157,7K подписчиков

Цветы для Мадины

1,2K прочитали
Окончание рассказа "Флорибунда" // Илл.: Художник Frans Mortelmans
Окончание рассказа "Флорибунда" // Илл.: Художник Frans Mortelmans

Люди читали газеты, смотрели сюжеты об этом преступлении, и говорили-говорили... Все – канадцы, индусы, китайцы, русские. Все были поражены открывающимися деталями. Вечерами, после работы, обсуждали происшедшее. Мнения были самые разные. “Жаль девочку. Почему опека не забрала её раньше? Сейчас была бы жива. Пишут, руководитель центра, в котором она должна была находиться, но сбежала, отстранен от работы”.

Чёрные говорили: “Это потому, что она белая, поэтому её раньше не забрали. Была бы это чёрная семья, сразу бы опека отобрала ребенка. Нас не жалеют”.

“Жалко мать. Муж погиб, руку оторвало, ребенок – аутист. Слишком большая нагрузка. Почему ей не дали бесплатного психолога?” – сострадали третьи.

“Не надо принимать в Канаду людей из таких стран, где совсем другая культура. Они не могут приспособиться. Почему бы не принимать из Европы? Нет, везут из мусульманских стран, и потом здесь “убийства чести”, – не писали, но думали коренные.

Вы читаете окончание. Начало здесь

Убийства чести в Канаде действительно время от времени случаются. Так называют случаи, когда мусульманская семья приезжает, и потом дочери становятся канадками – живут вовсе не патриархальной мусульманской жизнью, начинают краситься, одеваться не по канонам, с парнями встречаться, и отец или брат их убивает “для защиты чести”. Наказания за такие убийства – суровы. Пожизненное автоматически. И если вначале поговаривали не убийство ли чести имело место, так как Яха упомянула, что дочь её “позорила”, то потом следствие всё же отвергло эту версию: экспертиза показала, что Мадина была девственницей и сочли, что у матери не было оснований подозревать её в распутстве, тем более, что и полиции она ранее говорила, что дочь не живет половой жизнью.

На самом деле Яха узнала, что её дочь целомудренна, от детектива, который вел дело. Удивилась, но виду не показала. В одной из ссор Мадина кричала, что да, она живёт с парнями, и даже указала с кем – с Родриго. Теперь понятно, что назло сказала. А она, мать, переживала. Ей казалось, что её дом – в огне.

Все, следящие за процессом, жалели Ясмину. И её, Яху, жалели. Потому что одноклассники и учителя вовсю давали интервью, рассказывая, какой хулиганкой была Мадина. Как дралась и угрожала всем вокруг. Что у неё была немотивированная злоба. Что это было исчадие ада.

Бесплатный адвокат, которого дало Яхе государство, произнёс речь на суде: “Надо помнить, что эта семья пережила войну. Одна тяжелая травма следовала за другой. Потеря мужа, потеря дома, всего имущества, увечье, узнавание тяжелого диагноза младшего ребенка. Постоянная физическая работа с этим ребенком. Хронически невысыпающаяся женщина продолжала ухаживать за детьми – свидетели говорят, что девочки были аккуратно одеты, у них не было недостатка питания, в доме есть игрушки. Конечно, накапливалось раздражение, разочарование от жизни. Канадка бы получила психологическую помощь, пила бы антидепрессанты, но перед нами иммигрантка. Она боялась, что если обратится за советом, у неё отберут детей... Иммигранты не всегда знают как работает система. Моя подзащитная – жертва войны, так же, как и её дочь. Ведь если бы не война, они бы не оказались в чужой стране, где менталитет настолько отличается. Они оставались бы в своем патриархальном обществе, где девочкой занималась бы вся семья Яхи, и Мадина вела бы себя иначе”.

В качестве свидетеля на стороне Яхи неожиданно выступил молодой русский иммигрант Вадим Аннушкин, её сосед по дому. Он однажды подошел к адвокату, выходящему от своей клиентки, и предложил дать свидетельство в её пользу. Сказал, что был в плену в Чечне, знает менталитет этого народа, и готов свидетельствовать в пользу Яхи.

