Не уговаривай, Селим, мы все равно уедем. Мне здесь страшно, в любой момент кто угодно может проговориться, и я потеряю сына. Знаю, рано или поздно он узнает, кто его мать, и кто отец. Вернемся домой, и я ему расскажу все. Даже то, что хотела избавиться от него. Устала я бояться, больше не могу
Селима всего трясло от возмущения. Как мог ребенок уйти в другой вагон? Ведь и ему, и дочери строго-настрого запрещено отходить от купе. Если бы Денис был его родным сыном, получил бы по полной программе, даже несмотря на заступничество жены.
Халим, видя состояние родственника, взял на руки Динара, кивнул, мол пойдем, выйдем, и увел Селима в соседнее купе, которое занимала его семья. Маленькая Альфиюшка залезла на вторую полку и затихла.
Каусария посадила сына рядом с собой, обняла его
- Денис, сыночек, ты почему не послушался папы, почему ушел в другой вагон?
- Дяденька позвал, сказал, подарит мне волшебную штуку. Я думал, быстренько схожу и вернусь, ты и не заметишь, а ты заметила.
- Как я могла? Ты же мой сыночек. Больше никогда так не делай, ладно? А то сердечко у мамы от страха почернеет и будет болеть. Мама станет все время плакать. Тебе понравится, если мама будет плакать?
- Нет, мама, не плачь, не надо. Только зачем ты забрала волшебную штучку? Дяденька сказал, эта штука будет меня оберегать.
- Сын! Я тебе раскрою страшную тайну. Люди, у которых на руках, на пальцах нарисованы знаки, это колдуны, страшные колдуны. Они забирают доверчивых детей, дарят им колдовские штуки, говоря, что это оберег. На самом деле, эти страшные колдуны хотят из хороших детей сделать таких же злодеев, как они сами.
- Мама! Я не маленький, никаких колдунов на самом деле нет. Зачем ты обманываешь меня?
- Не обманываю, это я так называю тех, у которых на пальцах знаки. Это, сынок, люди, которые сделали что-то очень плохое. За это их посадили в колонию и там сделали наколки, чтобы все знали, за что человека наказали. Этот человек надел на тебя крест, он хотел передать тебе свое злодейство.
- Мама, теперь я стал плохим, я стал злодеем?
- Нет, Денис, не успел. Папа вовремя заметил на тебе крест, а я сняла и унесла ему обратно, пусть забирает и сам носит свой крест. Ты больше никогда с чужими людьми не разговаривай, и ни с кем никуда от нас с папой не уходи. Обещаешь?
- Да, я обещаю! Я не хочу, чтобы на моих пальцах знаки нарисовали.
Селим вернулся в купе, держа на руках уснувшего сына
- Вы долго собираетесь беседовать? Динар у меня без ужина уснул. Мы есть будем сегодня или нет?
Каусария покосилась на мужа. Злится. А с чего на ребенка злиться? Смотреть надо было за ним. Это поезд, разные люди ходят.
- Сейчас, достану сумку и постелю постель. Денис, сынок, пересядь на другую полку.
Достав сумку с продуктами, Каусария постелила постель, обернулась к мужу
- Клади ребенка!
Селим уложил сына к самой стенке, укрыл его хорошенько
- Альфиюша, дочь, иди ко мне, я тебя сниму, надо покушать и спать ложиться.
Каусария выложила на салфетку вареные яйца, огурцы, куски обжаренной курицы, хлеб, пряники.
- Садитесь! Ешьте! Денис, сынок, садись к окошку, курицу будешь?
Селим только зубами не скрипел. Он что попало творит, она его, сынок. В попу его поцеловать еще надо. В купе повис густой туман неприязни.
- Каусария, ты почему на меня сердишься? Я виноват, что Денис убежал? Он взрослый парень, не два годика ему, и не четыре. Должен соображать, сколько раз сказано, с чужими людьми не общаться!
- А кто виноват? Только ты и я, взялись детей везти на поезде, смотреть за ними надо. И не нужно при Денисе обсуждать его поступок со мной, будто его тут нет. Вот он сидит, можешь с ним разговаривать.
- Я бы поговорил, я бы так поговорил, боюсь тебе это не понравилось бы.
- Тогда и не говори!
- Каусария! Да что с тобой на самом деле? Ты почему так разговариваешь со мной?
- Знаешь, что, Селим? Мало ли кто из детей, в чем провинился, ты никогда не позволял себе таким тоном обсуждать его проступок. Напомнить?
- Ты про то, как Альфиюшка без разрешения ушла к Вике? Это другое. Она ушла к знакомым людям.
- Откуда я знала, куда она ушла? Я чуть тогда с ума не сошла, но ни словом дочку не упрекнула. Теперь подумай, почему ты так взбеленился.
