Марфа мучилась считай всю ночь, Фотинья под руководством Секлетиньи помогала роженице и малышу. Где уговорами, где массажем, а где и добрым словом, все шло в ход. Руки у молодой повитухи страшно дрожали, но она закусив до крови губу упорно помогала Марфе. Женщина кричала в приступе страшных болей, но Секлетинья давала ей выпить отвар, после которого боли немного утихали.
Младенец появился на свет ранним утром. Он громко возвестил свое появление на свет отчаянным криком.
-- Ты посмотри, какой славный хлопец у нас появился, -- улыбалась старуха, ловко пеленая малыша. -- Такой бутузик, а глазки какие умные. Марфа уставшая и вымотанная с радостью смотрела на орущий сверток.
-- Сын, мой сын, -- шептала она. -- Мой долгожданный ребенок. Дайте мне его подержать, -- попросила мать. Секлетинья подала Марфе сына:
-- Посмотри, но не долго, мы с тобой еще не закончили.
Когда Марфа обмытая и переодетая лежала на чистой лежанке, старуха подала ей ребенка.
-- Держи своего первенца, знакомься с ним. Назовешь то как? Или еще не придумала?
-- Почему же, придумала, -- вымолвила улыбающаяся мать.
-- Власием назову, в честь моего деда. Очень хороший был человек, царствие небесного ему, -- сказала Марфа.
-- Ну вот и имечко у нас появилось "Власий"-- тихо молвила ведьма. -- Хорошее имечко в честь покровителя животных. Пусть будет так, -- промолвила ведьма и вышла из избы.
Фотинья шла к Василею с благой вестью. Сердце ее билось как птица в клетке. Она еще побаивалась отца, но зла уже не держала на него. Подойдя к частоколу, она подошла к тому месту, где подсматривала за отцом в дырку. По привычке прильнула, посмотреть, что во дворе делается. Василей колол дрова, он одним махом раскалывал большие чурки и откидывал в сторону, где лежала уже добрая куча полешек. Фотька потуже запахнулась в куцый зипунишко и пошла к калитке.
-- Доброго вам утречка, -- поклонившись сказала девушка. Василей, увидев дочь, воткнул топор в чурку и подошел к ней.
-- Ну, здравствуй Фотинья. С добрыми вестями, аль плохими? -- Он встревоженно смотрел на девушку.
-- С благими я вестями, не волнуйтесь. Марфа сегодня разрешилась мальчиком, -- молвила Фотька.
--Да ты что?! Мальчишка?! -- Василей с радостью посмотрел на дочь, а потом заплакал. Он криво как-то, стесняясь обнял дочь и притянул ее к себе.
-- Прости меня дочка, прости.. Больше он не мог ничего сказать, сильное волнение и спазмы не давали ему говорить.
-- Папань, ну будет вам, радость какая, а вы так расстроились. Фотька не знала как себя вести, таким отца она видела впервые.
-- Пойдем дочка в избу, неча тут стоять на холоде, а ты чего так легко одета? -- Он вдруг посмотрел на дочь и удивился, как она повзрослела. Зипунишко, что был на ней надет давно стал ей мал.
-- Давай, давай дочка бегом в избу. -- Фотька не веря своим ушам, быстро пошла за отцом. В избе было тепло и пахло вкусно щами.
-- Есть хочешь? -- Спросил он.
-- Хочу, -- честно ответила Фотька. Отец сбросил с себя душегрейку из овчины, и помыв руки принялся накрывать на стол. Он взял в руки краюху хлеба и перекрестив ее стал резать. Достал из печки чугунок со щами, ловко разлил по чашкам. Фотька, зачерпнув ложкой щи, поднесла ко рту.
-- Как у мамани щи, -- восторженно сказала она.
-- Да дочка, только Прасковья умела так вкусно готовить, а больше никто. Я вот как остался один, часто ее вспоминал, ведь она почитай всю жизнь в одиночестве провела, ну вас я не считаю. Я ведь бежал от нее как черт от ладана. Да, судьба... -- Василей сидел горько задумавшись.
-- Я ведь дочка на другой собирался жениться, вашей матери совсем не хотел судьбу ломать. А мои родители запретили мне жениться на той к кому душа привязалась. Вот я и жил... Вру я дочка, не жил я, и Прасковья не жила, мучились мы, а не жили.
