Автор: Роман Коротенко
Итак, 31 июля 1830 года в Париже произошли сразу несколько парадоксальных событий: после того, как генерал Дюбур вооружённой рукой захватил власть, он тут же добровольно отдал эту власть почти забытому всеми старику Лафайету; республиканец же Лафайет, в свою очередь, вместо провозглашения Французской республики немедленно передал эту власть дальше: отпрыску младших Бурбонов, герцогу Орлеанскому, чья популярность в народе на тот момент была скорее отрицательной, чем нулевой.
Так в результате Июльской антимонархической революции во Франции воцарился новый король.
Кому впрок?
Во всей этой непонятной ситуации, сложившейся в Париже в 1830 году, более всего непонятен бенефициар, то есть коне́чный получатель выгоды от произошедшей так называемой революции.
Как говорится: Cui prodest?
С одной стороны, этот бенефициар вроде бы очевиден: собственно са́м герцог Орлеанский, который был коронован под именем Луи-Филипп I.
В пользу этой версии говорит многое: герцог Орлеанский на тот момент был самым богатым человеком во Франции, то есть олигархом в современной терминологии, и он мог иметь как мотив к захвату власти, так и все возможности для этого.
Более того, все либеральные газеты несколько лет до этого не только кля́ли действующего короля Карла X, но и настойчиво продвигали идею о том, что если бы на троне оказался герцог Орлеанский, то во Франции немедленно наступила бы счастливая жизнь.
И всё в этой гипотезе о бенефициарстве герцога Орлеанского хорошо складывается, кроме небольшой детали: во время Июльской революции герцог Орлеанский вёл себя отнюдь не как бенефициар.
Можно даже утверждать, что для очевидцев тогдашних событий в Париже очевидной и несомненной являлась непричастность герцога Орлеанского к произошедшему свержению короля Карла X.
Как сказал один из этих очевидцев:
Когда после победы революции герцог Орлеанский выступил на политическое поприще, он естественно хотел быть скорее слугою, чем господином событий, которые созданы были не им.
Например, во время своего первого визита в Отель-де-Виль, где на тот момент размещался штаб Июльской революции, герцог Орлеанский заявил, что если ему будет предложена корона, то он представит палатам парламента «установить условия своей королевской власти как угодно».
Разве не странным было бы ожидать от человека, который только что на собственные деньги вооружённым путём захватил власть в государстве, безусловного подчинения каким-то там депутатишкам, которые привычно разбегаются после первого же ружейного залпа?
Кстати, во время того памятного визита произошёл любопытный инцидент.
Когда герцогу Орлеанскому были зачитаны условия, которые он должен будет соблюдать после коронации, и герцог подтвердил своё согласие на эти условия, известный нам генерал Дюбур «звонким голосом, резкий и настойчивый акцент которого имел скорее характер мнения, чем угрозы» выкрикнул будущему королю:
Вы только что взяли на себя обязательства, так что позаботьтесь о том, чтобы они были выполнены; потому что, если вы забудете о них, люди, присутствующие на Гревской площади, вполне смогут вам их напомнить.
Герцог Орлеанский заметно разозлился:
— Сударь, — крикнул он генералу Дюбуру, — вы меня не знаете... я честный человек; когда дело доходит до моего долга, я не позволяю ни молитвой одолеть себя, ни запугать угрозой...
Затем, повернувшись к г-ну де Лафайету, сделав шаг в его сторону и крепко схватив его за предплечье, он продолжал всё более вибрирующим и взволнованным голосом:
— Лафайет, вы слышали это... Если бы я не уважал законы, я бы немедленно наказал этого человека... Это унижение!
Г-н Дюбург пробормотал несколько слов, и закончил свою реплику восклицанием:
— О! Дело в том, что я вас знаю!
Как бы то ни было, г-на Дюбура и герцога Орлеанского разлучили; г-н де Лафайет подвел герцога Орлеанского к окну, всунул ему в руки трёхцветный флаг и вместе с ним предстал перед находившимися на Гревской площади.
