Клавка, подходя к дому Сычихи, замедлила шаг. Хоть она и хорохорилась, но к колдунье ей еще не приходилось ходить. От того ей было страшно. Кто знает, чего у нее на уме. Уже открывая ворота, девочка вдруг покрылась испариной. Она же не знает, как ее зовут. Не назовет же по прозвищу. Впору хоть возвращайся да спрашивай.
Но возвращаться было уже поздно. Она стояла в открытых воротах, а на нее в упор смотрела Сычиха.
- Здравствуйте, дрожащим голоском поздоровалась Клава.
- Здорово, коли не шутишь, - отозвалась бабка. - Что за нужда тебя ко мне привела, сказывай.
- Бабушка, - Клава наконец подобрала нужное слово, - моей маме надо плаун. Послала меня поспрашивать по деревне, может у кого есть. Я уж полдеревни обошла, ни у кого нету.
- А ты чья будешь? Мать то кто у тебя?
- Наталья, фельдшерица деревенская.
- Вон оно что. Хорошая баба. Сколько людей на ноги поставила. Меня тоже лечила. Плаун то нонешний не поспел еще, рано собирать. От того года есть вроде. Ты посиди покуда на скамейке. Я схожу посмотрю.
Клавка села на покосившуюся скамейку возле крылечка. И совсем не страшная эта Сычиха. Колдунья, а лечиться к матери ходила. Не такая уж видно она и колдунья, раз себя вылечить не может.
Сычиха скоро вышла из сеней, в руках у нее был бумажный кулечек.
- На вот, все остатки тут. Больше нету. А матери то он куда?
На прямой вопрос надо было отвечать. Клавка сперва растерялась. Мать ведь не велела говорить про сестренку. Но и врать Клавка не была приучена.
- Ты только не говори никому, - зашептала она как заговорщица. - Мама сегодня ребеночка привезла из больницы, сестренку нам. Мать то у нее от голода умерла, а ее в больницу привезли. Вот мама пожалела да и забрала.
Сычиха только головой покачала. Ну и Наталья. Своих двое, да еще одну привезла. Жалостливая она. Всех то ей жалко. Сама не поест, а голодного накормит.
- Тебе ведь деньги за плаун то надо. Мама потом отдаст. Ты скажи сколько.
- Да что ты говоришь. Али я не человек. Ничё не надо. Пусть выхаживает ребеночка. А как поспеет трава, так я схожу в лес, еще наберу. Я знаю, где его собирать надо.
Довольная, что наконец то выполнила материно задание, девочка побежала домой, прижимая карман, в котором лежал кулечек. Не дай Бог рассыпать.
- Мамка то уж потеряла меня, наверное. Целый уповод пробегала, проискала. Дунька, чай, уж пришла.
Но Дуни еще не было. Клава, полная гордости за себя, рассказала, как по всей деревне бегала, искала. А потом ее надоумили к Сычихе сходить. Она вот все остатки и отдала. Потом Клава слегка запнулась.
- Ты, мама, только не ругайся, но я ей рассказала, что тебе для ребеночка надо. Она спросила, кому это. А ты ведь знаешь, что я врать не умею. Вот и сказала, как есть.
- Да что ты, я и не ругаюсь. Чего нам скрывать то. Ведь не украла я ее.
Клава подошла к спящей малышке.
- А чё она все время спит.
- Маленькая еще, да ослаблена сильно. Пока ты бегала, я ее еще раз будила, да молочка дала. Вот, теперь вам молока то вовсе не будет доставаться. Все ей пойдет.
- А мне и не жалко. Пусть скорее поправляется только.
Девочка увидела, что по дороге идет Дуняша с работы.
- Вон Дунька идет. То то сейчас удивится. - Она весело рассмеялась.
Но Наталья вся напряглась. Что то сейчас Дуня скажет. Ведь не посоветовалась с ней. Клавка то маленькая еще, не понимает, что тяжелее им жить станет.
