Весь день, до раннего вечера Пашка изнывал от безделья. Правда, утром он сопроводил Елену Сергеевну на прогулку по близлежащему бульвару, но мать быстро устала, разнервничалась и попросила вернуться домой. Не зная, чем заняться, парень сунулся на кухню, чтобы оказать посильную помощь Аннушке, но сразу был изгнан ею без объяснений причин. Вернувшись в комнату, Павел включил на минимальную громкость кассету с ужасной, явно палёной записью концерта группы «Ария» которую ему подарил Дэн. Он растянулся на диване во весь рост, но не успел сосредоточится на конкретной мысли, как сон быстро и незаметно завладел его сознанием …
***
Верочка молча стояла, прислонившись спиной к двери, и явно ждала от Павла главного вопроса, который второй месяц разрывал его душу. «Не стоит. Не жди. - Сказал он, присаживаясь на диван. - И так всё понятно. Ты зря пришла. Нам не о чем говорить. Это твоя жизнь, и мне в ней места нет. Уходи. Я постараюсь забыть тебя». Девушка, в один миг превратившись в старуху, шагнула вперёд и жалобно произнесла всё ещё юным голосом: «Я не оправдываться пришла. Я просто хотела рассказать тебе об Олеге, Сабыржане и о старлее-киномеханике. Только и всего. Не хочешь, как хочешь. Напрашиваться не буду. Живи с этим дальше». Пашка вдруг почувствовал, что трое парней находятся где-то рядом, и даже услышал их негромкий разговор за дверью. С невероятным трудом встав на ноги, он хотел протянуть руку, чтобы задержать старуху, но та, сделав шаг назад, снова обернулась Верочкой: «Всё не так. Я не предавала тебя. Я просто испугалась. Неужели ты в жизни ничего не боялся? Мне кажется, что те трое за дверью гораздо дороже тебе, чем я. Что? Так и променяешь меня на мертвецов?». Павел с ужасом почувствовал, что не может произнести ни слова. Словно чьи-то сильные пальцы сдавили его горло…
***
Весёлый ветер сквозняком пробежал по лицу. Павел слегка приоткрыл веки и увидел Елену Сергеевну, сидящую рядом с диваном:
- Просыпайся, сынок. Тебе надо принять душ и обязательно побриться. – Голос матери звучал тихо, но настойчиво. - Я попросила подготовить для тебя летний костюм. Тот итальянский, который тебе так нравился в институте. Надеюсь, что не станешь мне перечить. В конце концов, ты обещал.
Пашка, ещё не успев позабыть фантастическое сновидение, энергично потёр ладонями щёки и рывком поднялся с дивана:
- Обещал, значит, надену. Бриться-то зачем, мама? Я ведь с утра выбрит до блеска, свеж, бодр, молод и заряжен позитивом.
Елена Сергеевна улыбнулась:
- Очень рада твоему настрою, Павлик. Правда, меня немного смущает бездумная покорность, но это всё-таки лучше, чем былая упёртость. Хочу напомнить, что сегодня вечером ты должен выглядеть настоящим джентльменом. Только что звонил папа. Сказал, что будет дома ровно через час. Гости прибудут к восьми вечера. К этому времени ты должен быть готов. Кстати, сын. Как тебе парфюм Юрия Алексеевича? Мне кажется, что он делает тебя мужественней и уверенней. Не кривись, Павлик. Аромат много может рассказать женщине о характере мужчины.
Окончательно пришедший в себя Пашка взглянул на мать с весёлым недоумением:
- Правда? Женщина вдохнёт запах, представит себе Аполлона, только не голого, а в дорогом костюме. Откроет глазки, а перед ней дрыщ в трениках и майке-алкоголичке на впалой груди, по пьяному делу опрокинувший на себя импортный одеколон. Представляю её состояние!
- Будет тебе! – Слегка обиделась мать. – Просто мы гордимся своим сыном и хотим, чтобы он выглядел подобающим образом. Только и всего. Ступай в ванную…
***
Коробов-младший в силу своего возраста ещё не успел поднакопить достаточного житейского опыта, но сразу догадался, почему родители пригласили в гости семью неведомых ему Свиридовых в полном составе. Стоя под струями прохладной воды, он думал о том, что ещё полтора года назад непременно возмутился и, скорее всего, сбежал с «номенклатурных» смотрин, но сейчас лишь по-доброму потешается над материнской задумкой. «Мама в своём репертуаре. Спит и видит, как на меня супружеский хомут надеть. Ладно. Хотя бы время скоротаю. Делать-то всё равно нечего. Я ведь планировал на следующей неделе делами вплотную заняться. А теперь надо ждать новой встречи с Труновым. В общем-то, связи здесь никакой нет. Одно другому не мешает. Мне просто толчок нужен. Немного страшновато начинать новую жизнь. – Размышлял Пашка, растирая тело жёстким полотенцем. – С сынком-студентом я должен общие темы найти. По крайней мере, постараюсь. А вот о чём разговаривать с семнадцатилетней пацанкой-вундеркиндом? Пожалуй, стоит предоставить инициативу ей. Пускай сыграет первую скрипку. Плохо, если девчонка окажется чересчур болтливой. Ничего, прорвёмся. Как говорил ротный Фрола, буду действовать согласно обстановке».
***
Званый ужин длился уже два часа с небольшим и почти достиг своего апогея. Стол по распоряжению Елены Сергеевны был накрыт таким образом, чтобы семьи сидели напротив друг друга. Как говорится, глаза в глаза.
