Продолжение. Начало здеcь>
Около часа они неподвижно лежали в пожухлой рыжей от солнца траве, напряжённо вглядываясь во всё увеличивающиеся тёмные точки. Вскоре стало понятно, что это – десять всадников, неспешной рысью едущих по утренней степи.
– Это наши. Из Крыма. Похоже, конная разведка, – негромко сказал Родянко.
Полковник поднялся во весь рост и замахал руками:
– Эй! Сюда! Сюда!
Остальные тоже неторопливо встали с примятой травы. Через несколько минут маленькую группу окружили десять всадников.
– Кто такие? – негромко, но властно спросил худой смуглый человек с острым, цепким, оценивающим взглядом серых глаз и тёмными волосами. Он был одет в добротную чёрную бурку, из-под которой виднелись высокие хромовые сапоги, и был, похоже, главным в этой группе.
– Иван Гаврилович, вы меня не узнаёте?
Полковник Барбович пристально вгляделся в усталого, осунувшегося, с запёкшимися от жажды губами человека, который только что назвал его по имени.
– Родянко? – ахнул полковник. – Павел Павлович? Вы здесь какими судьбами да ещё в таком виде?
Барбович соскочил со своего крупного гнедого коня с белой звёздочкой на лбу, подошёл к давнему знакомцу, одетому в поношенный серый зипун, и от души пожал ему руку. Когда-то они вместе служили в конной разведке, и полковник прекрасно знал Родянко. Он знал, что этот высокий, чуть медлительный на вид человек умеет двигаться легко и бесшумно, что он – один из лучших конников империи и обладает огромной физической силой. В полку Родянко любили за смелость и доброе отношение к подчинённым.
– Мы сопровождаем Её Высочество в Крым, – Родянко указал на жалкого вида девушку в грязной чёрной юбке и заношенном сером армячке.
Полковник Барбович едва удержал на месте свою челюсть, с трудом узнав в этой уставшей, бедно одетой девушке старшую дочь императора.
– У вас воды не найдётся? И что-нибудь пожевать? Мы умираем от голода и жажды, – голос Родянко привёл полковника в чувство.
– Конечно, Павел Павлович!
Всадники спешились, в их руках замелькали фляги и холщовые котомки с едой. Полковник Барбович вытащил тугую корковую пробку и протянул открытую флягу Ольге. Княжна дрожащими руками схватила флягу и стала пить большими, жадными глотками, давясь и захлёбываясь от спешки.
А потом офицеры расстелили на траве одну из бурок и разложили на этой походной «скатерти» хлеб, кусочки вяленого мяса и рыбы, с десяток больших, красивых красных яблок.
– Иван Гаврилович, а вы в разведку выбрались? – за завтраком спросил Барбовича Родянко.
Полковник молча кивнул.
– Ну, так я могу вам сказать, что «красные» только в Каховке, а степь свободна.
Барбович и Родянко понимающе переглянулись.
После завтрака решено было возвращаться в Крым. На каждую лошадь взгромоздилось по два всадника. Полковник Барбович уступил Ольге своего великолепного выносливого гнедого коня по кличке Огонь, а сам поехал вторым «пассажиром» на лошади одного из своих разведчиков.
Князь Петришевич помог Ольге сесть в седло, затем сам вскочил на лошадь позади девушки и пустил Огня лёгкой рысью. Изредка погоняя коня, князь с нетерпением вглядывался в далёкий горизонт.
Вглядывалась в далекий горизонт и княжна, но вскоре девушку укачала лёгкая размеренная рысь, и она временами проваливалась в короткую – на несколько секунд – тяжёлую полудрёму, а затем, испуганно распахнув глаза, вновь начинала напряжённо вглядываться в горизонт.
Громко перекликались над залитой солнцем степью птицы. Ветер дул в спину, будто подгоняя, но лошади шли тяжело, ведь каждая несла двух всадников.
Как всадники ни спешили, но добраться до Крыма до темноты они не успели. Решено было заночевать в степи: лошадей пустили пастись в пожухлой траве, наскоро поужинали остатками завтрака, никого не опасаясь, нарвали травы и развели небольшой костёрок.
Ольгу уложили спать у костра, на стожке́ рыжей, пряной, пожухлой травы, собранной князем Петришевичем, и накрыли тёплой, уютной буркой.
***
Двадцать третьего октября Татьяне позвонил Колчак. Княжна ожидала звонка: накануне Верховный правитель разговаривал по телефону с генералом Дитерисом и предупредил, что на следующий день перезвонит ей.
– Здравствуйте, Ваше Высочество! – послышался в трубке негромкий, простывший голос адмирала.
– Доброе утро, Александр Васильевич!
– Татьяна Николаевна, мы потихоньку готовимся. Я верю в успех.
– Я тоже. Я послала генералу Корнилову и генерал-лейтенанту Деникину письма голубиной почтой. Надеюсь, долетят.
– Замечательно, Ваше Высочество! Жаль только, что не удалось связаться с генералом Николаем Юденичем и сообщить ему о дате наступления. Его армия, по слухам, сейчас находится неподалёку от Петрограда.