Возможно, что этот эпизод и не имеет доказательной силы, но согласитесь: герцог Орлеанский в нём определённо выглядит скорее актёром, чем продюсером.
Се ля ви
Однако, в таком случае, кто же на самом деле организовал Июльскую революцию и приход к власти герцога Орлеанского?
Ведь нет никаких сомнений, что свержение старого короля и коронация нового произошли не спонтанно, по воле возмущённых режимом Реставрации парижан, как пытается нас в этом убедить общепринятая история.
Вместе с тем нет сомнений, что ни генерал Дюбур, ни генерал Лафайет также не могут претендовать на роли главных бенефициаров: первый в результате случившегося получил всего лишь пенсию в размере 2500 франков (которая была отменена в 1848 году после свержения теперь уже Луи-Филиппа I); второй в декабре 1830 года был вообще уволен с должности командующего Национальной гвардии, и отправлен в отставку.
Таким образом, следующим очевидным бенефициаром Июльской революции является банкир Жак Лаффит.
Ведь именно на его деньги содержалась вся либеральная пресса, задействованная в ИПСО против ста́рших Бурбонов.
Именно его деньгами была дана взятка командующему гарнизоном Парижа за сдачу без боя королевского дворца; его же деньгами оплачено оставление позиции на Вандомской площади двумя армейскими полка́ми.
Вообще же, как утверждал известный нам Луи Эритье, на нужды Июльской революции Лаффитом было потрачено в общей сложности 9 миллионов франков, то есть 40,5 тонн серебра, или 3,5 миллиарда рублей по нынешним ценам.
Поэтому вполне допустимо предположить, что это именно банкир Лаффит короновал Луи-Филиппа I в качестве своей послушной марионетки — то есть, фактически получил верховную власть во Франции.
Однако, и здесь мы не угадали: на самом деле банкир Лаффит в результате Июльской революции... стал банкротом Лаффитом.
И это, кстати, вполне закономерно: ведь очевидно же, что деньги на организацию этой революции не принадлежали самому Лаффиту, а всего лишь проводились через его банк.
И как только революция победила, банк Лаффита её организаторам стал больше не нужен, в результате чего и обанкротился.
Как говорится: Ç'est la vie.
Инопресса в помощь
Возможно, что причина наших неудач в поисках коне́чного бенефициара Июльской революции заключается в том, что мы искали этого бенефициара среди французов.
Ведь на самом деле вполне допустимо предположить, что государственный переворот во Франции в 1830 году был организован резидентами каких-либо иных стран, может быть даже и соседних.
И действительно оказывается, что подсказку к ответу на наш вопрос «Cui prodest?» можно обнаружить на страницах прессы соседнего с Францией государства.
Например, лондонский ежедневник «Татлер» в номере от 15 ноября 1830 года опубликовал выдержки из недавно вышедшей книги некоего Дэвида Тёрнбулла под названием «Французская революция 1830 года; события, которые ее произвели, и сцены, которыми она сопровождалась» (Turnbull D. The French Revolution of 1830; the Events which produced it, and the scenes by which it was accompanied. London: Colburn & Bentley, 1830).
В этой своей публикации «Татлер» мимоходом упоминает нескольких англичан, непосредственно принимавших участие в Июльской революции, и которые, разумеется, в Париже в момент восстания оказались совершенно случайно.
В основном назывались имена врачей, оказывавших помощь раненым на баррикадах.
Однако, согласно ежедневнику, во Франции англичане не только врачевали:
Есть ряд английских джентльменов медицинской профессии, основавшихся в Париже, многие из которых отличились своим вниманием к раненым, и БОЛЕЕ ЧЕМ ОДИН [выделено мною — авт.] из них — помощью более опасного характера.
