Священник дело свое знал туго. Пусть и торопился, бубнил что-то себе под нос, но ни разу не сбился, пока обряд свершал. Строго испытывал ее верность вопросами и предупреждал о трудности монашеского бытия, говорил о том, за что предстоит давать ответы Богу на Страшном суде. Мария упрямо молчала, крепко стиснув зубы.
По наивности полагала: не станет отвечать — постриг не совершится. Наивная! На такие мелочи никто обращать внимания не стал. Все за нее монахини сделали. Даже ножницы, которые по правилам, игумен бросал на пол три раза и требовал со смирением поднять и ему подать, добровольные помощницы подавали. Она лишь стояла, с двух сторон поддерживаемая, и никак понять не могла: за что?
Откровенно говоря, святой отец мог и вовсе ни о чем не вопрошать, а сразу волосы на голове крестообразно выстричь. Никто бы его упрекать в нарушении правил не стал. Наоборот, еще и наградили бы щедро, что быстро все исполнил.
Смутно помнится, как священник, подгоняемый царскими людьми, торопился закончить обряд. Видать, боялись, что и верно ее похитить могут. В последние минуты забыл о торжественности. Фразы до конца не произносил, слова проглатывал. Молитвы, что должна была читать, и вовсе говорить не позволил... Взмахом руки молчать повелел.
Впрочем, Мария и не смогла бы этого сделать. Опоенная отварами и настойками, которые постоянно подсовывали, не совсем понимала, что вокруг происходит. Словно в дурмане себя ощущала. Голова кружилась, руки-ноги ватными стали. Ох, как же ей тогда тяжко было!..
Приняв ножницы от сестер в последний раз, игумен закончил процесс и произнес гнусаво: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа сестра наша Марфа постригает власы главы своея...». Услышав новое имя, облегченно вздохнула — миновала ее участь монахини. Враз повеселела, по сторонам оглядываться принялась — какую еще несчастную сюда привезли. Не сразу поняла, что это ее теперь Марфой величают.
Сообразив, что теперь Мария Нагая для мира исчезла, а вместо нее явилась на свет инокиня Марфа, обмякла совсем. Стала на холодный пол валиться. Монашеские одежды, которые в руки сунули, бессильно выронила. Единственное, что хорошо в память врезалось, так это как сестры со свечами в руках ее трижды обняли и лицемерно спросили новое имя, будто не слышали, что игумен назвал, и пожелали спасения в Господе. Ей же в ответ хотелось крикнуть — не хочу никого спасения!
Но сдержалась и покорно склонила голову. Очень старалась не привлекать к себе внимания и ждала, когда псы уедут. Боялась, что захлебнется от ненависти. Злоба разрывала ее на части. Несчастная жутко опасалась, что не сумеет сдержаться и накинется на всех с проклятиями. Бог дал силы с достоинством испытание пережить.
Когда немного в себя пришла, прониклась жизнью своей новой небесной покровительницы Святой Марфы Персидской, в память о которой ее нарекли. Из писания узнала, как несчастной во времена гонений на христиан царя Сапора II отрубили голову за исповедание веры во Христа. Ах, как не хватало стойкости и мужества ее тезки! Именно об этом всегда молила, когда к ней обращалась. В ответ Святая, будто услышав просьбы, отвечала заботой и вниманием. Однако порой, дабы не забыть, как звали прежде, перед сном шептала упрямо:
— Мария, я, Мария! Дочь Федора. Урожденная Нагая... Пусть и незаконная, но признанная жена царя Иоанна Васильевича.
С годами смирилась с именем новым и со своей жизнью в обители. Терпеливо свой крест несла и все положенное исполняла. Сумела гордыню смирить и стать незаметной тенью. Потому и выжила.
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 17
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке