- Сказано мне, что родные мы с вами. Будто мать моя – сестра ваша, потому и с Настасьей мне жизни не видать.
Забилось сердце скорей. Смотрит испуганно Ульяна на Ефима, а у самой губы дрожат.
- Как мать твою звать?
- Лукерья.
И кажется Ульяне, что мир рухнул на её голову.
Начало истории
Предыдущая глава
Пока спешили к заимке, всё выспросила. Слёзы по лицу растирает Ульяна. Недалече всю жизнь Луша жила да так и не схотела придти проведать. Убрала из жизни своей. И щемит сердце, да не ведает Ульяна, чего больше страшится. Что любимый так ей правды и не сказал, кто жена его, или, что при смерти сестра любимая.
Ворвалась вихрем в дом, Назара спужала. Отдыхал он. Вскочил на лавке, глаза привыкают, чтоб людей разглядеть.
- Я это, отец, - говорит Ефим. – За тобой мать послала. Больна она. Не ведаю, успеем ли к ней воротится.
- Что стряслось?
Лицо испуганное у Назара. Переводит взгляд с сына на Ульяну, а у той всё лицо зарёванное. Никак прознала?
- Помогла она дяде и сестре моей, Настасье, а теперича силы кончились. Подымайся, спешить надобно.
Выломали палку Назару покрепше, собрались.
- Благодарен тебе Ульяна за доброту и заботу, - проговорил. – Прощаться станем. Авось больше не свидимся.
- Неужто думаешь, что сестру брошу в горе таком? С вами пойду!
- Долгий путь, нелёгкий, - качает Назар головой.
- Ты не пужай, ради сестры куды угодно, хоть к чёрту на кулички готова идти. Должна с ней свидеться, сердцем чую.
Подхватил отца Ефим, ведёт. Ежели сюда чуть больше, чем за день добрался бегом, то теперича дольше идти придётся. Хромает Назар, кривится от боли. Тяжёл путь такой для ноги, которой недавеча чуть не лишился. Подкосилась, чуть не упал. Вовремя Ульяна подхватить успела, поставила сызнова. И стыдно ему, что других задерживает, да ничего поделать с собой не может.
Идёт Ульяна Богу молится, чтобы успеть токмо: поговорить с сестрой, выспросить, отчего так вышло, отчего стыдилась показаться ей. Неужто боялась, что обиду в сердце держать станет оттого, что счастье она своё в Назаре нашла? Любит его Ульяна, токмо сестру ещё больше. Ничего для ней не пожалеет. Да и сама судьбу свою выбрала, с Зосимом осталась.
Небось, как не воротится, Анна себе места не найдёт. Станет её искать, а что детям говорить? Недавно отца схоронили, сестра стерялась, а теперича мать куды-то запропастилась. Но не может иначе Ульяна поступить. Ежели воротится в деревню о себе весточку дать, то время упустит да к сестре не успеет. Не ведает, где дом их стоит. Потому бежит, торопится.
Лежит Лукерья на кровати, испариной лоб покрылся. Лицо бескровное, словно уж покойница, только дыханье еле теплится да сердце отстукивает ритм предсмертный. Худо ей, говорить тяжко, спать только хочется.
Сготовила похлёбку Настасья, всех накормила, тётке поднесла. Приподняла её, а она отворачивается, не хочется вовсе. И мысль одна: токмо б успел её сокол ненаглядный. Ежели с Ульяной остался, пущай. Зла на них Лукерья держать не станет. Разлучили два сердца любящих, разъединили, может, теперича пришла пора, чтоб вместе им соединиться. Пущай. Бог даст, так станется. А она с неба за ними приглядывать будет. Жаль детей, да не оставит их сестра, уверена. Вырастит, как своих. Токмо что на то Зосим скажет?
Вертятся мысли, ворочаются в голове, спать мешают. То ли дремет, а будто все звуки слышит. Дрожат веки, подняться пытаются, а над ней дети склонились.
- Мамочка, - обнимает Андрейка, - не бросай меня. Я у Бога тебя выпрошу, всё, что угодно отдам, лишь бы не забирал.
