Продолжение. Начало здеcь>
– Как остаться? Почему остаться?
– Я не знаю. Она так решила. Таня очень изменилась после… после гибели семьи, – задумчиво ответила княжна. – Пережитое горе сделало из неё совершенно другого человека. Иногда я смотрю на неё – и не узнаю…
Ольга скользнула взглядом по массивному столу императрицы и увидела календарь. Глаза девушки удивлённо расширились.
– Двадцать девятое октября! Сегодня двадцать девятое октября! – ошеломлённо воскликнула княжна. – Я и счёт дням уже потеряла! Оказывается, мы добирались до Крыма два месяца!
Приняв ванну, Ольга почти под утро добралась, наконец, до кровати и уснула глубоким, спокойным сном, каким спят в привычном, любимом, хорошо знакомом месте.
На следующее утро в Малой столовой за поздним завтраком, который по времени больше напоминал обед, Мария Фёдоровна поблагодарила полковника Павла Родянко и офицеров, сопровождавших её внучку в этом долгом, опасном путешествии.
Завтрак был скромным: гречневая каша, разрезанные на аккуратные половинки варёные яйца, нарезанная ломтиками ветчина, сыр, овощи, маленькие сдобные булочки. Путешественники впервые за два месяца вспомнили вкус кофе.
После завтрака, прощаясь с офицерами в вестибюле Ливадийского дворца, старая императрица передала каждому из них по небольшому конверту с деньгами:
– Это – не плата, – грустно улыбаясь, сказала она, – потому что нельзя заплатить за преданность – она не продаётся и не покупается. Я просто хочу, чтобы вы ни в чём не нуждались.
…Ольга и князь Петришевич долго гуляли по тенистым дорожкам Ливадийского парка, а затем неспешно спустились к морю. Несмотря на яркое солнце, в тот день было прохладно – с моря дул лёгкий бриз. Над волнами кружили чайки, по воде бежала золотая солнечная дорожка, княжна зябко куталась в длинное тёмно-серое пальто. Они долго стояли на мокрой гальке, дышали морем и молчали.
– Дмитрий, постарайтесь не погибнуть! – дрогнувшим голосом сказала девушка, повернув к князю раскрасневшееся от ветра лицо.
Губы Ольги дрогнули, она нерешительно шагнула к князю, невесомые руки легли на его плечи. Их прощальные поцелуи видели только море, небо и чайки.
***
Большой, добротный старый дом затаился в глубине запущенного сада на одной из центральных улочек Ялты. В одной из небольших комнат дома за крепким дубовым столом сидел высокий худой темноволосый человек в чёрной черкеске. Он внимательно читал какую-то толстую книгу и изредка делал пометки на полях.
В дверь постучали.
– Войдите! – барон Врангель поднял глаза от книги.
На пороге стоял Василий Астафьев – молодой рыжий ординарец.
– Пётр Николаевич, тут к вам восемь человек пришли. Говорят, что они офицеры, прибывшие в Крым из Екатеринбурга. Один из них назвался полковником Павлом Родянко…
– Я знаю Родянко. Зови, – Врангель отложил книгу и встал из-за стола.
– Здравствуйте, Пётр Николаевич! – полковник первым вошёл в комнату. За ним вошли ещё семеро.
– Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь, – барон указал на стоящую у стены широкую тёмную лавку.
– Эй, Василий, принеси ещё несколько стульев! – крикнул он ординарцу.
– Пётр Николаевич, мы привезли вам письмо от Её Высочества Татьяны Романовой, – Родянко протянул барону маленький серый измятый листок.
Тот взял письмо, развернул, внимательно прочёл раз, другой.
В комнату неуклюже ввалился Астафьев, таща два тяжёлых деревянных стула. Ординарец поставил стулья у стола и вышел.
– Это письмо проделало долгое путешествие из Екатеринбурга, будучи зашитым в мой жилет, – пояснил Родянко.
Врангель задумчиво, ни на кого не глядя, прошёлся по комнате:
– Пятое ноября… Всего несколько дней на подготовку.
Он поднял глаза на офицеров и только сейчас заметил, что одеты они кто во что горазд – видимо, покупали одежду на местном рынке.
– Вовремя вы, однако! – усмехнувшись, сказал барон. – За это не грех выпить и закусить. Эй, Астафьев, сообрази нам небольшое застолье!
