Маришка вторую неделю загорала в лагере. А Алла и Варя страдали от городской духоты. Варварушка жаловалась на высокое давление и приходила на работу почти к закрытию – вечером не так тяжко махать шваброй. Алла горела, как уж на сковороде. И не только от жары. От странных чувств, разрывающих ее надвое. Как собака, оставленная злыми хозяевами, прикованной к будке на самом солнцепёке. Хочется плакать, лаять, разорвать проклятую цепь – а никак.
Она не могла отделаться от навязчивых мыслей о странном соседе. Заколдовал, что ли, ирод? И поделиться не с кем. Да и не хочется ни с кем, тем более, с Варенькой. Что-то личное, глубоко сокрытое в теле и душе, оголять это, показывать даже близкому человеку – ни-ни!
Началось! У неё, вечной бобылки, началось! Она уже и думать забыла, что с нею может случится такое. Замуровала себя, запаковала, как Галя с работы пакует колбасу в пленку. Нет, монашкой Алла не была. Конечно, иногда существовали в ее жизни мужчины. Вот именно – существовали. Они осторожно ощупывали Аллу глазами на редких вечеринках, когда подзагулявший коллектив продавцов после «рюмки чаю» по случаю дня рождения или Восьмого Марта вдруг решал «продолжить банкет» в кабаке.
Пьяненькие, они заваливались в бар, смело заказывали графин и закуску (хвалились перед малолетками – вот мы какие самодостаточные), поглядывали на хорошеньких нимфеток с чувством собственного превосходства, глядите, дурёшки, куда вам до нас! Танцевали. Приглашали кавалеров, вешались на них безбожно, но чуяли – для них, взрослых уже девочек, все закончилось.
Кавалеры вежливо крутили дам под Стинга, а сами подмигивали молодым поганкам. Тем не нужно тратить деньги на закуску и сомнительную кабацкую водку, от которой потом с души воротило, им и так поляну накроют. Лишь бы сели за столик, да не ломались и цену себе не набивали.
Алла пару раз уходила из кабака не одна. Пару ночей ночевала не дома. Оказавшись в гостях у случайного кабацкого знакомого, выпивала любезно предложенный кофе с конфетами. (Даже коньяк находился у некоторых, правда, пить его не хотелось). Она оглядывала быт квартиры и видела в этом, хорошо устроенном быту женскую руку. Кавалер был безнадёжно женат. Видимо, супружница уезжала в командировку или в ночную смену трудилась, а благоверный «отдыхал» от семейной жизни.
Становилось душно, тесно, мерзко, как в западне. Ей казалось, (или на самом деле так было) что от мужчины удушающе воняло козлом. И от Аллы самой отвратительно воняло перегаром, потом, дешёвой помадой, несвежестью и кабацкой курной затхлостью. Она старалась отделаться от любовника и сбежать.
Сбежать быстрее, чтобы не осквернять собою чистую, накрахмаленную простыню, свежие наволочки, любовно выбираемые, наверное, законной супругой на рынке. Не для того украшала незнакомая Алле женщина свое гнездо, отделывала, подбирала посуду, ковры и мебель, чтобы ее кобель-муженёк драл на вот этой чистой простыне какую-то пьяную брошенку!
Вот так Алла прекратила всякие «продолжения банкета». Девчонки обижались.
- Выше нас себя считаешь? – Оксанка, курилка картонная, выпускала колечками дым и щурила глаза, - брезгуешь, учительница?
- Да не могу я так пить, девчонки. Не умею. Я же потом всю ночь над унитазом нависаю. Перед дочкой стыдно!
- Ну не завирай, - ехидно тянула Галя, - в прошлый раз не одна ведь ушла, а с этим, лысеньким таким. Не над унитазом, поди, нависала?
- Да ну его! Женат. Ну куда мне? Время только терять. Лучше уж одной, чем с кем попало.
Галя не верила Алле.
- Неужели не хочется? Совсем-совсем? Ни капелюшечки? Как без мужика-то? Я тебя на пятнадцать лет старше, но вот не могу без любви. Кровь должна кипеть! Без мужика баба старится быстро! Для здоровья мужик нужен!
Нет, ТАКОЙ любви Алле не хотелось. Это было похоже на сбор милостыньки на паперти. Или подбирание очисток с пола. Нет. Любовь человеку дается Богом. Любить можно искренне, бесплатно, с радостью в душе и утешением! Столько живого вокруг окружает человека: дети, родители, цветы, коты… Все, все они нуждаются в любви. Зачем дарить бесценное, хрупкое чувство тем, кто это совсем не нужно. Зачем?