- Понимаю, на что ты намекаешь. Я на самом деле испугался, потому что очень люблю Дениску и не хочу его терять.
- Стало быть, надо понять, не всякий ребенок может отказаться пойти с человеком, который обещает подарить волшебную штучку. Тем более, в это время папа режется в карты, а мама обсуждает с сестрой модные украшения.
- Ты, наверно, права, но я очень разозлился. Дениска, слышишь меня, сын! Честное слово, если ты еще раз так поступишь, сниму ремень и выпорю так, что неделю на задницу не сядешь. Меня отец порол. Помогало.
Мальчик улыбнулся, глядя с хитрецой на отца своими кошачьими глазами
- Не выпорешь, сам сказал, что любишь меня и не хочешь, чтобы я потерялся. Если будешь пороть, я убегу, потеряюсь, и ты меня никогда не найдешь.
Ночь прошла неспокойно. Селим ворочался, вставал, выходил в коридор, возвращался и ложился снова. Как быть ему? Денис становится копией Лешки. Этот нагловатый взгляд, насмешливая улыбка, спрятанная в уголках губ, даже походка Лешина. Не дай Бог, Алешка увидит его сына, сразу поймет, чей он. Что тогда?
На самом деле, Селим правду сказал жене, он любит Дениса. Как его не любить, если с пеленок вырастил. Люди к котенку, к собачонку привязываются, а это ребенок, сын. Но знал бы кто, как ему страшно за мальчика, вдруг он станет и внутренне похож на его армейского друга?
Каусария лежит с открытыми глазами, слизывая кончиком языка слезы, текущие из глаз. Селим не может забыть ей Алешку, поэтому так рассердился на Дениса. Она и сама не забывает его, вернее себя, ту, молодую и глупую.
Сама себя она не прощает. В самые счастливые минуты жизни, вдруг откуда-то появляется запах тухлой капусты и омрачает все. Это Алешка. Это ее позор, никогда и ничем не смываемый, не забываемый. Как забудешь, если его сын, его копия перед глазами.
Бабушка Сария встретила гостей с распростертыми объятиями
- Каусария, Селим! С приездом! Добро пожаловать! Улым, Денис, иди я тебя обниму, дорогой ты мой! Как ты вырос, какой стал красивый! Помнишь свою бабушку Сарию?
Денис помнил эту бабку смутно, но на всякий случай кивнул
- Вот, молодец! Каусария, а ты почему такая бледная? Ну-ка, ну-ка, ты не заболела часом?
- Все нормально, Сария-апа! В поезде спать не могла, потом в автобусе укачало.
- Халим, сынок, как отдохнули?
- Хорошо мама, так отдохнули, что устали отдыхать.
- Альфия, я не знала, когда вы точно приедете, бульон в холодильнике, мясо тоже, приготовишь сама я с ребятишками в саду посижу.
- Ладно, мама! Ужинать-то приходи.
Мужчины, как водится, ушли смотреть телевизор, они устали в дороге, им отдых просто необходим. Женщины пошли на кухню, уставших мужчин и детей кормить нужно. Альфия знала, что ее племянница в курсе, она не родная дочь Каусарии. Знала также, сестренка боится, как бы бабушка Сария не проболталась Денису, что он Селиму не родной сын.
- Каусария, будь спокойна, пока все ребятишки вместе, она ничего не скажет Денису. И вообще, она ему специально не скажет, нечаянно может проговориться. Моя свекровь не такая плохая, просто горя много видела, озлилась на жизнь.
- Зато моя всю жизнь просидела за широкой спиной мужа, ей-то с чего обозлиться? Ох, сестра, знала бы ты, как мне тяжело. Понимаю, сама виновата, сотворить над собой пакость легко, исправить невозможно. Трое детей, все разные. Как их уравнять?
Завтра Селим поедет к свекрови на несколько дней. Мы с детьми не можем с ним ехать. У нас в деревне ее уважают, считают хорошей женщиной. Для других она хорошая, для меня просто черная беда.
Селим хочет взять с собой Альфиюшку. Как я ее отпущу? Когда мы в тот раз приезжали, она от бабушки не отходила ни на шаг. У девочки такой возраст, что ей можно внушить все, что угодно. Свекровь многое может рассказать, ей особо и придумывать не придется, прошлое у меня еще то!
- А ты не отпускай. Ты сейчас поговори с ней. Скажи, что тебе без нее тяжело. Надо за Денисом приглядывать, вдруг опять с кем-нибудь уйдет? С Динаром надо поиграть, а ты не можешь, живот у тебя болит. Притворись больной, тогда и Селим скорее вернется.
Притворяться Каусарие не пришлось, ее после ужина затошнило так, что мама, не горюй! Селим испугался, точно отравилась
- Эх, Каусария, ты у меня, как маленькая. Говорил же, выброси курицу, ночь ночевала в тепле. Нет же, съела, вот теперь и догнало.
