- Мама, корову продала, конфетку купить не на что? Тебе денег от этой коровы на год хватило бы жить. Мама, ты, случайно, не повредилась умом? Где деньги от коровы?
- Это мои деньги, ты зачем мне допрос устраиваешь? Куда хотела, туда и дела.
- В общем, мама, я понял тебя. Ты не хочешь жить одна в деревне, потому что тебе не хватает пенсии.
Как ни ругал себя Селим, как ни стыдил, но никак не мог перестать злиться на мать и на брата. Зачем было писать, что мама немощная, полуслепая? Он так переживал, представляя мать больной, брошенной всеми, лежащей в холодном нетопленном доме. А матушка сидит себе, чаи с соседкой гоняет.
Мать терпеть не может Каусарию, из дома ее выгнала, зачем хочет поехать жить к ней? Да, именно к ней, она же хозяйка дома. Как-то нужно с матерью поговорить, может быть передумает. За утренним чаем он заговорил об этом
- Мама, ты не поторопилась собрать чемоданы? Наверно, когда Васил написал письмо, ты была серьезно больна, а теперь-то ты здорова. Мне кажется, тебе было бы лучше жить здесь, у себя на родине, где у тебя полно родственников, соседи хорошие.
Мы с Каусарией живем на третьем этаже, тебе трудно будет выходить на улицу. Если и выйдешь, нет там у тебя никого знакомых. Готова ли ты сидеть одна дома, глядя целый день в окно? Ты же привыкла ходить по соседям и родне, и к тебе приходят, навещают.
- Не хочешь забрать мать, так и скажи. Скажи, мол, спасибо что растила, кормила, ночей не спала, но ты мне теперь не нужна, у меня есть жена, накормит и спать уложит.
- Зачем ты так, мама? Мать, есть мать, жена, есть жена. Если бы я видел, что ты на самом деле больна, я бы слова не сказал. Только мне непонятно, к чему было выдумывать всякую ерунду, так бы и написала, что хочешь жить со мной. Я бы объяснил тебе, вам с Каусарией вместе не ужиться.
Конечно, была бы ты лежачей больной, она бы за тобой ходила, пожалела бы тебя. Приедешь ты к Каусарие, которую обзывала, из дома выгоняла, думаешь, она очень сильно обрадуется? У моей жены характер еще тот, в ее доме ты не сможешь командовать.
- Типун тебе на язык! Сказал тоже, лежачая. Я и так вся больная, не смотри, что выгляжу бойкой, внутри меня одна сплошная боль, все нутро у меня пропащее. И это самое, как сказать, вот! Не выгоняла я твою Каусарию и не обзывала, сама она придумала. Наговаривает, оговор это!
- Мама, ты забыла, что ли? Я сам своими ушами слышал ваш разговор.
- А-а-а, ты про это? Так ведь она сама меня тогда довела. Со злости что только не наговоришь. Характер у меня прямой, камень за пазухой не умею держать, скажу все, что думаю.
- Вот ты и сказала, значит, выговорила Каусарие все, что ты о ней думаешь.
- Селим, когда это было, давно пора забыть. Нельзя быть такой злопамятной. Тебе тоже надо бы пожалеть мать, не корить ее, я может уже давно пожалела, что не сдержалась тогда. Я ведь теперь другая, я за твоим отцом была такая решительная, теперь я несчастная вдова.
Когда мой Ришат был жив, я горя не знала, он работал, скотину держали, дом был полная чаша. А теперь у меня пенсия двенадцать рублей, на колхозные работы ходить уже сил нет, на что жить-то? Я ведь живу, лишней конфетки не куплю.
- Прости, мама, я совсем не думал, на какие деньги ты живешь? Должен был помогать. Хотя, у вас деньги же есть на Сберкнижке, почему их не снимала?
- Так, на старых запасах жила. Что с осени из колхоза выдавали, все еще есть, и мука, и крупа, и масло.
- Мама, у меня ум за разум заходит. Я только сейчас подумал, где вся скотина? Куда ты собираешься девать все, что у тебя в амбаре и в чуланах? Действительно, ты больна. Мы сейчас сядем и уедем, что со всем этим будет?
- Да, откуда было мне знать, что ты приедешь на два дня? Кто так делает? Должен был подумать, все надо продать, куда-то пристроить. Ладно, я овечек дочке отдала, гусей тоже. Корову сразу после смер ти твоего отца продала, а куриц…
- Мама, корову продала, конфетку купить не на что? Тебе денег от этой коровы на год хватило бы жить. Мама, ты, случайно, не повредилась умом? Где деньги от коровы?
- Это мои деньги, ты зачем мне допрос устраиваешь? Куда хотела, туда и дела.
- В общем, мама, я понял тебя. Ты не хочешь жить одна в деревне, потому что тебе не хватает пенсии. Корову ты продала, молока, сметаны своей нет, надо все это покупать, а деньги от продажи коровы ушли куда-то. Понимаю, корову одной держать невозможно, годы у тебя не те. Согласен, правильно сделала, что продала.