Г-н Дональдсон был одним из тех, кто атаковал и захватил швейцарские казармы на улице Вавилон. Он также был одним из первых, кто вошёл в Тюильри, а затем стал частью экстраординарной экспедиции в Рамбуйе.
Отметим, что захват казарм швейцарских наёмников на улице Вавилон был в ряду самых кровопролитных сражений Июльской революции.
Что же касается Рамбуйе: в этот за́мок, находящийся в 45 километрах от Парижа, король Карл Х перебрался сразу после падения Тюильри; 3 августа туда же из Парижа выдвинулся 30-тысячный отряд мятежников, причём в докладе королю он упоминался уже как 60-тысячный.
У короля же в Рамбуйе было всего 7000 солдат, поэтому он решил не испытывать судьбу, и 14 августа 1830 года вместе с семьёй и свитой его вывез в Англию, что характерно, американский фрегат.
При этом обратим внимание на тот факт, что активная фаза июльского переворота продолжалась всего два дня, 28 и 29 июля.
Поэтому исключено, чтобы г-н Дональдсон оказался каким-нибудь искателем приключений, по личной инициативе приехавшим из Лондона в Париж после получения известий о начале боевых действий — он просто физически не успел бы этого сделать.
Если же Дональдсон прибыл в Париж заранее, а сама Июльская революция, как мы уже выяснили, была не стихийным событием, а хорошо спланированной операцией, тогда присутствие опытного британского офицера «одним из первых» на всех самых ответственных её участках уже о многом говорит.
Отсюда также можно сделать предположение, что такими же британскими офицерами могли быть неоднократно упоминаемые в различных источниках «фешенебельного вида господа с пистолетами», которые явно руководили восставшими.
Вот один из подобных примеров:
Характерна для поведения [правительственных] войск судьба колонны под начальством Шамана, которой было поручено пробраться на площадь Бастилии. Она долго шла, не встречая серьёзного сопротивления; только у ворот Сен-Дени и Сен-Мартен на них сделали стремительное нападение. Здесь во главе героической группы покрытых лохмотьями пролетариев сражались элегантные молодые люди, принадлежащие к высшим слоям общества.
К сожалению, конкретно о Джозефе Дональдсоне нам известно только то, что он издал две книжки про свою военную службу, принимал активное участие в Июльской революции и 5 октября 1830 года в 37-летнем возрасте скончался от болезни, «вызванной его нагрузками и усталостью по этому случаю».
Зато человек, чью книгу рецензировал ноябрьский «Татлер», имеет более подробную, и не менее любопытную историю жизни.
Наш человек в Париже
«Оксфордский словарь национальных биографий» сообщает, что в 1830 году Дэвид Тёрнбулл являлся собственным корреспондентом газеты «Таймс» в Париже.
По всей видимости, его объёмная (443 страницы) книга была своеобразным творческим отчётом об этой командировке.
И крайне любопытно, что в этой книге одним из источников информации Тёрнбулла выступает главный полевой командир мятежников генерал Дюбур, почему-то считавший себя обязанным описывать происходящие события в регулярных письмах, адресованных британскому журналисту.
Следующим после Парижа назначением Тёрнбулла был Мадрид, где он в качестве помощника британского посланника Виллерса являлся одним из авторов договора 1835 года, ограничивающего работорговлю в испанской Вест-Индии.
После этого Тёрнбулл отправляется на Кубу и уже непосредственно контролирует соблюдение этого договора, совмещая сразу две должности: «суперинтенданта освобождённых африканцев» (Superintendent of Liberated Africans), и британского консула в Гаване.
Кстати обратим внимание на такую деталь: если вы возьмёте навскидку сотню-другую биографий известных дипломатов Британии, вы с большой долей вероятности не обнаружите среди них тех, которые до начала своей дипломатической карьеры занимались журналистикой.
Зато всем известна профессия, представители которой в своих зарубежных командировках как раз и выступают обычно либо в роли журналистов, либо в роли дипломатов.
