Письмо из прошлого 7
Они сидели в большом кабинете Стаса. Оля присела на стульчик сбоку от длинного начальственного стола, посмотрела на него исподлобья, вздохнула и произнесла:
– Стас, сыну два года уже вот-вот исполнится. Бабушке моей осталось недолго, старенькая она уже. А мне.. мне, хороший мой, ещё меньше. Ты же видишь, какая я? Врачи только руками разводят, и ничего не могут сделать. У меня от лёгких одни огрызки остались. Так что… – она с трудом поднялась, сделал шаг к двери, обернулась. – Так что всё правильно. Тебе жить дальше. Прости за всё. Только сыночка не оставь, прошу. Зовут его Денис. Вот адрес, если ты забыл его, - она вытащила листок бумаги, наклонилась, положила его на стул около двери и быстро вышла, не прикрыв массивную створку до конца.
– Оля… - он привстал, но тут же бессильно опустился на место, оглушённый известием. Вслед за когда-то любимой не пошёл. Понимал, что действительно помочь уже не сможет, и что время потеряет понапрасну. А время – это деньги. Сыну потом ведь понадобятся, разве не так?
Он его обязательно найдёт. Потом. И как-то пристроит. Нет, не к себе заберёт, это исключено, несовместимые это явления – маленький сын и Анжела. Господи, да какая с неё мать? Тем более Нагибину - старшему ребёнок в семью нужен только от дочери. Только такой будет считаться наследником строительной империи, здесь вопросы крови, рода перевесят ценность зятя как делового партнёра.
С учётом и с помощью Стасовых денег, хотя и небольших на фоне состояния Нагибина, была реорганизована структура всей подвластной ему отрасли, сменили даже печати, в центре которых теперь красовался вензель из двух стилизованных букв «Н» и «С» - Нагибин и Савельев. Теперь он, разбуженный тяжёлым и томительным сновидением среди ночи, тупо смотрел на ночник, на стекле которого красовался как раз этот вензель. Как и на многих других вещах домашнего обихода.
Дворянский герб, блин! Стас сидел, свесив руки между колен и чувствуя, как на него накатывает тоскливое и глухое отчаяние.
Он съездил потом туда, в это Зыняйково. Но слишком долго, видимо, тянул. На местном погосте покоились обе женщины: молодая, всего двадцать трех лет, Ольга Зимина, и очень старая, тоже Зимина, Аграфена Львовна.
Мальчика увезли в детдом – это он выяснил после детальных расспросов местных. Так что только и оставалось ему, что заказать в срочном порядке и установить две могильных плиты, розово-мраморную для Оли и чёрного гранита для старушки.
В детдом не поехал. Потом. Всё потом. В Москве разыгрывался тендер. На этот раз не подставной, с вполне реальным соперниками. Драка предстояла нешуточная, так что тесть заранее заказал плотную охрану начиная с дальних подступов МКАДа, куда «шестисотый» Стаса подъехал уже в сумерках. Так и неслись потом в Москву, в составе кортежа с мигалками, которому лимитчики-гаишники отдавали честь на перекрёстках.
Ничего. Деньги есть. А есть деньги, мальца он найдёт. Так думал Стас, ни на йоту не сомневаясь, что хотя бы этот вопрос он решит.
Но что же всё время всё идёт не так? Стас встал, наконец, с постели, сунул ноги в мягкие тапочки, прошел по галерее и спустился вниз по винтовой лестнице, направляясь в кухню-столовую. Всё равно не уснуть, так хоть кофе-машину запустит. Она, идеально настроенная, выдаст ему так любимый им напиток, а он посидит, подумает.
Тесть в своё время сделал ставку на рабочую лошадку Стаса совершенно правильно. Учёл и его успехи в учёбе, и дальновидность в определении приоритетов в бизнесе, и деловую хватку. Стас даже подозревал, что и свою потаскушку-доченьку он намеренно выдал именно за него, Стаса, в надежде, что все прочие положительные качества распространятся и на семейную, супружескую жизнь.
Он надеялся, что Анжелка перебесится, в ней, наконец, проснётся материнский инстинкт (или жажда реализовать себя на материнском поприще), что у строительной империи Нагибина появится наследный принц. На что он там ещё надеялся, пока его не разбил инсульт три года назад, и фактически единовластным хозяином всех денежных и имущественных активов стал он, Станислав Игоревич Савельев.
О-хо-хо-о… Стас выхлебал одним глотком уже остывший кофе, подумал, и не стал делать новую порцию. Ну его. Надо сердце поберечь.
Следующая часть.