Письмо из прошлого 8 Начало
– Деня! Ну куда ты запропастился? Тебя Лена уже минут двадцать ждёт.
– Сейчас, мам. Я тут для Лены как раз сюрприз готовлю… только ты, пожалуйста, ничего ей не говори. Задержи там её.
Денис сотовый забыл дома, звонил, видимо, из телефона-автомата, которые ещё кое-где сохранились в городе, так что голос едва пробивался сквозь шорохи и треск старой мембраны их домашнего телефона.
– Ладно, ждём. Поторопись.
Они искренне считали, что жизнь у них удалась. И Денис вырос достойным парнем, и в лихолетье 90-х смогли удержаться на плаву.
Теперь вот сидят они с мужем, ждут своё ненаглядное чадо. «Чадика» - как сказал давно, на заре их родительства, Юра. И Лена ждёт.
Хорошая девушка Лена досталась их Дениске. Скромная. Немногословная. Немного ироничная. С тонким вкусом в выборе одежды. С губами, в которые не требуется вкалывать всякую гадость, потому что губы от природы пухленькие, при этом аккуратные. А что больше всего Дениса в ней привлекало, так это её миниатюрность. За её рост 159 он звал её не иначе, как «Моя Дюймовочка».
Пришёл он не через двадцать минут, а через все сорок. И был необычайно задумчив, отвечал невпопад, а потом вдруг поинтересовался:
– Мам, Василий Маркович, ну, Агудин, был когда-то другом нашей семьи? Я вот такого не помню.
– Да никогда он другом семьи не был, – решительно ответил Юрий. – Принимали его в доме, да, но просто как маминого коллегу, притом наравне со всеми прочими. А потом он как-то отсеялся из друзей. Скользкий он какой-то товарищ. Обидчивый. Перестал разговаривать, когда на место главного врача вместо него поставили нашу маму. А в чём дело, Дэня?
– Я вечером вам расскажу, ладно? Лен, а пока не забыл, это тебе – и он протянул девушке коробочку. Та открыла её и ахнула – на синем бархате переливалась стразами заколка-стрекоза. Миниатюрная, выполненная очень филигранно.
– Спасибо, Дэн! Правда, очень красивая - и в доказательство своих слов Лена тут же собрала в хвост свои каштановые волосы и заколола их подарком Дениса.
– Дэн, а почему ты отложил разговор с родителями на потом?– поинтересовалась девушка, когда они вышли на улицу.
– Ну там есть некоторые деликатные моменты, - уклончиво ответил парень. – Дюймовочка, ты не обижайся. Я потом тебе расскажу, ладно?
– Ну, ладно, – усмехнулась Лена. А пока целуй, – и подставила щёку, зажмурив глаза.
На самом деле настроение у Дениса было вовсе не игривым. Потому что Агудин ошарашил его новостью, что мама Римма и папа Юрий ему не родные. Не родители, то есть. А сам он – детдомовский. Но это не значит, что у него нет биологических родителей. Есть. Отец. «Ты бы знал, парень, кто твой отец!» - Агудин назвал фамилию крупного олигарха в столице.
Вся эпопея с усыновлением Дениса проходила, практически, на глазах коллег Юры и Риммы. То есть никакого секрета супруги из факта усыновления не делали. Надеялись на порядочность коллег и их молчание. Правильно, в общем-то, понадеялись. Не случись назначения Риммы главврачом, так бы всё и кануло в Лету. Но – уязвлённое самолюбие Агудина, которого Римма сменила на должности, не давало покоя.
Агудин помнил (память у него была замечательная) в каком детском учреждении супруги взяли на усыновление мальчика. А дальше всё было делом техники – незамысловатая взятка помогла Агудину получить ксерокопии страниц личного дела бывшего воспитанника. Где назывались родители мальчика. Мать – точно, отец – предположительно. Агудин так и сказал Денису: «Ты наследный принц, парень. А прозябаешь в семье обычных лекарей.»
И вот теперь Денис задал родителям вопрос напрямую. И они сильно пожалели о том, что не рассказали о его усыновлении раньше.
Узнав, что он не родной, Денис исчез, оставив дома письмо, в котором сообщал о начале собственного розыска своих «настоящих», как он выразился, корней.
– Юноша, идите отсюда! – охранник главного офиса строительной компании встал в дверях каменной глыбой, и пропускать визитёра ни в коем случае не собирался. Стоял, поигрывая мускулами под хорошего кроя пиджаком, будто ненароком прикасался в левой подмышке, где покоился в наплечной кобуре штатное оружие.
–Ты передай Станиславу Игоревичу, что на пороге офиса стоит его сын Денис. Передай-передай! Глядишь, и премию выпишут! – с ухмылкой говорил он секьюрити.
Тот все же решил доложить об этом своему начальству: «Шеф, здесь странный парень. Говорит, что сын СамогО».
Кто знал, как выглядел глава фирмы раньше, он бы никогда не узнал в этом крупном, даже несколько грузноватом, мужчине того Стаса, студента 4 курса, который жил все лето с одной худенькой симпатичной девушкой Олей.
Сейчас строительный олигарх встал из-за стола и пристально уставился на парня, которого все же пропустили в кабинет.
– Как тебя зовут, парень? – резко спросил он.
– Я Денис.
– Ты знаешь, кто я?
– Ну, предположительно, хотя и с большой долей вероятности, мой отец. Биологический, – добавил он, усмехнувшись.
– Я не о том, - досадливо поморщился хозяин кабинета. – Я о своей должности в структуре вот этого всего, – и он повёл рукой вокруг.