Вадим рассказал, что нет более различных менталитетов, удаленных друг от друга, чем чеченский и канадский. В Чечне, как и в России, считается некрасивым доносить, там подросток должен сам уметь давать сдачу, в Канаде же в школах дети не должны драться, не должны оскорблять друг друга, им предписано сообщать о конфликтах учителям. И это по-своему правильно, учитывая, что школа отвечает за то, чтобы никто никого не покалечил. Но это заставляло Мадину не уважать школу. Также он поведал о гордом, свободолюбивом духе народа Чечни. О том, что это особенный регион, и к нему нельзя со стандартной канадской линейкой. Многое, что канадские дети воспринимают как должное, Мадиной могло восприниматься как унижение, принуждение, оскорбление. Вадим подтвердил, что не раз видел Яху с младшей дочкой во дворе, ребенок был чисто одет, весел, мать выглядела спокойной, заботливой. Такие же показания дала мать Вадима Ирина. Они из газет узнали о том, что произошло в семье соседки.

* * *

– Мама, это она! – Вадим ткнул пальцем в большое фото в газете, где была изображена женщина в платке, повязанном на кавказский манер.

– Кто она?

– Та женщина, в Чечне, помнишь, я рассказывал, когда меня уводили, она спросила мое имя, чтобы помочь тебе, если будешь меня искать!

Ирина взяла газету и долго рассматривала.

– Ты уверен?

– Да.

Вадим пошел к соседке, а потом пришел домой взбудораженный.

– Она меня узнала. Не сразу, но имя мое помнит.

– И что? Как она?

– Ужасно. На таблетках. Говорит, ночами не спит. Переживает за младшую дочь, и по поводу старшей тоже. Её потрясло, что дочка не была ни наркоманкой, ни распутницей. Она была уверена, что та с катушек слетела.

– Так что она говорит? Настаивает, что не убивала?

– Я не спрашивал. Но надо помочь.

Ирина молчала. Вспоминала своё. Каково ей пришлось, когда чеченцы забрали сына в плен. Вадим понял, о чём она думает.

– Я тебе говорил, что это были бандиты. Это не были обычные жители. А женщина эта меня пожалела тогда. Она бы тебе помогла, если б ты меня искала.

Они решили обратиться к адвокату Яхи и свидетельствовать, что она – хорошая мать. Чтобы ей вернули Ясмину. Также с помощью адвоката и по просьбе Яхи их стали пускать к Ясмине, навещать её. И они передавали Яхе, что с ребенком всё в порядке. Её не только кормят и одевают, но и красиво постригли, развивают, у неё ежедневные занятия с логопедом, она ходит в школу и там с ней постоянно ассистент.

Яхе стало легче и она молила Аллаха только о том, чтобы вернули девочку.

* * *

Вадим ходил к ней каждую неделю. Приносил гостинцы. Он не мог понять, что́ его так тянет к этой несчастной. Общая война – не иначе. Яха – молчаливая, подавленная, с большими грустными глазами – стала дорога ему как старшая сестра, которой у него никогда не было. И на работе в течение дня размышляя над тем, как с ней обращалась Мадина, он вдруг задумался о том, как сам обращается с матерью. Сердце захлестнула волна нежности и раскаяния. Придя вечером домой, Вадим выпалил:

– А что вы дома с Аленкой сидите? Пойдите, погуляйте.

И как же быстро они собрались! Он не думал, что женщины могут вскочить с места и со скоростью поезда нестись на улицу. Ветром сдуло!

В течение месяцев, что Вадим помогал Яхе, он почувствовал, что стал выздоравливать. От контузии, от войны. От головных болей и бессонницы. В сердце исчезла ненависть, а на её месте выросла жалость. Ко всем, кто оказался задет войной, кого втянула эта черная воронка и выплюнула либо тела, либо искалеченные тела и души. И ведь случилась она давно, а до сих пор убивает, думал он. Вот, Мадинку убила. И его самого убила бы, если б не...

...если б не мама.