– Но почему?
– Человек, которого я послал к генералу Юденичу, не доехал. Он был убит. Я узнал об этом только сегодня, – негромко ответил адмирал и закашлялся. – Телефонной и телеграфной связи нет…
– Понятно, – девушка почуяла в словах Колчака глухую горечь и тщательно скрываемое раздражение.
Они обменялись ещё парой фраз и попрощались. Княжна задумчиво опустила тяжёлую трубку на рычаг.
Решили в тот же день ехать в Старые Решёты: Татьяна надеялась, что на голубиной станции в этой деревне найдутся голуби с петроградской голубятни, и можно будет послать Юденичу письмо. Поехали тем же составом, что и в прошлый раз: княжна, полковник Градов, поручик Рымарев и штабс-капитан Озёрский.
Увы, старый голубевод-надзиратель Матвей Лепнин ничем не смог порадовать своих нежданных гостей: голубей с петроградской голубятни на его голубятне не было. Переночевав в доме надзирателя, маленькая группа вернулась в Екатеринбург.
Вечером, после возвращения из Старых Решёт, Татьяна была необычайно тиха и задумчива. После ужина девушка тут же ушла в свою комнату – ей нужно было остаться наедине и подумать.
Когда-то давно, в «прошлой жизни», в юности Зоя всерьёз интересовалась эзотерикой. Они с кузиной Юлей даже ходили на какие-то там дорогущие «курсы телепатической связи» – учились передавать мысли на расстоянии. Правда, Зоя быстро «остыла» и бросила эти курсы, а Юлия задержалась на них на четыре месяца и потом говорила, что ей удавалось телепатически передавать свои мысли.
Технику передачи мысли, которую они изучали, Зоя смутно помнила. «Ну, что ж, самое время попробовать, – подумала она. – Всё равно другой возможности связаться с Юденичем нет». Она всё делала, как учили: закрыв глаза, медленно дышала и, сосредоточившись до предела, с неистовым рвением посылала в пространство короткую, рваную фразу: «Николай Юденич… пятого ноября… начинается всеобщее наступление».
Ничего не получилось. Разозлённая и уставшая от бесплодных попыток, девушка уснула лишь под утро.
В следующие две ночи, несмотря на все усилия, тоже ничего не вышло.
На четвёртую ночь, когда после множества бесплодных попыток Зоя готова была уже сдаться, ей вдруг стало нечем дышать, стало ломить виски, в ушах оглушительно зазвенело, всё тело затряслось, будто в лихорадке. Комната исчезла – она парила где-то в тёплой бархатной темноте, изредка разрываемой ярким жёлтым светом звёзд, и отовсюду, со всех сторон, как набат, неслась короткая, рваная фраза: «Николай Юденич… пятого ноября… начинается всеобщее наступление».
А потом Зоя, задыхаясь, вывалилась из этой ласковой бархатной темноты в свою комнату и поняла, что всё тело буквально трясётся, а ночная сорочка насквозь мокрая от пота. Девушка, дрожа, встала с постели, ноги подгибались от какой-то странной противной слабости. Сорвав с себя мокрую сорочку, она швырнула её на пол, нырнула под одеяло и забылась тревожным, коротким сном.
***
В то утро генерал Николай Юденич проснулся с громким криком, до смерти перепугав жену. Вскочив с кровати, он, ничего не объясняя, как был, в одном белье, быстро прошёл из спальни в кабинет, громко шлёпая босыми ногами по скрипучим половицам, схватил со стола остро очинённый карандаш, открыл толстый блокнот в дорогой кожаной обложке – недавний подарок супруги, и вывел посреди чистой страницы: «5 ноября. Начинается всеобщее наступление».
Генерал с такой силой нажимал на карандаш, когда писал эти слова, что остриё почти прорвало дорогую, плотную бумагу.
Эта фраза приснилась ему ночью. Её несколько раз произнёс громкий, властный, кажется женский, голос. Николай Юденич долго смотрел на эту короткую фразу, а затем, подняв глаза на висевшую над столом икону Богородицы, медленно перекрестился и закрыл блокнот.
***
Костёр давно потух. Ольга продрогла, и ночной холод несколько раз будил девушку, но ближе к утру она провалилась в глубокий, спокойный сон.
А утреннее пробуждение выдалось странным и страшным – княжна проснулась от криков и стрельбы. Она вскрикнула и, сжавшись в комок, накрылась с головой буркой.
Небо полыхало кровавым рассветом. Вокруг неё щёлкали выстрелы и испуганно ржали кони, над головой девушки свистели пули. «Господи! – взмолилась Ольга, – если смерть неизбежна, пусть она будет быстрой!».
Спустя какое-то время, показавшееся девушке вечностью, она осмелилась высунуть голову из-под бурки и с испуганным воплем снова нырнула под неё: прямо на неё неслась взмыленная лошадь.
