он едва доходил мне до груди. Странно. Но ведь в детстве и деревья были большими…
Продолжение следует.