Спасла его. Привезла в Канаду. И ходит, бедная, теперь перед ним на цыпочках, глаза прячет. Стыдно ей. А ведь Христос простил Марию Магдалину. А мама даже не Магдалина, она никогда не была распутной.

С зарплаты он купил Ирине колье с камнями Сваровски. И мама теперь сидела в своем медицинском офисе, где работала администратором, в белом халате и колье. Всем рассказывала, что сын подарил. Сияла больше, чем колье.

* * *

Суд учел множество факторов, вынося приговор. То, что нет доказательств умышленного убийства и случайность падения Мадины с лоджии вполне вероятна (на телах матери и дочери не было следов борьбы, под ногтями жертвы не было частиц эпителия матери или ворсинок с её одежды. На ноже, найденном на балконе, был только сок лука, еда на плите сгорела – то есть Яха действительно готовила в то время, когда разыгрался конфликт, и потому выбежала с ножом; также, если есть сомнения в вине подсудимого, суд встает на его сторону, а сомнения были). Телефонные распечатки показали, что после падения Мадины её мать позвонила в Чечню. Значит, растерялась, не знала, что делать, просила у родных совета, не готовилась к убийству. Также она была очень привязана к Ясмине, значит, не могла планировать убийства старшей дочери, ибо это автоматически привело бы к потере младшего ребенка.

Учтен был тяжелый характер жертвы, то, что Мадину ждал суд за угрозы. Учли, что ученики и учителя свидетельствовали против девочки. А также полицейские и сотрудники центра, в котором она жила накануне смерти. Учли положительные характеристики, данные Яхе соседями, пастором церкви, которая поблизости, соцработниками. А главное, взяли во внимание, что она инвалид и у неё несовершеннолетний ребенок-инвалид. И суд, и общественность, жалея Мадину, не хотели делать жертвой ещё и Ясмину. Многие считали, что смерть Мадины и так тяжким грузом на всю жизнь ляжет на плечи безрукой женщины в платке.

Яху оправдали. Она осталась на свободе, правда, под наблюдением соцслужб. И начала хлопотать о возвращении Ясмины. Потом заболела раком. Боролась. Выжила. И забрала дочь назад. Хотя, конечно, каждую неделю к ним приходит соцработник и проверяет.

* * *

Утром Яха лежит на постели и смотрит в потолок. “Почему Ты так поступил со мной? – думает она. – Почему одним все, а другим – ничего? Одни всю жизнь кривляются на сцене, пляшут и поют, зарабатывают миллионы, а другие – без рук и ног, с детьми, бегут куда-то, адаптируются, учат языки, дрожат и боятся, приспосабливаются, и потом – бах! – всё рушится. И рушится самым ужасным образом. За что?!!

Я не ропщу. Я понимаю: значит, так надо. Но почему? Почему бы не разделить горе и радость равномерно между людьми? Нельзя же вот так – всё на одну голову!”

Женщину душат слёзы, и она привстает, чтобы их вытереть и прийти в себя. Она замечает кудрявую головку, которая свесилась с кровати. Ясмина так выросла, пока они были в разлуке!

“Спасибо, что вернул дочь. Пусть хоть одну. Спасибо”, – говорит она Аллаху.

Чувствует ли она вину за смерть Мадины? Да, оттого, видимо, и рак пришёл.

Яха понимает, что не справилась с ношей. Не подняла. Надорвалась. Зря бросилась к дочери там, на балконе. Себя не помнила от ярости. Но убивать не хотела. Нет, не хотела. Долго рылась она в себе, все пыталась понять: а не специально ли она, подсознательно желая, чтобы исчезла эта проблема в виде старшей дочери, бросилась к ней? И в итоге ответила себе, что нет. Не хотела. Не помышляла. Случай.

Яха запрещает себе думать о Мадине. Надо жить долго – для Ясмины. А от стресса рак может вернуться. Получается, Мадина и сейчас забыта, отодвинута, как при жизни? Тогда не было времени и сил о ней думать, а сейчас – нельзя?