Так вот, на Кубе бывший парижский корреспондент «Таймс» развил настолько кипучую деятельность, что испанские власти вскоре потребовали от Лондона отозвать своего консула, открыто обвиняя его в попытке организовать восстание рабов.
После многократных испанских протестов Лондону всё-таки пришлось назначить нового консула в Гаване.
Причём даже министр иностранных дел лорд Палмерстон вынужден был признать, что консул Тёрнбулл в своих рапортах о положении дел на Кубе злоупотреблял преувеличениями:
Moreover, you constantly exaggerate things, which require no exaggeration, and thus you defeat your own purpose.
Однако, даже после консульской отставки должность суперинтенданта освобождённых африканцев позволяет Тёрнбуллу оставаться на Кубе, и он продолжает раскачивать ситуацию до тех пор, пока испанцы ни арестовывают его, и ни высылают с острова.
Впрочем, после объявления его persona non grata на Кубе, Тёрнбулл в январе 1843 года назначается комиссаром смешанной британско-португальской комиссии по ограничению работорговли, которая базировалась на Ямайке, в Кингстоне.
Близкое расположение двух карибских островов позволяет настойчивому британцу довести своё дело до конца: в 1844 году на Кубе происходит крупное восстание рабов, известное как Escalera.
После подавления этого восстания испанская военная комиссия, проводившая расследование произошедшего, пришла к следующему выводу:
Нет никаких сомнений в том, что Дэвид Тёрнбулл был не только причиной, но и тем, кто задумал эту разрушительную идею.
Кстати отметим, что после победы Эскалеры кубинская «Чёрная республика» намеревалась попросить короля Британии взять её под свой протекторат.
Так всё-таки, кому впрок?
Конечно же, присутствие одного и того же британского эмиссара в восставшем Париже в 1830 году и вблизи восставшей Кубы в 1844 году может оказаться обыкновенным совпадением.
К тому же, если Кубу британцы вполне открыто планировали отнять у Испании, то в случае с Францией подобных намерений вроде бы не наблюдается.
Однако, на самом деле легко обнаружить удивительный факт: все изменения, которые произошли после победы Июльской революции 1830 года во Франции, никакой пользы самим французам не принесли, зато однозначно были выгодны для их соседей англичан.
Во внутренней политике практически единственным законом предыдущей власти, отменённым новым революционным королём Луи-Филиппом, был так называемый Закон о святотатстве, в числе прочего подразумевающий смертную казнь за кражу церковного имущества:
Палаты [парламента] 1830 года, завершивши революцию возведением нового короля и отменивши некоторые из наиболее ненавистных мер реставрации, как например законы о святотатстве, — в своём дальнейшем способе действий обнаруживали осторожность и консерватизм.
Даже цензура печати, из-за которой собственно, как нас убеждает общепринятая история, и вышли парижане на баррикады, во времена Луи-Филиппа не только не была упразднена, но даже стала ещё строже: например, в дополнение к прежним ограничениям закон запрещал прессе «всякое нападение на порядок престолонаследия и на права, переданные королю национальной волей».
Зато в экономической сфере очень многое изменилось после свержения ста́рших Бурбонов.
Как известно, Франция обладает довольно-таки развитым сельским хозяйством, и даже славится своим виноделием.
В немалой степени этому развитию способствовали протекционистские таможенные пошлины, ограничивающие доступ на французский рынок импортной сельхозпродукции.
И вот внезапно после победы революции достойный французский народ во второй половине 1831 года начинает настоящую войну со своей же экономикой:
В Страсбурге национальная гвардия с оружием в руках требовала уничтожения тяжёлой ввозной пошлины на скот, увеличивавшей цену мяса.
