Нам это удалось! В середине 90-х мы, после двухмесячных мытарств и собеседований в потертом иракском посольстве где-то на Большой Никитской, мы все-таки получили разрешение на въезд в Ирак – страну Саддама Хусейна, страну «под колпаком», страну под санкциями. И полетели делать репортаж – газетный и телевизионный.
Прилетаем «Королевскими авиалиниями Иордании» в Аман, там переночевали, на утром взяли такси – огромный, начала 1970-х, американский «шеви», водитель которого за сто долларов взялся доставить нас через границу и 900 километров пустыни в Багдад.
Приехали в Багдад. Поселились на вилле, принадлежащей одной очень крупной российской корпорации, которая держала здесь представительство на случай, если санкции снимут. Дали нам старенькую «тойоту», приписанную к российскому посольству и потому с дипломатическими номерами. Приставили сопровождающего – сотрудника министерства культуры. А по совместительству – майора спецслужбы. Звали его Хусейн.
Ходим по Багдаду, изучаем местную жизнь. В мечети побывали, в больнице. Ездили на юг, к Басре, где еще стояли в пустыне подбитые американские «абрамсы» и разлиты бескрайние черные озера нефти, которую Ирак не мог экспортировать из-за санкций.
А на нефтяные объекты нас не пускают, хотя статья о ситуации с иракской нефтью числится в наших планах. Но всякий раз нам с улыбкой говорят: «tomorrow».
Уже неделя проходит. Вторая пошла. А нам позарез нужен хотя бы стендап для репортажа, который я подрядился снять для телекомпании НТВ. О жизни в стране сняли. В больнице сняли, в поездке на юг сняли, даже в Вавилоне, на фоне ворот Иштар сняли, а «нефтяного» стендапа нет.
* * *
И вот однажды едем по Багдаду и я замечаю молокозавод. А у него трубы, цистерны, в общем, практически вид как у нефтебазы.
– Снимай тут, – говорю своему оператору. – Сделаем вид, что это нефтебаза.
Только поставили камеру – резко тормозит автомобиль, оттуда выскакивает дородный военный и вытаскивает из кармана погоны. Оказалось – полковник иракской армии, они все тогда погоны носили в карманах, чтобы американцы со спутников не могли определить перемещения военных чинов.
И он проявил бдительность. Но наш майор из «министерства культуры» отводит его в сторону и что-то ему объясняет. Полковник козырнул и уехал, а мы сняли «молочно-нефтяной» стендап.
* * *
Однажды в субботу, когда мы не собирались никуда идти с «нашей» виллы, утром приехал майор Хусейн и радостно так:
– Сегодня на площади будет публичная казнь! Хотите посмотреть?
Я сглотнул и сказал, что нет, что-то не хочется…
– У вас в стране публично не казнят? – участливо спросил Хусейн, явно сочувствуя нашей отсталости.
– Нет. У нас президент и его команда какой только ерунды не творят, но не такое…
– Вы ругаете своего президента? Так можно? – удивился Хусейн.
– Что думаем, то и говорим, – отрезал мой напарник-оператор. – У нас страна реалистов. А вы своего президента не критикуете? А почему?
– А у нас страна романтиков! – нашелся Хусейн.
Но Саддама потом все равно казнили.
* * *
А наш специальный репортаж на НТВ все равно не вышел. И вот почему.
О нем я договорился со своим старым знакомым, который когда-то был заместителем главного редактора московской редакции радио «Свобода», а я там иногда дел репортажи в качестве фриланса. Так как человек этот позже стал очень известным в российских медиа, назову его так – Виктор Тулистиков. Был он энергичный, веселый, обаятельный человек, с ним было легко работать. Хотя однажды я на него почти обиделся.
Приезжаю как-то в офис радио «Свободы» в Дегтярном переулке и Тулистиков меня радостно приветствует:
– О. наше сексуальное меньшинство пришло!
Я, естественно, злой как собака его спрашиваю:
– С какой стати ты меня так называешь?
Он даже в лице переменился и озабоченно шепчет:
– А ты, разве, не того? Ну, ты разве не девушек предпочитаешь?
– Конечно, девушек, – говорю.