-- Папань, ну а почему не переубедили отца с матерью? -- Спросила Фотька.
-- Переубеждал, да не послушали они меня, -- Василей тяжело вздохнул.
-- Ладно дочка, праздник сегодня, а мы о грустном. Погоди маленько, сейчас приду. -- Василей поднялся и вышел в другую комнату. Фотька сидела замерев, она не знала как себя вести с отцом, такого отца она не знала. Когда он бесился, она знала, что надо прятаться и не попадаться на глаза, а сейчас как? Отец вернулся в комнату неся в руках беличий полушубок.
-- На-ка, вот примерь, в пору надеюсь будет. Тамаре я уже отвез, а твой вот тебя дожидался. -- Он протягивал девушке красивый полушубок, а Фотька стояла не в силах протянуть руки. Они вдруг сделались такими тяжелыми. Она смотрела на отца, а горькие слезы текли по щекам, она так мечтала об этом, что бы отец по-доброму к ней относился. И вот, теперь ее сковало, Василей будто понял ее состояние и набросил полушубок ей на плечи.
-- Носи на здоровье, да забыл, еще вот валенки, -- он потянулся на печку и достал оттуда белые валенки.
-- Спасибо, вам отец, -- поклонилась ему Фотинья.
-- Да чего уж там, носи, да не мерзни, -- смутившись сказал он. А потом вдруг опомнился:
-- Так переодевайся в теплое и давай быстрее пойдем к Марфе с сыном.
Секлетинья и день и ночь разговаривала с Марфой, переубеждала, что с отцом ребенку будет лучше, чем с одинокой матерью.
-- При живом отце не должен сын сиротой расти. -- И убедила-таки Марфу.
Василей нес орущий сверток, а Марфа потихоньку шла позади, под руку ее вела Фотинья. Марфа без Фотьки ни в какую не соглашалась вернуться к Василею. Старуха посоветовала:
-- Иди Фотинья, значит так надо. Скрась ее годы своим присутствием и за мальчонкой пригляди. Скоро ему совсем не сладко придется.
Власий рос шумным, крикливым ребенком. Характер проявлялся с самого детства. Однажды ведьма пришла навестить Марфу с малышом и увидев Власия сказала:
-- Смотри Фотька, вот это будет сильный колдун, но белым он никогда не будет. Не от того он рожден. Но, будет справедливым, попомнишь мои слова, я то наверное не доживу. А ты увидишь.
-- Ну, почему сразу черный, а может он белым будет?
-- Я знаю, что говорю, -- ответила старуха.
Дни шли за днями и складывались в месяцы. А месяца в годы. Минуло пять лет. Марфа тяжело болела, встреча со зверем не дала ей шанса выздороветь. Женщина словно высыхала каждый день. Она сильно похудела, сил передвигаться уже не было. Все дела легли на плечи Василея. Фотинья несколько лет жила у отца, а потом вернулась к старухе. Не могла она без вольного воздуха. Лес, тянул, манил, пение птиц по утрам, крик филина в ночи, все это звало Фотьку и она вернулась.
-- Ну, что Фотинья, покажи не потеряла ты свою силу? -- Спросила старуха, как только девушка переступила порог избушки.
-- Так отчего бы я потеряла? Приобрела еще, -- ответила Фотька.
-- Ну, покажи тогда, -- попросила старуха. Фотинья вышла на двор и стала посередине полянки. Сначала она стояла опустив голову. Потом стала медленно поднимать лицо к небу проговаривая какие-то слова, понятные только ей. Секлетинья заметила, как в лесу стало тихо. Птицы перестали петь и замолкли. В лесу потемнело и легкий ветер зашевелил крону деревьев. Небо потемнело, ветер набирал силу и черные тучи быстро заволокли небо. Над избушкой ведьмы вдруг раздались раскаты грома. Молнии еще слабые поблескивали, то там, то здесь. Они чертили небо голубыми всполохами. Старуха стояла и наблюдала за Фотиньей. Гроза сильная разбушевалась в округе. Дождь лил как из ведра, ослепительные вспышки молнии, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, продолжались всю ночь. Вот в такую ночь Марфа прощалась с белым светом...
Продолжение следует...