***
Весь следующий день Татьяна провалялась в постели, ощущая сильнейший упадок сил – сеанс «телепатической связи» с генералом Юденичем вымотал её вконец. Встревоженная хозяйка принесла гостье свежую ночную сорочку, а также завтрак, обед и ужин, но княжна смогла лишь выпить пару глотков тёплого чая. Мария Ефимовна порывалась позвать врача, но девушка убедила молодую купчиху, что она не больна, и ей нужно просто отлежаться и хорошо выспаться.
Чем ближе был долгожданный намеченный день наступления, тем большее беспокойство овладевало Татьяной.
Всё пришло в движение, все начали суетиться: по городу сновали большие грузовики и тяжёлые конные повозки с высокими бортами, к Екатеринбургу стягивались всё новые и новые белогвардейские полки, в большой избе на окраине города разместился лазарет.
На тридцатое октября был запланирован разведывательный полёт для выяснения расположения позиций «красных» в районе Верхотурья. Татьяна, захватив свой Kodak, присоединилась к экипажу в качестве фотографа, а пятым членом экипажа неожиданно стал полковник Градов, с боем пробившийся на борт самолёта и заявивший штабс-капитану Озёрскому, что без него, Градова, княжна никуда не полетит.
Озёрский сел за штурвал, поручик Рымарев и бортмеханик Карский заняли свои места рядом с командиром, княжна и Сергей Градов уселись в два пустых кресла. В кабине было холодно и тесновато.
«Илья Муромец» легко разбежался, подпрыгнул, скользнул над Исетью и тяжело поднялся над тёмно-зелёной кромкой леса. Они летели так низко, что Татьяне казалось, будто биплан скользит по верхушкам деревьев, но спустя минут сорок, когда лес остался позади, самолёт стал набирать высоту.
Они долго летели над серыми, мрачными пустыми полями, изредка перерезаемыми голубыми нитками рек, и далеко впереди них по этим пустым полям скользила огромная тёмная тень биплана.
– Мы над территорией, контролируемой «красными», – громко оповестил всех Озёрский.
– Подлетаем к Верхотурью, видите, Ваше Высочество, храм виднеется? – бортмеханик Александр Карский указал девушке на маленькое красивое, изящное – будто игрушечное – белое здание. – А вон там ещё одна церковь – видите? А там – старинный монастырь…
Небольшой компактный городок раскинулся на высоком обрывистом берегу реки Туры. Маленькие, крытые дранкой жалкие крестьянские домики соседствовали здесь с величавыми белоснежными храмами. А дальше, за городом, тянулись на многие километры наводнённые «красными» леса.
Княжна, поразившись обилию и красоте церквей, быстро расчехлила Kodak. Самолёт стал снижаться, Татьяна защёлкала затвором фотоаппарата.
Далеко внизу, на земле, тревожно заметались крохотные тёмные фигурки, по «Муромцу» начали стрелять, пули щёлкали по крыльям и корпусу биплана. Они сделали круг над городом, опустились ещё ниже и пошли на второй.
– Ну что, пулемёты есть у них, несколько пушек тоже есть – вон выкатили, сейчас палить по нам начнут, – Градов напряжённо вглядывался в иллюминатор.
– Эх, жаль, мы пустые, – воскликнул поручик Рымарев. – Хоть бы одну бомбу сбросить на склад с оружием!
– Я закончила съёмку, можем улетать, – сказала княжна, сделав последний кадр.
Самолёт развернулся и набрал спасительную высоту. По «Муромцу» по-прежнему стреляли, но пули уже не долетали до биплана.
Всё самое опасное, было, казалось, позади. Самолёт миновал поля и теперь низко летел над казавшимся бесконечным сизым лесом.
– Сергей Иванович, вы мне поможете, как в прошлый раз, с фотографиями? – спросила Татьяна полковника.
– Конечно, Ваше Высочество!
Княжна первой заметила испуганный взгляд бортмеханика Карского, который неотрывно смотрел на что-то за её спиной. Девушка резко обернулась – один из левых двигателей горел! Тут же огонь перекинулся на левое крыло. Это было ужасное зрелище – огонь медленно растекался по огромному крылу биплана.
Татьяна вскрикнула и в ужасе вскочила с кресла.
– Ваше Высочество, сядьте! – вцепившись в штурвал, сквозь зубы прошипел Озёрский. – Немного осталось. Долетим!
Татьяна перевела дух и опустилась в кресло. «Ну, если что, смерть будет быстрой», – мелькнула мысль. Полковник Градов схватил княжну за руку:
– Не бойтесь, долетим! – преувеличенно бодрым голосом сказал он.