Дуня, не заходя в дом, прошла в огород. Разделась возле кадушки, полила на себя водой из ковшика, поплескала в лицо теплой, как парное молоко, водой. Так хорошо стало. Встряхнула платье, чтоб пыль луговую вытрясти. Оделась и только потом пошла в дом.
Мать с Клавой сидели на кровати и ждали Дуню. Только девушка переступила порог, Клавка подскочила к сестре, ухватила ее за руку и потащила к кровати.
- Пойдем, пойдем скорее.
Дуняша уставилась на ребенка и точно так же, как Клава, спросила.
- Кто это.
- Это наша сестра, с восторгом зашептала Клавка.
Дуня ничего не понимала, какая сестра, откуда взялась. Пришлось Наталье рассказывать обо всем во второй раз. Дуня слушала и из глаз ее покатились слезы.
- Мама, она такая маленькая, а столько горя уже на ее долю выпало. И что, у нее теперь никого-никого не осталось.
- Не знаю. Что матери нет, это точно. А вот про отца или других родственников ничего не знаю.
- Мама, ты ведь не увезешь ее обратно в больницу, когда она поправится.
- Нет, не увезу, - ответила Наталья дочери и с груди ее свалился камень, который мешал дышать.
- Ну ладно, давайте есть садиться. У меня с утра маковой росинки не было во рту. Закрутилась, что и поесть забыла. - Наталья поднялась, стала собирать на стол, загремела ухватом, чугунками. Они еще не закончили ужинать, как в дверь постучали. Все вздрогнули от неожиданности. Не принято в деревне стучаться. Кто же это мог быть.
- Входите, - ответили разом в два голоса.
Вошел Митька, поздоровался.
- Тетя Наташа, мама не приехала. Их что, в больницу положили?
Наташа охнула. Она совсем позабыла, что надо было предупредить, что Людмилу в больнице оставили.
- Ох, Митька, прости ты меня, закружилась, совсем из головы вылетело к вам зайти. Да оставили в больнице Алешеньку. А мать ни в какую не согласилась домой ехать. Сказала, что на полу возле Алешки спать будет.
- Я знаю, она не оставит его. Из больницы бы выгнали, так она бы под окошком осталась. Такая уж у нас мама.
- Хорошая она у тебя, заботливая. А ты хоть поел?
- Да, Макарьевна накормила. Она и послала, чтобы я узнал сходил. Сам то бы не додумался.
Наталья посмотрела на Дуню. Что это с девкой то сделалось. Румянец на щеках, как жар горит. Неужели из за Митьки. А что, дело молодое. Чтобы дочка успокоилась, Наталья завела разговор про ребенка.
- А у нас вот еще одна девочка появилась.
- Откуда?
- Дуня тебе сейчас расскажет. Иди дочка на улицу, а то я сейчас кормить ее буду.
Наталья чуть ли не вытолкала влюбленных из избы.
- Откуда у вас еще ребенок появился? Ты ничего не говорила. - Митька закидал вопросами Дуню.
- Да я и сама сегодня только узнала. Пришла домой, а она лежит на кровати.
Теперь уже Дуня рассказывала историю появления малышки в семье. Под конец не выдержала и расплакалась. Она представила, как умирала ее мама от голода, но видимо что то доставала из продуктов для дочки. От войны уехали, а такой печальный конец.
- Не плачь. - Как то само собой получилось, что Митька обнял Дуняшу, прижал к себе. - Зато теперь у нее все хорошо будет. Мама у тебя такая добрая и все понимает.
Как то вот она смогла угадать, что нужно оставить их наедине. Он так мечтал об этом. Митька прижимал Дуняшину голову и целовал ее пушистые волосы, которые пахли лугами, травой и еще чем то таким сладким и дурманящим, что у него кружилась голова.