Ольге показалось, что копыта лошади ударили о землю у самой её головы, и девушка с трудом выровняла дыхание, удивляясь тому, что ещё жива.
– Ольга! – к княжне, сжимая в руках маузер, подбежал князь Петришевич. – Пули не задели? Цела?
Она вынырнула из-под бурки и молча кивнула.
– Это «красные»? – собственный голос показался девушке чужим.
– А вот сейчас и узнаем.
Выстрелы стихли. Утреннюю атаку удалось отбить – нападавшие отступили.
Петришевич подошёл к одному из нападавших – пожилому грузному мужчине, который лежал навзничь и смотрел в высокое светлое небо уже начинающими стекленеть глазами. По его длинному синему армяку растекались тёмные пятна крови.
– Вы – «красные»?
Умирающий с трудом скользнул взглядом по лицу князя:
– Мы не «белые» и не «красные», – едва слышно прошептал он и закашлялся. – Мы – сами по себе. Мы – степная вольница.
Он дёрнулся всем телом и умер.
– Ясно: степные бандиты, – негромко сказал Петришевич.
В утренней схватке потеряли четверых – молодого корнета Николая Шиманского и троих разведчиков. Убитых со стороны нападавших было девять.
С огромным трудом удалось вырыть неглубокую могилу – за неимением лопат, копали её руками и кинжалами. Четверых убитых осторожно опустили на дно могилы, после короткой молитвы насыпали небольшой холмик.
– Эх, голая степь! Не из чего даже крест сделать! – сокрушаясь, сказал Родянко.
Тела убитых бандитов оттащили в сторону и аккуратно уложили в ряд:
– Надеюсь, степная вольница похоронит, – перекрестившись, сказал Петришевич.
Кое-как собрали перепуганных лошадей. Теперь, после утренней схватки, их хватало для всех. Решено было, что Ольга, как и раньше, поедет на Огне, а полковник Барбович, Родянко и князь Петришевич взяли себе лошадей убитых бандитов.
Из съестного осталось лишь несколько яблок да немного воды во флягах. Слегка перекусив, тронулись в путь.
***
На Крым опустилась тёмная южная ночь. Белоснежный Ливадийский дворец засыпал – лишь несколько окон на втором этаже ещё мягко светились. Громкий, настойчивый и решительный стук в дверь оторвал от чтения Библии невысокую пожилую женщину в чёрном шёлковом платье.
Она сидела за столом в небольшой, просто, но со вкусом обставленной комнате. Стены комнаты были обшиты карельской берёзой, а над массивной кроватью висели в ряд три иконы. Старая императрица оторвалась от книги, откинулась на спинку высокого лилового кресла и стала напряжённо прислушиваться.
Ольга постучала снова, ещё громче.
– Кто там? – донёсся из-за двери испуганный женский голос.
– Елена Андреевна, откройте! – громко ответила княжна. Она по голосу узнала давнишнюю бабушкину фрейлину.
Из-за двери донеслось удивлённо-испуганное восклицание, потом там кто-то долго возился с запорами, и, наконец, дверь распахнулась.
Ольга вошла в ярко освещённый зал и на секунду зажмурилась от брызнувшего в глаза света.
– Ваше Высочество! – почти простонала высокая темноволосая средних лет фрейлина, оторопело разглядывая уставшую, осунувшуюся одетую в грязную тёмную юбку и поношенный серый армяк княжну.
Вслед за девушкой в зал вошли восемь по-крестьянски бедно одетых мужчин.
– Елена Андреевна, разместите всех офицеров на ночлег и позаботьтесь, чтобы они ни в чём не нуждались, – распорядилась Ольга. – У себя?
Фрейлина сразу поняла, о ком спрашивает княжна, и коротко кивнула в ответ. Девушка сбросила с плеч тяжёлый армяк и устремилась к лестнице.
Знакомый поворот, знакомые ступеньки, знакомая дверь. Она без стука ворвалась в комнату.
– Бабушка!
– Оленька! – Мария Фёдоровна задохнулась от волнения и радости, попыталась встать с кресла, но ноги не держали её. Княжна подбежала к креслу и обняла старую императрицу.
– Оля, ты откуда? – бабушка ласково коснулась рукой лица внучки, будто боясь поверить, что она здесь – живая, улыбчивая, тёплая.
– Из Екатеринбурга.
– Говорят, что семью расстреляли… Я не верю, не хочу верить! – Мария Фёдоровна просяще снизу вверх посмотрела на Ольгу, словно умоляя не лишать её последней надежды.
В комнате повисла долгая, томительная пауза. Девушка всхлипнула:
– Расстреляли, бабуль. Только мы с Таней спаслись.
Они долго плакали в объятиях друг у друга, и чёрное шёлковое платье старой императрицы стало мокрым от слёз Ольги, а дешёвая тёмно-коричневая кофточка княжны – от бабушкиных слёз.
– Где Татьяна? Почему она не приехала с тобой? – наконец спросила Мария Фёдоровна.
– Таня решила остаться в Екатеринбурге с Сибирской армией.
---
Автор: Наталия Матейчик