Кабина заполнилась дымом, все закашлялись, дышать стало трудно.
«Болтанка» была страшной, самолёт сильно кренился на левую сторону, и, казалось, вот-вот рухнет на верхушки деревьев. Озёрский попробовал набрать высоту, но «Муромец» не слушался рулей.
Биплан чудом дотянул до кромки леса, перемахнул через Исеть и приземлился. Посадка получилась жёсткой – всех сильно тряхнуло. Татьяна вдруг поняла, что в последние минуты полёта молилась про себя. Полковник Градов помог княжне выбраться из самолёта, а затем бросился на помощь экипажу – вчетвером они кое-как потушили пламя.
– Эх, не вовремя! – сокрушался штабс-капитан Озёрский, разглядывая обгоревшее, сильно повреждённое левое крыло. – Наступление на носу, а тут ремонт на две недели.
Когда княжна и полковник добрались до Екатеринбурга, Градов аккуратно снял с шеи Татьяны тяжёлый и громоздкий Kodak:
– Ваше Высочество, Вы устали и перенервничали, Вам нужно отдохнуть. Я сам проявлю плёнку и напечатаю фотографии.
Возражать Татьяна не стала.
***
…Третьего ноября, после совещания у генерала Дитериса, княжна и полковник Градов долго гуляли по вечернему Екатеринбургу. Город надел белый зимний наряд, с неба, кружась, падали крупные сверкающие снежинки.
Татьяна, дурачась, ловила их на язык и убеждала своего спутника в том, что они очень вкусные. За напускной весёлостью девушки прятался страх – она боялась за человека, которого полюбила.
– Сергей Иванович, пообещайте мне, что будете хладнокровным, пообещайте не лезть на рожон, – княжна остановилась у калитки дома Железновых и повернулась к полковнику.
Её напускная весёлость и напускное спокойствие испарились. Татьяна, вскинув руки на плечи полковника, с тревогой вглядывалась в лицо любимого человека.
– Ваше Высочество, на войне ничего заранее обещать невозможно, – качая головой, ответил тот, – но подарите мне поцелуй на удачу – она мне понадобится.
Целовались они долго-долго. Над городом струилась недобрая, стылая тишина. А потом Градов ушёл, и княжна не знала, увидит ли она его ещё когда-нибудь живым.
***
Пятого ноября, на рассвете, многие в Екатеринбурге проснулись от звуков отдалённой стрельбы – началось долгожданное наступление.
Татьяна не могла спать в эту последнюю ночь, которую она проводила под крышей гостеприимного дома семьи Железновых. Давно собранный саквояж стоял в углу, на спинке стула аккуратно висела форма сестры милосердия – длинное тёмно-серое льняное платье, длинный белый передник с двумя глубокими карманами и большим алым крестом на груди, и белоснежная косынка.
Княжна упросила генерала Дитериса не отсылать её в тыл, а оставить работать в лазарете, пообещав не лезть на рожон.
Когда Татьяна вышла к позднему завтраку в форме сестры милосердия, хозяева только ахнули. После кофе пришла пора прощаться. Княжна сняла с правой руки широкий, красивый золотой браслет, богато украшенный рубинами, жемчугом и бирюзой, и протянула хозяйке:
– Мария Ефимовна, возьмите на память обо мне.
Красавица купчиха надела браслет на руку и залюбовалась. Татьяна повернулась к хозяину дома:
– Александр Алексеевич, право, не знаю, что вам на память подарить.
– Ничего не нужно дарить, Ваше Высочество, – пробасил могучий русоволосый купец. – Просто пообещайте стать крёстной нашего первенца.
– Обещаю! – улыбнулась Татьяна. – Я обязательно приеду на крестины.
Мария Ефимовна вздрогнула всем телом и опустила глаза. Однажды, в минуту откровенности, молодая купчиха поделилась с княжной своим горем: за шесть лет брака Бог не послал им с мужем детей.
Один из слуг отнёс тяжёлый саквояж в пролётку, хозяева вышли к калитке, и, поёживаясь на пронизывающем ноябрьском ветру, долго махали, прощаясь с гостьей, пока коляска не свернула за угол.
«Как странно, – думала Зоя, – в прошлой жизни я ни разу не была в Екатеринбурге даже проездом».
Вскоре пролётка остановилась у большой деревянной избы, на которой висела табличка «Лазарет». Извозчик вытащил саквояж княжны и поставил его прямо на снег, Татьяна расплатилась, и пролётка скрылась за углом.
---
Автор: Наталия Матейчик