Закономерно начавшись несколько натянуто и даже сковано, мероприятие, постепенно набирая обороты, вошло в стадию общения по интересам. В меру разогретая элитным алкоголем старшая половина увлеченно обсуждала насущные проблемы, иногда совершая заведомо бесполезные попытки втянуть в беседу молодёжное крыло компании. К неподдельному удивлению Юрия Алексеевича, Эдуард Вениаминович не стал рассказывать о своих заслугах перед семейством Коробовых. Напротив, пообщавшись накоротке с Павлом, он явно проникся к потенциальному зятю искренним уважением и, в свою очередь, старался не ударить перед ним в грязь лицом, то и дело пропуская тосты. Видимо, Свиридов-старший боялся перебрать лишнего. Его супруге Галине Анатольевне Павел тоже понравился. Она даже строго-настрого запретила молодому человеку обращаться к ней по имени-отчеству, объяснив немало смущённой этим обстоятельством Елене Сергеевне необходимостью вырабатывать в себе чувство европейской раскрепощённости. «Мы хотим стать частью цивилизованного общества. А, как известно, в чужой монастырь не принято вторгаться со своим уставом. Так что давайте начинать с себя. – Вещала Галина Анатольевна глубоким, явно тренированным голосом. – Кроме того, я чувствую себя лет на двадцать моложе, когда молодёжь обращается ко мне по имени». Пашка моментально нашёл выход из щекотливой ситуации: за весь вечер он ни разу не обратился к супруге Эдуарда Вениаминовича.
***
Павел изо всех старался угодить родителям, исполнив сыновний долг надлежащим образом. Он пытался растормошить неразговорчивого Альберта расспросами о студенческих обычаях и традициях. Даже сделал несколько удачных, на его взгляд, комплиментов юной гостье. Но дети Свиридовых никак не желали идти на контакт. Студент престижного университета, отделавшись пустыми отговорками, тут же ушёл в себя, а Виктория, отреагировав на пашкины витиеватые «мадригалы» слабой улыбкой, сделала вид, что внимательно вслушивается в разговоры старшего поколения. «Нечего сказать, странные ребята эти Свиридовы. – Думал Павел, ковыряя вилкой в салате. – Ладно вундеркинд. Она - малолетка. Похоже, «стеснительность» её второе имя. Даром, что не краснеет. А вот Альберт! Тут что-то не так. Отвечает невпопад и не в тему. Глаза блестят, хотя и выпил всего на донышке… Вот-вот готов сорваться. Сестрица на него то и дело посматривает. Как будто боится чего-то. Ладно. Пусть делают, что хотят. По-моему, я свои обязательства выполнил сполна. Скорей бы этот маскарад заканчивался». Свиридов-младший, словно прочитав мысли молодого хозяина, натянуто улыбнулся:
- Будь любезен, Павел. Проводи до туалетной комнаты. Прости, что пришлось побеспокоить.
- Ничего. – Пашка с готовностью поднялся со стула, успев заметить не на шутку встревоженный взгляд Виктории. – Желание гостя - закон для принимающей стороны.
***
Вернувшегося через пятнадцать минут Альберта было не узнать. От былой раздражительности не осталось и следа. Только зрачки серо-голубых глаз сузились. Повеселевший и бодрый, он сходу вклинился в спор старших, которые от души порадовались неожиданному вторжению. «Да ты, браток, похоже, «торчок». Причём «сидишь» на чём-то тяжёлом. Следов порошка на пиджаке не видно... Неужели герыч? Вот это дела! – Пашка смотрел на «ожившего» парня и не знал, что делать. – Походу, родители не в курсе. А вот сестрёнка вполне при делах. Неужто и она? Не может быть! Ведёт себя нормально. Пойду улики поищу, пока не опередили». Пашка, воспользовавшись очередной вспышкой дискуссии, потихоньку поднялся и прошёл в коридор.
***
«Улику» долго искать не пришлось. Тонкий импортный шприц валялся за бачком для мусора. «Ну да. Промахнулся, бедолага. Промахнулся и сразу забыл. – Пашка поднял инструмент и, завернув в туалетную бумагу, сунул его в боковой карман. - Самому бы не забыть выкинуть. Поди потом доказывай, что не моё «имущество». Интересно, а ложку Альберт в носок прячет? Типа, солдат за голенище? Надо дверь открытой оставить. Горелым до сих пор воняет» …
***
Павел вошёл в столовую в тот момент, когда Эдуард Вениаминович готовился припечатать собственного сына к воображаемому позорному столбу. Свиридов-старший даже поднялся с места и принял соответствующую позу:
- Ну хорошо, Алик. Ты говоришь, что наше поколение живёт надуманными идеалами, в которые само давно не верит. Вернее, никогда само не верило. Ответь мне, дорогой. Только честно. Чего лично ты хочешь достичь в своей жизни?
Альберт, манерно откинувшись на спинку стула, ответил родителю без размышлений и малейшей тени смущения:
- Честно? Всё просто, папа. Я хочу красиво одеваться и не страдать.
В просторном зале повисла тишина. Пашка машинально повернул голову к Виктории и вздрогнул от неожиданности. Это был не наивный взгляд семнадцатилетней девочки-подростка. Это был оценивающий взгляд много чего повидавшей, опытной во всех отношениях женщины…
Продолжение следует.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/