Даже у человека, не сильно сведущего в экономических вопросах, после прочтения этой фразы из книги Августа Людвига Рохау «История Франции от низвержения Наполеона I до восстановления империи, 1814 -1852» вполне закономерно возникает вопрос: каким образом для французского фермера могут оказаться тяжёлыми пошлины, которые увеличивают цену исключительно на привозное импортное мясо, и при чём здесь вообще французская национальная гвардия?
Или вот другой пример: в 1831 году между Англией и Францией был заключён договор о праве осмотра кораблей «в видах уничтожения торговли невольниками».
Вскоре французские приморские города
... стали сильно жаловаться на некоторые случаи действительного или мнимого злоупотребления правом осмотра со стороны англичан.
Другими словами, британский флот теперь досматривал французские торговые корабли так часто и так долго, что это не могло не отразиться на всей стоимости морских грузоперевозок Франции.
Да и вообще:
По понятию большой массы французских политиков английские стремления к ограничению и окончательному уничтожению невольничества были в существе дела ничто иное, как спекуляция на подрыв Вест-Индии в пользу Ост-Индии, и право осмотра было в руках Англии только средством для уничтожения французской торговли.
Как говорится: ни убавить, ни прибавить.
Вердикт
Если подвести итог вышесказанному, то можно утверждать, что так называемая Июльская революция 1830 года во Франции произошла при непосредственном участии и под чутким руководством специально обученных людей, прибывших из Британии; и организована она была, судя по всему — по инициативе и в интересах британцев.
Во всяком случае, после Июльской революции влияние Британии на всю французскую политику очень значительно возросло.
Для современников тех событий это было настолько очевидно, что даже немецкий либерал Рохау называл Лондон времён Июльской монархии «заграничным правительством» для Франции.
Вместе с тем также очевидно, что весь инструментарий Июльской революции, все эти имитации «плохой жизни в стране», после чего «народного недовольства», и в результате конечно же «массового протестного движения», завершающиеся реальным захватом власти — продолжают и поныне использоваться во всех так называемых революциях и майданах.
И если прочтение этого сериала про Июльскую революцию в дальнейшем не сможет уберечь кого-нибудь от соблазна подзаработать на баррикадных боях — то пусть тот человек хотя бы знает, что в таком случае действовать он будет не в своих собственных интересах, а в интересах очередного какого-нибудь «корреспондента газеты Таймс».
P.S.
В качестве вишенки на торт ещё одно наблюдение: в феврале 1848 года в Париже опять происходит вооружённый переворот, сценарий которого даже в деталях повторяет события июля 1830 года.
Новым правителем Франции становится племянник бывшего императора французов, Луи-Бонапарт.
Самое смешное, что вплоть до своего счастливого назначения на пост президента Франции сей достойный муж работал... констеблем полиции Лондона.
P.P.S.
Осенью 1815 года в Париж из России приезжает некий Михаил Лунин: таковым было условие его отца, согласившегося оплатить накопившиеся долги сына-гвардейца.
За скудностью средств, Лунин вместе со своим давним сожителем-французом поселяется в меблированных комнатах, и, в совершенстве владея французским и английским языками, начинает подрабатывать в качестве поверенного в делах у приезжих англичан.
Кроме того, Лунин активно интересуется политической жизнью французской столицы, посещая различные оппозиционные клубы, и по некоторым сведениям, даже вступает в карбонарии.
В 1817 году внезапно Лунина приглашает к себе в гости уже знакомый нам банкир Лаффит, и во время дружественного обеда предлагает бывшему гвардейскому ротмистру «неограниченный кредит».
Вскоре после этой встречи Лунин возвращается в Россию, восстанавливается в армии, и становится одним из руководителей знаменитого «Союза Спасения».
В принципе, это всё, что нужно знать о декабристах.
______________________________
Материал предоставлен каналом «Миростолкновение» — подписывайтесь, чтобы познавать интересное.
ТыжИсторик теперь и в телеге, заходите к нам, у нас есть печеньки, котики, рыцари, мракобесы-викторианцы и еще много всего интересного : https://t.me/tizhistorik