- Чего уж теперь, съела и съела! Пройдет. Только ты уж Альфиюшку не увози, у меня такая слабость, не смогу я за Динаром смотреть.
- Алия с Альбиной помогут. Мать меня загрызет, если я Альфию ей не привезу.
- Тогда и Динара забирай. Он тоже твой сын, пусть мать твоя привыкает. У тебя и сын есть. Вообще, что за мода, детей делить? Я бы на твоем месте вообще не поехала без семьи. Хочет, чтобы ей помогали, пусть принимает всех.
- Каусария, ты же знаешь, это невозможно.
- Да, тогда передай своей матери, когда надо будет из-под нее утки выносить, я тоже скажу, что это невозможно. Пусть на меня не надеется. Как сейчас едешь один ей помогать, так и потом один поедешь.
- Каусария, ты сошла с ума! Что с тобой случилось? Откуда столько в тебе злости? Ты забываешься, ты про мою мать говоришь.
- Да, я говорю про твою мать. Если на то пошло, у меня тоже есть мать. Ты будешь смотреть за своей, я за своей.
- Каусария, остановись, перестань сейчас же. Ладно, не возьму я Альфиюшку. Довольна?
- Нет, недовольна. Почему я не могу со своим законным мужем и со своими детьми приехать в свою деревню? Если ты стыдишься меня, зачем со мной живешь?
- Каусария, родная, успокойся. Не стыжусь я, мне нечего стыдиться, ты никого не уби ла, не ограбила. Просто я не хочу скандалов, не люблю я ругаться, понимаешь?
- Понимаю, ты только можешь на мне срываться и на моем сыне, матери не можешь сказать, что у тебя есть семья, и без нее ты не можешь к ней приехать. Или она принимает нас всех, или ты не поедешь к ней.
- Ты сказала: «На моем сыне»? Ты считаешь, что Денис только твой?
- Это ты так считаешь, иначе не стал бы нас оставлять тут. Все, Селим, все! Я не хочу больше ничего. Мы завтра с ребятами уезжаем домой. Оставайся со своей мамой, делай, что знаешь, я больше здесь оставаться не могу.
- Куда это ты поедешь? Никуда я вас отпущу. Мы семья, или как?
- Выходит, или как. Не уговаривай, мы все равно уедем. Мне здесь страшно, в любой момент кто угодно может проговориться, и я потеряю сына. Знаю, рано или поздно он узнает, кто его мать и кто отец. Вернемся домой, и я ему расскажу все. Даже то, что хотела избавиться от него. Устала я бояться, больше не могу.
- Каусария, у тебя нервный срыв, ты не можешь сейчас ехать.
- А ты можешь уехать, оставив меня в таком состоянии? Тогда какой ты мне муж? Ты не видишь, не чувствуешь, как я мучаюсь, как я стараюсь угодить всем, всех уравнять. Стараюсь и все равно никак не получается.
Ты живешь, как тебе удобно. Приходишь в чистый дом, на все готовое, ложишься в чистую постель. Ты не знаешь, откуда появляется еда на столе, куда девается грязная посуда. Ладно бы только это.
Постоянный страх висит над моей головой, как черная туча, закрывая возможность радоваться. Сын растет, и страх растет. Страх, что он узнает правду, страх, что он будет похож на твоего друга и повторит его судьбу.
А ты в стороне, ты не хочешь помочь мне, ты не любишь ссориться, скандалить и ругаться. Ты очень хороший, Селим, ты Ангел во плоти. А я дрянь, которую ты изволил вознести до себя. Я за это должна терпеть унижение от твоей матери, презрение твоей сестры и твоего брата.
Знаешь, что говорит Денис? Не мужская работа, женщине по дому помогать. Дети все видят. Динар подрастет и то же скажет. Они не станут меня уважать, потому что ты меня не уважаешь, я при тебе удобная прислуга. Скажешь, не так?
- Каусария, родная! Я ничего не могу понять. Мы столько лет живем, мне казалось, ты довольна всем, у нас счастливая семья. Я же тебя люблю, ты об этом знаешь. И ты меня любишь. Милая моя, что с тобой? Если хочешь, я буду тебе помогать. Надо посуду мыть, я вымою.
- Я была довольна и счастлива до этой поездки. Ты хотел ударить моего сына, я это видела, Селим. Я видела твой взгляд.
- Не хотел я! Я подумал, был бы мой родной сын, наподдавал бы.
- Вот ты и сказал, был бы твой родной. Мне казалось, Денис тебе такой же родной, как и Динар. Оказывается, нет. Мне нужно к этому привыкнуть. Мне плохо, я хочу домой, в свою квартиру. Думаю, Халим нас посадит на поезд. Ты приедешь, когда поможешь твоей маме.
Продолжение Глава 61