А уж если подумать о той незнакомой милой женщине, с любовью вьющей семейное гнездо… Нет. Нет. Алла не желала быть разорительницей чужих гнезд. Ей своего разорённого гнезда хватило по самые уши!
С Алексеем случилось то, о чем Алла не вспоминала даже. Просто он однажды утром постучался в дверь. Не позвонил (Вставайте все! Живо! Я, такой великолепный, тороплюсь!), а деликатно постучался. Алла собиралась на работу. Он, свежий, побритый, сверкнул своими чудесными глазами, улыбнулся белозубо и протянул связку ключей. Алла коснулась нагретого человеческим теплом металла и вздрогнула от удара током. Вскрикнула даже: Ай!
И тише сказала: у вас неправильное заземление! Вы меня ударили током, Алексей!
- Если я – источник тока, то неправильное заземление у вас! То есть, прекрасное заземление! Вы спасли меня от головной боли! Спасибо, милая Алла.
Он смотрел на неё, и миг этот длился, длился. Их притянуло друг к другу, как разноимённо заряженные частицы. Они разные. Мужчина и Женщина. Вот и тянет. Тянет. Господи, какой стыд, они замерли в прихожей. Им казалось: если хоть кто-то двинется чуточку в сторону, на волосок – случится взрыв.
- До вечера, Алла, - он скользнул по ней взглядом, полным сожаления, и вышел.
Алла еле удержала себя в руках – хотелось рвануть следом. Проводить. Куда? Да куда угодно. Хоть на Колыму, черт побери!
Варвара обнаружила её застывшей мумией со связкой ключей в ладони.
- А, Ларин прибежал? Ключи отдал? Ну, положи их на полку, что ты? Чего ты, Алка, прости господи? Плохо?
- Нет. Хорошо. Просто очень хорошо, - ответила Алла.
«Загуляла Алка моя!» - подумала Варвара, - «загуляла».
***
Вот, кипит все в душе. Кипит Алла, как чайничек. Прячется. На улице над асфальтом мерцает марево, как в американских фильмах про смертные дороги в Лас-Вегас.
Алле тяжко, жарко. Это не любовь – это шаровая молния! Она просит Галину присмотреть за отделом – сегодня покупатели вереницей измученных жарой зомбаков обходят Галин колбасный отдел стороной – есть никто не хочет, только пить, пить, пить.
Алла скрывается за прозрачными занавесками огромного холодильника, ростом с квартиру. Здесь бы и сидела вечно, до зимы. Она откупоривает бутылку минералки и пьет жадно, как в последний раз в жизни. Ее бы в рекламу – лучше и не придумаешь! Не заболеть бы, действительно! Работать она не в состоянии – Алексей ей мешает работать. Обнять бы его, задушить в объятиях, найти своими губами его губы. У него красивые губы. И глаза. И лоб. И руки у него потрясающие. Распахнутый ворот рубашки…
Нет. С этим надо что-то делать. Шаровая молния не может вечно блуждать в пространстве. Ей обязательно нужно уйти в прохладную землю и успокоиться в ней, умереть! Пусть Алешка оттолкнет Аллу от себя. Скажет что-нибудь, типа «Женщина, вы совсем сдурели» Наплевать. Да он и не скажет – Алла чувствовала, не скажет. Потому что он для Аллы был рожден. Для нее одной. Люди, созданные друг для друга, знают об этом с первой же встречи! Должны знать!
***
Федеральное шоссе похоже на раскаленную сковороду. Работяги в оранжевых куртках, загоревшие до черноты, равняли битум лопатами. Аккуратный укладчик оставлял после себя дымящую, гладкую, черную, как адово пекло, ленту. Тоненький паренек руководил дорожным движением, взмахом жезла приказывая остановиться или вновь тронуться разморенным от жары водителям. Измученным автолюбителям казалось, что юный дорожник красуется перед колонной машин. Будто на него пекло вовсе не действует! Живучий!
А паренек просто думал вовсе не о погоде. Он торопил день, и день тянулся ужасно медленно, так медленно, что терпения не хватало. Вчера вечером он познакомился с классной девчонкой. И, наверное, понравился ей. Иначе как? Она ведь оставила ему телефон! И сегодня он позвонит, пригласит погулять! В кино или в кафе… Да куда угодно, денег хватит на все! Красивая девочка! Мечта! Скорее бы настал вечер! Скорее!