– Ну как бы олигарх. Владелец заводов, газет, пароходов…
– Начитанный, - буркнул Савельев. – Откуда ты такой взялся? Ну, присаживайся… сын. Надеюсь, понимаешь, что раз я не особо удивился такому визиту, то какие-то основания считать меня своим отцом у тебя есть. Вопрос только в достоверности информации. – Он ещё посверлил взглядом Дениса и буднично предложил, – сейчас переговорю со своим замом по деликатным поручениям, и он в течение суток организует проверку ДНК. Не имеешь ничего против?
Денис только развёл руками. Олигарх правильно расценил этот его жест, как означающий «Воля ваша, мне самому интересно».
Проведённый тест подтвердил 99, 9 в совпадении генетического материала Станислава Савельева и Дениса Козинцева.
Вторая половина загородного дома на Рублёвском шоссе давным-давно, ещё со смерти старшего компаньона Дмитрия Нагибина, была передана в безраздельное пользование дочери, жены Стаса - Анжеле. И её гламурной престарелой маменьки. Нет, Стас так с супружницей и не развёлся, хотя и устал терпеть её бесконечные измены. Об одном жалел – некому будет передать наследство. Анжелочка родить так и не удосужилась.
И тут - вот он, готовый, уже взрослый, практически не требующий вложений, сын. Явно не дурак. С умными и цепкими глазами.
Ну что, сын? Показать тебе империю твоего отца? Начиная вот с этого дома. Что? Нет, туда, на ту половину, лучше не ходи. Там две змеи, жена и тёща.
Денис ожидаемо был впечатлён больше не объёмом производства, которым командовал отец, и не домом, в котором он жил, а вечерней стороной жизни Москвы. В частности, был в осторожном восторге от четырёх часов пребывания в одном из самых пафосных ночных клубов. Познакомился там с представителями «золотой молодёжи» - притом инкогнито, не выдавая своей принадлежности к семейству олигарха. Даже, приставленный к нему, охранник вёл себя тоже «инкогнито» - сел в сторонке, только в пределах прямой видимости, и непрестанно сверлил спину своим цепким глазом. Отдыхать так, впрочем, было можно – если отвлекаться на происходящее и забывать, что тебя «пасут».
А девочки… какие там были девочки. Впрочем, хорошо, что неискушённый Денис ни разу в общении с новыми знакомыми «девочками» никого из девиц не назвал. Потому что «девочками» здесь вслух называли только вполне определённую категорию. Хотя, если честно, разницу в поведении и тех, и других он не видел.
Денис не знал, как теперь ему вести себя со своими приемными родителями. Впрочем, сейчас он видел их редко. Он съехал от них в большой и шикарный дом отца. И про Лену он тоже забыл. В памяти почему-то, к его стыду, всё время всплывали кукольные личики его новых московских знакомых по ночному клубу.
Его гардероб (вернее – гардеробная) в доме на Рублёвке напоминал большой магазин. Столько же барахла. И персональный стилист занудливо объяснял, что пойдёт для повседневной носки а что идеально для ночного клуба. А вот это для заседания совета акционеров. Денис, только померив «вот это», впервые по-настоящему понял, что это такое – идеально по фигуре сшитый костюм-тройка, который на себе совсем не ощущаешь, и нужно скосить глаза, чтобы убедиться, что ты всё же одет. Настолько он сидел на тебе идеально. Сколько он стоил, лучше было не спрашивать.
Они с отцом неосознанно оттягивали момент решительного объяснения. Денис, впрочем, момента этого не боялся – просто вбирал в себя нужную ему информацию. А вот отец откровенно трусил. Он не знал, что итог разговора уже был предопределён, потому что за день до всех решительных объяснений до Дениса всё же дозвонилась Лена. И встретилась с ним в Москве.
Ничего «такого» не говорила. Просто сказала, что дома его ждут. И главное – передала письмо. То самое. Материнское. Адресованное сыну. В нем Ольга писала, как сильно любит своего мальчика. И очень надеется, что отец ему поможет. «Значит, отец знал о моем рождении. И о смертельной болезни мамы тоже знал. Однако, он не стал протягивать руку помощи. Меня оставил в детдоме, а ее отправил умирать», - думал Денис.
Об этом он сказал отцу, когда разговор всё-таки состоялся. В оправдание услышал лишь: "Ничего я тогда сделать не мог. Я сам жил как собака, не высыпаясь, не доедая, не имея своего угла".
Из богатого дома отца он уходил пешком. Просто шагал по левой обочине, а там, где началась скоростная трасса, перелез через отбойник и потопал по траве. Сначала яростно отмахиваясь от пущенной ему в сопровождение машины охраны, а потом, когда она отстала - в гордом одиночестве. Потом вышел на МКАД, доковылял до остановки автобуса и уехал в Москву. В ушах продолжало звучать жёсткое отцовское «Подумай хорошо. Если ты сейчас отсюда выйдешь – назад тебе хода не будет».
Хорошо, что сразу по приезду, в дальний кармашек спортивной сумки с немудрёными пожитками были засунуты четыре пятитысячные купюры. Хватит и до дома добраться, и сделать перед этим крюк в Зыняйково. К скромному сельскому погосту.
Когда он подошёл к кладбищенским воротам, начался этот надоедливый дождь. Из сумки был вытащен туго скатанный плащ, а потом пришла очередь и зонту. Прозвучавшее сзади «Деня…» было принято им сначала за галлюцинацию. И лишь обернувшись, он увидел мать, отца и нахохлившуюся, как птичка, Лену. Это были любимые и любящие его, люди. Сейчас он знал это точно.
Конец.