На вас накатывает иногда такое чувство, что читать вам ну совершенно нечего? На меня стало накатывать, когда у нас с дочкой закончился весь Крапивин. Весь нефантастический Крапивин. Фантастику мы с дочкой "не очень". С сыном – да, а с нею нет. Сказочки – это несерьёзно. Нам нравятся книжки с реальными обстоятельствами, конфликтами и характерами – такие, из которых можно извлекать жизненные уроки.)
А чувство "что читать нечего", оно, как паника, начинается сильно и сразу, а проходит трудно, сколько не три мизинец.
– Манерно... Сопли... Литературщина... Не пойми чё... Не то...
А что? Вы себя в овощном отделе не так ведёте?
В общем, рылся, рылся и вдруг наткнулся на книжку, которую помнил с детства. Даже не саму книжку помнил, а своё впечатление от неё. От самой книжки запомнилось только, что героя звали Ява (сокращённо от "я Ваня"), и что он пытался вырыть в огороде метро. А впечатление было "противоречивым". Какое-то отчуждение вызывала у меня эта книга. Не помню, почему. Однако множество других прочитанных в детстве книг без следа забыл, а об этой почему-то помнил...
И тут вдруг, товарищи дорогие, – тыдыщь – я поражаюсь ударом молнии! (Подъезжая к станции, молния меня поразила!)
Название одной из повестей этого писателя "Пятёрка с хвостиком"! А название первой главы "Первая тайна четвёртого "А"! Понимаете? Нет?
Это как в "Собачьем сердце": "Я вот тоже Брокгауза и Ефрона читал. Два тома прочёл. Там с левой стороны два Бронецких, один господин Андриан, другой Мариан. А у меня Мандриан..."
Просто "Тройка с минусом, или Происшествие в 5 "А" Ирины Пивоваровой – это наша с дочкой любимейшая книжка. Она прекрасна, как... (Чем вы восхищаетесь, что вам дорого?) Там тройка с минусом, здесь пятёрка с хвостиком, там пятый "А", тут четвёртый... Ну как можно было устоять?
В общем, я поступил, как поступил бы на моём месте любой нормальный человек – купился на положительную ассоциацию. Вот был ещё в жизни забавный случай... (Вы торопитесь?) В девяностые годы занимался я книготорговлей. С фанерки. Помните, кто тогда жил: четыре кирпича на тротуаре, на них фанерка, а на фанерке товар. Сигареты "Прима", шоколадки турецкие с непроизносимым названием, джинсы-варёнки "пирамида", крышки для консервирования – кто чем разжился. Удивительно, но отличным товаром (по советской инерции и по темноте нашей доинтернетной) считались книги. У меня был поставщик, Игорь. Он меня снабжал, а я с фанерки реализовывал.
И вот притащил он несколько пачек книжек "Марианна" автора, кажется, Жюльетты Бенцони. Любовный роман в исторических декорациях. А в то время по телевизору шёл нескончаемый мексиканский сериал "Богатые тоже плачут", и не искушённое многоканальным телевидением общество дружно этим сериалом болело. Главную героиню его тоже звали Марианна. Так вот, издатели не будь дураки тиснули на обложку портрет той самой (то есть совершенно не той) Марианны из сериала. Это было... ну, я не знаю. Гром в летнюю ночь. "Марианн" с фанерки сметал ураган Бастинды. Торнадо. Каждому покупателю я честно говорил, что это совсем про другую Марианну, не из сериала, и хотя, услыхав это, многие разочарованно вздыхали, но книжку всё-таки покупали. Желудочный-то сок уже выделился!..
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!
Я сам обманываться рад!
Вот и я вцепился в эту "Пятёрку с хвостиком" писателя Всеволода Нестайко, совсем как те марианщики. Начали читать – и тут-то я понял, почему у меня остались "противоречивые" впечатления. Кхм... Как бы это сказать...