“Она с отцом. И с Аллахом”, – успокаивает себя Яха. И включает телевизор, чтобы отвлечься, чтобы не болело сердце. Телевизор работает, но она не слушает, а просто сидит и смотрит перед собой... Время от времени она ходит на могилу и просит прощения. За тот шаг с ножом, который решил все.

X Х Х

Яха больше не увлекается розами, но передала своё увлечение Ирине. Рассказала о сортах, о том, как выращивать, и теперь Ирина разводит на своей лоджии розы. Яху, за то, что та имеет тяготение к морозостойким и обильно цветущим кустам роз, в шутку называет флорибундой. Как Анат, которая в результате всех ссыпавшихся на Яху бед, с ней теперь не дружит. Сразу бросила, как узнала из газет ужасную новость.

– Тоже мне, нашла розу, – усмехается Яха.

– А что? Ты все морозы пережила. Рак победила, дочку вернула.

– Сломалась.

– Нет. Ты жива. И будешь жить долго, вон у тебя какая линия жизни длинная, – Ирина держит в руках ладонь подруги, разглядывая.

– Ну, значит, буду. Куда деваться... Ты подкормку цветам давала?

– Да.

– А разговариваешь с ними?

– Конечно! А как выпью, так и они со мной! – смеется Ирина.

* * *

Иногда Яха видит на могиле Мадины цветы, которые туда не приносила. Кто же это был? В школе у дочери не было друзей. Может, Клэр? О, нет, её семья, кажется, переехала из Торонто в Ванкувер. Там теплее.

* * *

– Останови! – говорит рыжий Гарри своему напарнику, и полицейская машина останавливается около кладбища. Гарри берёт с заднего сиденья букет и идёт к могиле той чеченской девочки. Когда она погибла, он прочитал в газетах и узнал её по фотографии. Пару раз в году, бывая в этом районе, он заходит на кладбище, кладет цветы или просто стоит, если был на дежурстве и цветов нет.

Его потрясла эта смерть. Симпатичная девчонка с прямым взглядом, смутившаяся, когда он дал ей денег, но обрадовавшаяся, тем не менее, как ребенок... И так погибнуть... С 28-го этажа...

Гарри каждый день сталкивается с иммигрантами. Они все такие разные! Ему иммигрантов жаль. Они, как семена, которые должны были упасть в землю где-то в душных тропиках, или в солнечно-дождливой Европе, или в снежной, студёной России, или в благоухающем фруктами, цветами и стихами Омара Хайама Иране, а упали в холодную, твердую канадскую почву. Какие-то прорастают, умеют зацепиться, пригнуться при ветре, преодолеть и выжить. Другие замерзают, высыхают. И вот этот тонкий чеченский стебелек – погиб.

Прадед Гарри, спасаясь от голода в Ирландии, прибыл в Торонто на корабле еще в середине XIXвека. Корабли из Ирландии называли плавучими гробами, потому что тысячи людей на них умирали, не выдержав путешествия. Голодные, без медицинской помощи, ирландцы ехали вместе с детьми в ужасающих условиях, на суднах, не предназначенных для перевозки людей. Могилой тысяч становился океан, а те, что доживали до берега, высаживались там с пустыми карманами и пустыми желудками. Абсолютно не имея понятия куда идти, что делать, чем зарабатывать и кормиться. Выживали сильнейшие. Что впоследствии помогло Канаде стать процветающей страной. Люди пахали здесь всегда в полную силу и выживали, ни на кого не надеясь.

Иммиграция – это о неимении родных, друзей, зацепок. Квест. Гарри помнит рассказы деда – а тому в свою очередь рассказывал отец – как трудно приходилось на новом месте. Так это со знанием английского, а если – без? Гарри жалел людей.

Он положил цветы на могилу, прочитал про себя “Our Father” (“Отче наш”), перекрестился, и пошёл служить. Стране, которая для его предков была землей лишений и испытаний, а для него – единственной и любимой Родиной.

*Герои рассказа являются вымышленными, любые совпадения считать случайными.

Азаева Эвелина (автор) Tags: Проза Project: Moloko

Начало рассказа здесь

Другие рассказы этого автора здесь , здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь

Серия "Любимые" здесь и здесь