- Ну, тише-тише, - поднимается тонкая рука, на голову мальчишке укладываясь. – Одному ему известно, чего с кем станется. Надо дары его принимать с милостью и не сетовать, коли забрать что-то хочет.
Вдруг отворилась дверь, и вошла женщина, а за ней Ефим и Назар.
- Успел, - выдохнула счастливо Лукерья. – Теперича и помирать можно.
Заревел Андрейка, сопли по лицу растирая. Подхватила его Настасья, к себе прижимая. Ласковыми словами отогнать страх пытается, а сама тож ревёт. Жалко ей тётку свою. Уж только свиделись, а теперича, видать, расставаться надобно.
- Луша, - бросилась к ней Ульяна, руку сестры хватая. – Сестра моя, - плачет, по лицу ту гладя. – Что же ты совсем не показывалась? Не ведали, где да чего. Сердце жалось от тоски. А теперича вместе будем, не покину тебя, не дам пропасть боле.
Улыбается тоскливо Лукерья на Ульяну глядя. Два года промеж ними разницы, а лежит она – старуха старухой, будто соки все из неё выпили.
- И тебе здравствовать, - скребёт горло голос. И не узнаёт его Ульяна.
- Отец наш помер недавно, теперича вот мой Зосим ушёл. Не покидай и ты меня, - голос тихий, а в нём жалость и слёзы.
Поцелуй в щёки выдала, провожать из избы всех торопится, чтоб муж да жена поговорить с глазу на глаз успели.
- Это чего ж ты удумала оставлять меня, Луша? – тяжело опустился пред ней Назар. Скривился от боли, да терпит, молчит.
- С ней, видать, был, - кивает сама себе Лукерья. – Я зла не держу.
- В капкан попал, - тут же отзывается Назар. – Поначалу не пущали, а теперича чуть ноги не лишился. Ты жена мне! Ежели своей назвал – не откажусь, не предам.
- Так её всё одно любишь. Не спомогло снадобье, знаю уж.
- А чего ж своего не дала, чтоб приворожить?
Усмехнулась криво.
- К чему оно? Неволить никого не стану. Ежели уйти тебе пришлось – твоя воля, держать не буду. Сама пришла к тебе потерянная, не знала, где судьба моя, в чём крест. А там притёрлись две больные души, привыкли друг к другу, обтрёхались.
- Луша…
- Не надо, я скажу…
Замолчала, сил набираясь. Хотела сказать ему самое главное, что жена мужу сказать может. За столько лет так и побоялась произнесть, будто слова были какими-то постыдными. Словно не имеет она права любить того, кого сестра её выбрала. Люблю тебя. Вот чего хотела произнесть, распробовать языком слова, прочувствовать вкус этот сладкий. Для того баба и рождена, чтоб любить да любимой быть. А её жизнь вышла кривой что ль, будто выкрала её у сестры своей, забрала её счастьем, которым томилась та жизнь всю. Потому и застряли теперича слова эти в горле, кады Ульяну увидала. Теперича вдова, выходит, всё один к одному. Вместе им быть суждено.
Рада, что пришла попрощаться, рада. С души будто камень сошёл, что узнала она да простила. Будто и впрямь есть Лукерье за что прощенье у сестры старшей просить.
- Ежели к ней воротишься, зла держать не стану, - сказала вместо двух других слов. – Всё пойму. Видать, судьба такая у вас, чтоб порознь столько лет, а теперича вместе.
- Луша…
- Нет, сказать дай. Детей на ноги подымите, людьми сделайте. Так, чтоб не стыдно было сказать, что сынки это мои. Живите в ладу, а я за вами с неба смотреть стану да радоваться.
Не даёт сказать ничего Лукерья, потому бросился к ней Назар и губами своими её накрыл, поцелуем своим всё говоря, что внутри сидело. Что любит её и безо всяких снадобий да благодарен по гроб жизни за душу её чистую и отношенье ласковое.
Горячие у него губы против её холодных, а по лицу слеза катится и капает на её закрывшиеся глаза.
Продолжение здесь
Другие истории канала