Так вот, мама, у тебя есть выбор. Ты можешь поехать со мной. Будешь жить в одной комнате с внучкой, пенсию, двенадцать рублей, будешь отдавать Каусарии. Говорю сразу, хозяйка в доме моя жена, ты, мама, наша гостья.
Или, ты остаешься жить здесь, в своем доме. Я буду присылать тебе двадцать рублей каждый месяц. Такую сумму я, здоровый мужик, трачу на обеды в столовой за месяц. Тебе на еду должно хватить. Буду приезжать через год, заготавливать дрова. Через год Васил будет приезжать.
Задумалась Хатира. Вообще-то она не тронулась умом, как считает Селим. Она вовсе не была уверена, что он ее заберет, думала Каусария не разрешит. Надо же, он взял и приехал.
Зря сын думает, что ее закрома пусты. Хатира дочери наказала, если ее Селим заберет, тогда пусть она вывозит все добро. Овец и гусей дочери отдала тоже только на зиму, чтобы снег к хлевам не разгребать. Договорились, если что, весной дочь вернет ей две овечки из пяти и одну гусыню.
Конечно, хочется пожить в большом городе, купаться, мыться каждый день, готовое есть, пить. Только, похоже, не совсем сладкой будет эта жизнь. Селим сразу сказал, хозяйкой в доме останется Каусария. А этот, если что сказал, так и будет.
- Двадцать рублей, небольшие деньги, Васил говорил, что ты много зарабатываешь, ну, да, ладно уж. Тебе ведь надо свою дочь кормить и деток Каусарии. Понимаю, я ниче не говорю, раз тебе самому нравится, корми!
- Мать! Ты снова! Ты зачем мне это повторяешь? Неужели ты еще не поняла, если ты на самом деле заболеешь, сляжешь, за тобой никто не станет смотреть, ни твоя Фирая, ни жена Васила. Ты снова попросишься ко мне, но ходить за тобой придется Каусарии, твоей негодной снохе. Ладно, устал я с тобой разговаривать. Что ты решила, едешь или остаешься?
- Придется остаться. Ты же выбрал жену, решил, мать не нужна тебе. Не стану мешать тебе жить счастливо, со своей семьей, без надоедливой матери. Есть еще добрые люди, не бросят меня, не оставят без помощи. Только ты не забудь, обещал, двадцать рублей каждый месяц.
- Обещал, сделаю. Будут тебе деньги. Только ты уж, пожалуйста, больше из-за своих причуд меня не вызывай. Я работаю, мне нельзя все время отпрашиваться.
- Ладно, Селим, не позову больше. Умирать стану, не вызову, хоронить приедешь.
- Мама! Что ты за человек? Я же приехал, и я не говорю, что оставлю тебя без помощи. Если уж так сильно хочешь, поехали. Зачем ты остаешься с обидой, неужели не думаешь, что сердце мое болит за тебя?
- Какое сердце? Это у матери сердце болит за сыновей, а у вас оно болит только о женах. Что у тебя, что у Васила. Все! Я решила, никуда не поеду. Но, чтобы дрова на зиму и сено овечкам было заготовлено.
- Хорошо, мать, мы с Василом договоримся об этом. На, мама, это тебе на конфеты, держи – Селим достал из портмоне купюру в пятьдесят рублей и отдал матери.
- Спасибо, Селим! Поезжай, а то на поезд опоздаешь. Гуся возьми, в чулане висят.
- Не надо, мама! Ничего не возьму, у нас всего достаточно.
Обнялись, попрощались. Селим вышел, постоял прислушиваясь, не заскрипят ли мамины шаги. Нет, не вышла мать проводить сына за ворота, не помахала вслед рукой. Обиделась.
Селим поднялся в гору, обернулся, оглядел деревню, потонувшую в снегах. Пусто и тихо, только дымы поднимаются из труб, указывая, что здесь живут люди. Постоял и пошел по трассе в сторону, где небо алело предрассветной зарей.
Вскоре он трясся в кузове Газика, сидя на соломе в углу, подняв воротник и засунув руки в карманы. В городе Селим успел забежать к Халиму, выпить чашку горячего чая. Времени много разговаривать у него не было, торопился на автобус. Сказал только, что получил известие, будто мать больна. Приехал, а она оказалась здорова.
Альфия собрала ему в дорогу еды, отдала термос с горячим чаем. Селим хотел отказаться, но Халим настоял
- Бери, бери! Неизвестно, на какой поезд попадешь. В холоде, да еще голодный, совсем худо будет.
- Спасибо, ребята! Ну, я тогда побежал!
- Счастливо тебе, Селим! Удачи!
Альфия пожала ему руку, Халим вышел проводить на крыльцо, да так и проводил до ворот. Так положено провожать родственника в дальнюю дорогу.
Встала Назира поутру, печку затопила, самовар поставила, старика разбудила
- Минхан, вставай, чай закипает. Надо будет сходить, куриц у Хатиры забрать, она наказывала подержать, пока Фирая их не заберет. Ведро зерна оставила.