Дело в том, что Нестайко писатель украинский. Хуже того – галицийский по происхождению. Почему хуже? Ну, Галиция ведь даже не входила в состав Российской Империи. Об этом ещё анекдот есть: делят Сталин с Черчиллем Европу на Ялтинской конференции, Сталин говорит: "Львов мы себе берём". Черчилль: "Но Львов никогда не был частью России!" Сталин: "А Варшава была". В общем, это такое место, где: а) снимался фильм "Старики-разбойники" и б) ещё лет 25 назад на мой вопрос "Не подскажете, который час?", сопровождаемый благожелательной улыбкой и понятным каждому жестом (указательным пальцем сверху по запястью), прохожий довольно недружелюбно ответил "Не розумию". Может, мне тогда просто не повезло. Но больше я там никого ни о чём не спрашивал.
Так вот, и писал Всеволод Нестайко, соответственно, на украинском языке. И хотя был прекрасно переведён на русский, его персонажи всё равно называют своих дедушек не "деда", а "диду" и носят фамилии типа Спасокукоцкий и Кукуевицкий.
Что же вы думаете? Отбросил я в праведном негодовании книжку? "Зина, в печку её"?
Ничего подобного. Не только не отбросил, но и другие повести из сборника, мы с дочкой попробуем прочитать (хотя ещё эту не закончили). Потому что повесть отличная. В ней всё как мы любим. На фоне формальной интриги разворачиваются разные характеры и жизненные ситуации – складываются микроистории, из которых мы извлекаем нравственные и житейские уроки. И уроки эти – хорошие.
Вот, например, привели к нашим героям на классный час Героя Советского Союза, нестарого ещё ветерана Войны. Тот смущается, вздыхает, учительница из него клещами слово за словом рассказ вытягивает – о его подвиге. Но рассказ такой, что дети потом ещё минуту молчат.
Говорю (Глаше): "Помнишь, как мы с тобой молчали, когда узнали, что Яшка погиб?" (В романе Крапивина "Та сторона, где ветер".) Кивает. Помолчали и тут немножко. А потом я рассказал, чем воронка от взрыва отличается от всех прочих воронок, и почему Герой Юрий Сергеевич именно "от воронки до воронки" тащил своих раненых товарищей...
Должен признаться... хотя, на самом деле, не должен. Ну, значит, "хочу признаться", что сначала я, когда читал вслух, занимался цензурой – опускал в тексте "слишком украинские" подробности. Например, вместо "киевский завод" читал просто "завод". И так далее. А после того эпизода с Героем перестал. И признался Глаше: "Знаешь, а вообще, это книжка об украинских детях. Просто мы тогда в одной стране жили".
Она знает. Там, на том классном часе в книжке, одна девочка спросила у Юрия Сергеевича, Героя, как он смог? Тот улыбнулся и сказал, что, наверное, во всём виноваты кастрюли. Просто, когда Юрий Сергеевич был ещё ребёнком, дедушка ему сказал: "Если хочешь, Юрко, стать человеком, чего-то в жизни достичь, научись, сынок, делать то, чего делать не хочется. Потому что делать то, что приятно, что с удовольствием делается, все умеют. А вот то, что трудно, неприятно, больно даже, умеют далеко не все".
Маленький будущий Юрий Сергеевич думал об этом, думал, и решил, что будет тренироваться делать то, что трудно и неприятно – мыть посуду.
"До войны ж горячей воды в кранах, как теперь, не было. На примусе грели, на керогазе. Мама с утра до ночи на работе, на двух службах работала, но никогда ничего меня не заставляла. Сама всю грязную посуду, что за день насобирается, поздно вечером мыла. Жалела меня, малого. Так вот, после тех дедушкиных слов взял я себе за правило каждый день мыть посуду…"
Эта глава заканчивалась словами "На следующий день Гришка Гонобобель впервые в жизни..." Тут я сделал паузу и испытующе посмотрел на Глашу – угадает, что написано или не угадает. Мы часто так играем.
– Вымыл за собой тарелку?
Бинго. "Да моя ж ты умница". (Вот только посмотрим, что сегодня после ужина сама Глаша сделает...)
Напоминаю! Что открылась подписка на "Лучик" на второе полугодие! Аттракцион невиданной щедрости! Второе полугодие, товарищи, уже в первом!