Тулистиков облегченно выдыхает:
– Ну, вот! Тут же таких ты да я да мы с тобой…
В общем, большой шутник был…
* * *
Кстати, в этом офисе я еще раз подорвался как-то на той же «мине». Мой сокурсник, который меня и сосватал во фрилансы «Свободы», однажды мне говорит на крыльце офиса:
– Знаешь, ты тут кое-кому очень понравился…
Я расцвел. В офисе работали две девушки, Катя и Даша, обе красотки. Ну, я и интересуюсь:
– А кому, Кате или Даше?
Мой собеседник даже немного расстроился, кажется, из-за моей непонятливости:
– Дурак, что ли? Диме!
Тут уже расстроился я.
* * *
Впрочем, вернемся на НТВ. Привезли мы свои записи и сценарий в Останкино, и Тулистиков послал нас сдавать материал к одной редакторше. А в те времена на НТВ, похоже, было примерно как на «Свободе». А редакторша… ну, знаете, есть такое понятие «леди-бой?» Так вот эта была наоборот – бой-леди.
Сидит, читает мой сценарий, время от времени морщится.
Говорит:
– Вы не по телевизионному пишете. Нехорошо звучит: «В иорданской столице Амане». Лучше так: «В столице Иордана Амане».
– Девушка, Иордан – это река. А страна называется Иордания, – терпеливо объясняю.
Идем дальше:
– Вот тут вы как-то нудно говорите о пайке ООН, который выдается в Ираке. Нужно образнее: жители Ирака получают небольшой кусочек черного хлеба…
– Девушка! – я начинаю закипать. – В Ираке черного хлеба нет, там это редкий деликатес. Мы вон в командировку аж с собой везли...
– Да? Ладно… И вообще, от вашего репортажа веет сочувствием к иракскому народу, – говорит редакторша. – Вы должны понимать, что мы телекомпания, приверженная демократическим ценностям западного общества, – раздраженно говорит редакторша. – У нас позиция, ориентированная на Америку, а не на всякое тут…
– Мне тоже куда больше, мягко говоря, симпатична Америка и Клинтон, а не Саддам, – говорю я. – Но если там в больнице дети плачут и им невозможно делать операцию, потому что из-за санкций нет лекарств, то я снимаю это как есть.
Мой напарник-оператор, зная мою вспыльчивость, невозмутимо встает с кресла:
– Знаешь, я тебя в буфете подожду…
* * *
Он оказался прав. Разругались мы вдрызг и, хлопнув дверью, я ушел. Спускаемся мы в холл большого останкинского центра, а там со времен событий 1993-го года дежурят то ли спецназовцы, то ли омоновцы. И никакую технику без пропуска выносить нельзя, а у нас с собой наш ноутбук – поди, докажи, что он не местный? Возвращаться к этим аспидам за пропуском я не хочу. А огромный как медведь сержант с «калашниковым» на плече пожимает плечами:
– Ноутбук не выпущу!
И тут я срываюсь:
– Что?! – почти кричу. – Доволен собой? Охраняешь в тепле этих пи…? Да, это тебе не девчонок по подворотням от насильников спасать, хорошо тут кормят нелюбители показывать, как арабские дети от боли корчатся…
Мой оператор тихо шепчет:
– Ну, все, хана!
Сержант становится красный как сеньор Помидор, потерявший домик дядюшки Тыквы. И я тоже понимаю, что хана. Но сержант вдруг тоже кричит:
– Да ты!.. Да ты что думаешь, я за этих пи… ? Да я первый, когда придут их… к народу присоединюсь! Да я!
Автомат сползает с его плеча и я начинаю думать, что случайно спровоцировал революцию в отдельно взятом телевизионном комплексе.
– Забирай! – кричит сержант. – Компьютер забирай свой, все забирай! И не думай, что мы тут…
* * *
И мы ушли. Отделались легким испугом. А потом телекомпания сменила курс. Наверное, сейчас бы репортаж о страдающих из-за санкций арабских детях пришелся бы…
📚Новая книга Яна Арта “Клякса в небе и фифти-фифти”: https://finarty.ru/shop/s/185