- Вот ты, мать, и заноза в одном месте! Самой не спится и мне не даешь. Куда они, курицы, денутся? День долог, перенесем еще.
- Дела надо с утра делать, сам ведь так говоришь. Вставай, я самовар для тебя кипятить заново не стану.
- Встаю уже, только не ворчи. С самого утра начинается.
Минхан встал, накинул полушубок, вышел во двор по своим делам. Глянул по привычке на трубу соседки, дым валит. Протер глаза. Правда, из трубы идет дым. Сделав дела, он вернулся в дом.
- Куриц, говоришь, надо забирать? Торопишься больно, торопыга. Дома еще твоя Хатира, печь топит.
- Не может быть! Она сказала, что с рассветом пойдут на трассу, ждать попутку. Сама видела, Хатира приготовила жилет, пуховый платок и большую шаль.
- Может раздумала уезжать?
- Хатира-то? Как бы не так! Если Хатира что-то надумала, она это сделает. Пойду, узнаю, что там и как. А ты, Минхан, не жди меня, пей чай-то. Творог, вон, в блюде, яйца вареные на столе.
- Конечно, до мужа ли? Не ждать теперь тебя до самого обеда.
Хатира только что водрузила самовар на стол.
- Назира! Как хорошо, что ты пришла! Наверно, еще чай не пила, садись за стол!
Назира сняла телогрейку, платок на плечи накинула, уселась на лавку.
- Хатира, мы же с тобой вчера попрощались, ты почему не уехала?
- Раздумала. Я и не хотела вовсе ехать. Просто хотела проверить, приедет Селим или нет?
- Совсем что ли меня за дурочку считаешь? Зачем овец отдавала, чемодан собирала?
- Да, так, а вдруг бы надумала!
- Ты, соседка, с уходом бедного Ришата, совсем чего-то съехала. Я говорю, думать, что ли разучилась? Срывать человека с работы просто так, чтобы чего-то там проверить? Это он ехал за такие километры, чтобы на тебя полюбоваться?
Праздник у людей, Новый год. У Селима семья, дети, ему бы с ними надо быть, а он тут, твою задницу караулил.
- Да кто велел ему ехать в Новый год, приехал бы позже. Мог бы совсем не приезжать. Нечего мне у них делать.
- Что случилось-то?
- Что случилось? Селим ясно сказал, Каусария в доме хозяйка. Зачем он так сказал? Дал понять, что мне жизни там не будет. Ты ведь помнишь, чья дочь эта Каусария? Разия ее мать. Скольких мужей она пережила? Троих.
- Не троих, а двоих. Шакур-то не при ней скончался, а когда с молодушкой из соседней деревни жил.
- Ну и что? Минниса, жена Вагиза, говорила на роднике, что Разия хвалилась, мол, кто меня обидит, тот года не проживет. Вот и не прожил, даже месяца не жил, как бросил ее.
- Правда, что ли? Я, че-то не слыхала такого разговора. А этот-то, четвертый по счету, расписался с ней? Люди говорили, никях у них был.
- Дурной что ли? Нужна она больно ему, эта старая базлыга. Он же еще молодой. Говорят, сидел, как и Шакур ее. Поживет, оглядится, найдет подходящую бабенку и тоже бросит Разию.
- Бросит и откинет копыта, хи-хи-хи!
- Чего ты смеешься, Хатира? Дочь от матери недалеко ушла. Селим у Каусарии тоже не первый муж. А первый у нее, говорят, в тюрьме сидит. Вот вернется он из тюрьмы, скажет, Каусария моя жена. Селима из квартиры выгонит и станет жить там сам.
- Когда еще он вернется, может и сгинет там. Откуда он узнает, где Селим живет?
- Ой, эти все знают, все выищут. Надо бы Селиму вовремя избавиться от дочери Разии.
- А я думаешь, не понимаю? Только ему бесполезно говорить. Слышать ничего не хочет. Видишь ведь, что сказал, Каусария хозяйка в его квартире. А он тогда кто? Ой, Назира, боязно мне за сына, а как спасти его, ума не приложу.
- Как ты его спасешь? Слава Аллаху, мне с невесткой повезло. Родители хорошие люди, сваха у меня золотая, каждый праздник открытку присылает. Невестка, как за язык привязанная, через слово у нее: «Мама», да «Папа».
- Можно подумать, хорошая! Они бывают-то у вас раз в год, да и то всего неделю.
- Ага, а будто у тебя Селим рядом живет со своей Каусарией. Тоже приехали один раз за два года. Не слыхала я, чтобы вы путем разговаривали, даже на лавке ни разу рядышком не посидели. А моя Малика каждый вечер выходила со мной стадо встречать, все соседи видели.
- Поэтому и выходила, чтобы видели. Мамой она Назиру называет, подумаешь. Васила жена меня тоже мамой зовет, я не хвалюсь. Будешь чай-то пить?
- Некогда, Минхан ждет. Не нравится ей моя невестка, на своих посмотри!
Продолжение Глава 58