У Дуни уже давно высохли глаза, теперь счастье переполняло ее. Она боялась пошевелиться. Вдруг Митька выпустит ее из своих рук, а она совсем этого не хочет. Пусть уж лучше он думает, что она все еще плачет и уговаривает ее, словно маленькую девочку. И хорошо, что на улице уже совсем стемнело и можно не бояться, что кто то их увидит. Только вот завтра опять на работу рано вставать.
Она осторожно высвободилась из Митькиных рук.
- Митька, тебе уж домой надо идти. Гляди, ночь опустилась. Как долго мы с тобой простояли, а даже не заметили. Ты приходи к нам завтра пораньше.
Парень вдруг стал грустным.
- А мне ведь осенью восемнадцать лет будет.
Дуняша даже не поняла, почему он это сказал. А потом словно гром прозвучал в ее голове. Восемнадцать лет, на войну заберут. И опять ей стало страшно. Теперь уже за себя ну и, конечно, за Митьку. Как же так, только-только почувствовала себя счастливой. Лето в разгаре. А там и осень придет. Нет, она даже думать об этом не хочет. Эх Митька, Митька, и зачем ты только это сказал. Только что она была самой счастливой на земле и вдруг опять печаль.
Как тяжело расставаться с любимыми. Даже на одну ночь. Завтра же снова встретятся, будут рядышком работать. А вечером Митька опять придет к ним. У Дуняши мысль в голове промелькнула, хорошо, что Митькиной матери дома нет. А то он всегда скорее домой бежал, потому что она переживала за него. Но тут же пристыдила себя, маленький Алешенька болеет, а она радуется.
Они прощались и снова возвращались. В конце концов Дуняша решительно открыла ворота, чмокнула Митьку и убежала. А он остался стоять, потирая горящую щеку.
- Вот растяпа, - думал он, - опять не смог поцеловать. И что это я за растетеха.
Дуня тихонько вошла в дом. Все уже спали. А она ведь даже толком не видела малышку. Только личико с остреньким носиком. Ну ничего, насмотрится еще, будет время. Да и имя даже не узнала.
- Мама, а как хоть зовут девчонку то? - спросила Дуняша мать, когда сели завтракать. Наталья замялась. А она ведь и сама не знает, как ее зовут. В больнице Павел Николаевич девчонкой все ее называл и она тоже, девчонка да девчонка. Надо будет документы посмотреть. Там то уж точно записано. Да и вообще вещи посмотреть. Ведь, наверное, есть для малышки какая то одежонка, те же пеленки. А то вчера она разорвала две старые простыни. Все подлатать их собиралась, да вот не пришлось
- Дуняшка, а я и не знаю. Сегодня документы погляжу.
- А работать то ты как будешь? Куда ее денешь?
- Первое время дома буду, Клавка в медпункте. Если, что, так скажет, чтобы сюда шли. А потом с Клавдюшкой буду оставлять. Как-нибудь перебьемся. Мне ведь не в поле работать.
- Ну ты уж погляди, как зовут то. А то опять с делами забудешь.
Дуняша улыбнулась. Такая вот мать у нее. Как закрутится, обо всем забудет, что надо сделать.
Наталья, как всегда протянула дочке тормозок с собой. Хотела про Митьку ее спросить, да не стала. Про такое дело говорить надо неспешно, с толком, а не впопыхах на пороге.
На кровати закряхтела малышка, а потом и заплакала тоненьким голоском.
- О. гляди ка, голос подает. Вчера то молчала все. Почувствовала, что дома и по уросить можно перед мамкой. В больнице то бы никто ее слушать не стал.
Наталья развернула девочку, вытащила из под нее мокрые пеленки, подсунула сухие.
- Полежи так.
Дуняша подошла посмотреть.
- Мама, какая она маленькая. Ты говоришь полгода, а она совсем крошечная.
- Ничего, были бы кости, мясо нарастет. Я ей сегодня молоко то поменьше разводить буду. Ей бы в силу войти.
Мать с дочерью смотрели на кроху и понимали, ох, еще много времени пройдет, пока та в силу войдет.