Алексей забрался в машину, скромный Фольксваген-Гольф, серенький и аккуратный. Внутри работал кондиционер. Отличная машинка, норвежской сборки, старенькая, правда, десятилетняя, зато качество – на ура. Итак, если зайчик- побегайчик двинется по этой трассе – обязательно застрянет в пробке. Здесь его лучше достать. Лучше, да не лучше. Народу куча.
Если зверек нетерпелив, ринется в объезд. А там – тихо. И ему срезать удобнее. Загвоздка в другом – интуиция зайки. Они ведь, когда задница дымится, больно чувствительными становятся. Поискать другие способы? Бахнуть на дурака любой может, а вот попробуй-ка, возьми такого без шума и пыли? Тем более, шеф настоял: без шума и пыли. И, чтобы никакой огласки! Нам не нужны громкие новости. Другое время началось, Леся. Понял?
Ага. Так и сказал – Леся. Он всегда так. У него все: Леси, Сяси, Серези… Веселый человек. Ему – что? Он – главный.
Машина тихонько зашуршала от перекрестка, где велся ремонт. Может быть, лихие дорожные ВАДовцы сделаны из какого-то космического, стойкого материала, но Алексей взмок даже при кондиционере. Он направил машину к круглому озерку, приластившемуся к желтому песчаному бережку. Народу немного – основной отдыхавший от зноя люд облюбовал себе озеро поглубже и пошире в паре километров отсюда. Здесь же барахтались семьи с малышами. Мелко и не страшно. Ребята повизгивали – родители – кидали им мячи, учили плавать, сами смеялись от удовольствия, радовались жизни, счастью, любви!
Алексей ровными саженками, чуть ли не пузом бороздя дно, махнул на самую середину. Дно, ласковое и песчаное, вдруг пропало. Ноги коснулись холодного водоворота – вот оно, коварство карстовых водоемов. Не так-то и безопасно тут. Зато ключи приятные. Алексей глянул на купающихся на мелководье: женщины напряглись, мужики что-то орали «тупому купальщику». Пора возвращаться, нечего народ пугать нечаянным утопленником. А не хочется от таких классных ключей уходить.
Ключи… ну вот, опять привязалась. Не даст она мне работать. Что в ней? Что мне в ней?
- Благодать, - то ли сам себе Алексей ответил, то ли небо ему вторило, - бери ее, дурак! Больше у тебя таких никогда в жизни твоей, нафиг никому не нужной, не будет!
Фольксваген шустро двигался в город, будто с кем-то в заговоре был, гаденыш серенький. Припарковав автомобиль под старой березой, в благодатной тени, Алексей поднялся на свой этаж, бряцая ключами Варвары.
Детский сад, честное слово, идиот, но… вдруг она услышит мелодичный звон ключей? Вдруг догадается, что… Что я ее зову? Бывают в жизни чудеса? Распознаются же сигналы, понятные только двоим? А вдруг она услышит и поймет?
Ступенька. Еще одна. Крохотная жилая площадка.
Он медленно поворачивает ключ в замочной скважине. Неудобный ригельный замок плохо поддается.
И тут.
И тут тихонько открывается дверь напротив.
Она.
Медленно подходит. Смотрит.
Черные глаза, в которых не видно зрачка. Целая вселенная отражается в этих бархатных глазах. Сам Алексей отражается. Он уже погиб и даже не трепыхается. Руки ближе.
Ближе.
И вдруг – взрыв.
Он хватает ее, как монстр из ужастиков, всю, целиком, и только дверь, сомкнувшись за обоими, напоминает – здесь были двое. Когда-то давно, тысячу лет назад.
***
Варвара, притащившись на работу, не обнаружила Аллу за винным прилавком. Трудилась за ним недовольная, усталая, обрюзгшая Галинка.
- А чего, вы разминулись, что ли? – спросила она.
Варя все поняла. Только кивнула.
- Зеленая совсем. Мы с девками отпустили ее. Но ты напомни – должок! Я не собираюсь за всех тут корячиться! Я тоже человек! Мне надоело добренькой быть, меня никто не пожалеет!
Она еще долго бухтела, ворчала и пыхтела. Варя не слушала стенания продавца.
«Это ведь Алка к капитану Ларину побежала! Точно, к нему» - думала она о любимой своей девочке с затаенной, какой-то очень женской печалью.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
---
Автор: Анна Лебедева