Я опять в пыли, и когда меня помоют? Служишь этим людям, служишь годами, а им лень взять тряпку в руки... Голуби куда-то полетели. Хорошо им: сами себе хозяева. Захотели — на травку сели, захотели — к дороге потопали. Свобода... А я весь свой век на одном месте.
Правда, рождение своё я помню, и это было не здесь, а на заводе. Сначала привезли армирующий профиль, затем его резал станок, в заготовках сделали технологические отверстия, прикрутили стальную сердцевину к пластиковому профилю. Мои части брали крепкие мужские руки, соединяли, вставляли, прикручивали, нагревали в сварочном аппарате, проверяли, приклеивали, закрепляли... Потом мы все хранились на складе, а однажды меня разлучили с моей семьёй и увезли в магазин, где меня купили люди. И вот я здесь, уже пять лет на одном месте.
Место вообще-то неплохое: тут обзор хороший. С третьего этажа мне всё видно: справа — сквер с фонтаном, прямо — берёзы растут, слева — магазин какой-то, через дорогу — дома, а в них мои братья и сёстры. Радостно их видеть, потому что знаешь: ты не одинок. Мы перемигиваемся солнечными зайчиками, а в пасмурную погоду просто смотрим друг на друга и на весь мир. Ездят машины, ходят люди, пробегают собаки, изредка кошки, пролетают птицы, садятся на ветки деревьев или семенят по земле, ищут что-то, клюют без устали.
Сегодня жара — меня открыли. А вот помыть никак не догадаются. Как бы хозяевам намекнуть? Заскрипеть, что ли? Может, ручку откинуть, сломанным притвориться? Нет, не стоит самого себя ломать. В квартире вообще-то чисто, пол вымыт, стол вытерт, пыль... А, вижу: на люстре пыль уже скопилась. По подоконнику мушка какая-то ползёт.
Лето я люблю, потому что впечатлений много и в основном хорошие. Весной да осенью дожди и ветер — неинтересно. Как похолодает, прилетают синицы, начинают строительную пену в щелях долбить, выклёвывать, вот настырные. Зимой холодина, всё бело или серо, если снега нет. Летом же и дождик тебе, и солнышко, и тепло, и жара, и прохлада — всё бывает, на любой вкус. А зелени сколько! Птиц-то, птиц... Каркают, стрекочут, чирикают, воркуют, песни поют... Бабочки летают — красивые! Ну и другие всякие, насекомыми называются. Я все эти названия от людей узнаю, слушаю, запоминаю.
Уже несколько дней дождей не было, сушь стоит. А пошёл бы дождик, так можно было бы под ним помыться. Нет, нужен не дождик, а ливень. Или дождь, но косой, под нужным углом.
А кот хозяйский всё лежит. То ли спит, то ли притворяется, то ли мечтает с закрытыми глазами. Подошёл бы ко мне, посидел рядышком, лапкой потрогал, мяукнул на воробья. Вчера хорошо так вместе время провели, как родные. Сразу завод вспомнился, склад, как мы трепетали от предчувствия встречи с людьми.
Всё-таки привыкаешь к человеческой семье, своей её начинаешь считать. Сколько я с ними уже живу? Пять лет. Семья эта из трёх человек и одного кота. Ничего, дружно живут, только спорят каждый день. Ну, наверное, у них привычка такая. Кота своего любят, мясо ему каждый день дают, избаловали совсем. Ну, котишка ничего так, я к нему тоже привязался. Шёрстка у него красивая, мягкая.
Вот только сейчас до меня дошло: нельзя мне скрипеть или ручку откидывать, потому что тогда меня выбросят, заменят новым. Есть такое страшное место, говорят, — «свалка» называется. А мне хочется тут подольше пожить. Про свалку нам станок рассказал, на котором нас обрабатывали. А вот откуда ему известно, не знаю.
У всех вещей есть душа, особенно если их с душой сделали. Да ещё очеловечиваемся мы, раз с людьми живём. С людьми да с их питомцами. Может, мы тоже их питомцы? Только питаемся не мясом и молоком, как коты, а вниманием и заботой хозяев. Должный уход продлевает нам жизнь.
На заводе говорили, что есть вещи-долгожители. Сейчас-то в основном маложители развелись, мало вещи живут, короткий у них век. Или непрочные они, или от них люди избавляются, потому что вещи, видите ли, устарели. А раньше вещи добротные делали, старались мастера, своё дело любили и такие вещи создавали, которые жили веками. Правда-правда. А сейчас... Мне уже пять лет от роду, я уже старичком считаюсь, так что скрипи не скрипи, а скоро хозяева меня заменят и попаду я на свалку. А может, и не скоро. Буду на лучшее надеяться.
Вот и кот поднялся, отоспался наконец, спину выгнул, тянется. Хозяин телевизор смотрит, футбол. Это такой отдых у него. По зелёному полю маленькие человечки бегают, а он лежит на диване и смотрит. Хозяйка за компьютером сидит. Я только спину этой вещи вижу, а в лицо этот компьютер не знаю, только слышу, как хозяйкины пальцы по чему-то постукивают. Хозяйская дочь ушла в свою комнату. Я только знаю, что она есть, эта комната, но не видел. Я ж только свою комнату вижу всегда.
Хорошо, что в ней постоянно что-то происходит. Когда хозяев нет, кот везде ходит, по всем вещам. А если он на кухню уходит (вот ещё одна вещь, о которой я только слышал), всё равно комната живая. В ней много вещей, мы друг с другом разговариваем. Правда, компьютер и телевизор со мной не общаются, только друг с другом, зато я и с люстрой болтаю, и с письменным столом, и со стульями, и с книжным шкафом, и с диваном, и с дверями, и с батареей, даже с линолеумом на полу.
Так и живу: одна моя сторона всегда обращена в комнату, к людям, а другая — на улицу, которая шумит и днём и ночью. Я знаю, что мир велик и то, что я вижу, лишь малая его часть. Но я люблю свой мир: комнату, вещи в ней, кота, хозяев, кусок улицы, дома и деревья, собак и птиц, солнечный свет и дождь с ветром. Люблю жизнь и хочу долго служить людям. Надеюсь, и они меня немножко любят. Вчера ведь хозяйка говорила, что меня пора мыть.
