Мы остановились на городских чиновниках, но в их обществе мелькают и помещики, без которых знакомство с местной фауной было бы неполным. Помещиков всего пятеро, и, казалось бы, их должно быть больше, ведь тема давалась Гоголю с прицелом на его способность подмечать и мастерски описывать человеческие характеры. Но неожиданно выясняется, что помещиков не много и не мало, а в самый раз, и секрет этой пятёрки перестаёт быть секретом в тот момент, когда Чичиков, предвидя умеренный риск, соглашается сыграть в шашки с Ноздрёвым — человеком взрослым, но с умом и психикой двенадцатилетнего подростка. Игра начинается с незамысловатой взаимной пикировки:
- Чичиков: Давненько я не брал в руки шашек.
- Ноздрёв: Знаем мы вас, как вы плохо играете.
Фразы произносятся три раза кряду, без изменений, автоматично, как и полагается партнёрам, сосредоточенным больше на поединке, чем на содержательной беседе. Тем не менее, это тройной повтор, а значит, автор вновь пытается навести читателя на какую-то глубокую мысль. Ноздрёв по своему обыкновению жульничает, незаметно передвигая шашки рукавом халата, и ситуация эта воскрешает в памяти фразу Гераклита (приведу буквальный её перевод): «Век есть ребячествующий ребёнок, передвигающий шашки». Итак, помещик Ноздрёв неожиданно оказывается Веком, а вместе с ним автоматом попадают под подозрение и четверо остальных. Чтобы поддержать в этом уверенность, автор отпускает контрольную «шутку»: «Ноздрёв был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории». Было бы странно, не имей Век ничего общего с историей, тем более если это один из Веков владычества Зевса. По старой привычке экономить на количестве персонажей, Гоголь нагружает мифических феодалов не только приметами исторических эпох, но и свойствами существ, их населяющих, а в ряде случаев, даже указывает их посмертные функции.
Итак, Павеливаныч отправляется по мёртвые души вдвоём с кучером Селифаном, оставив ангела Петрушу в гостинице сторожить комнату и чемодан. Оно и понятно — хранитель нужен физическому телу, а для сохранности всего остального имеется очень непростая сабля. Путь коммерсанта лежит в поместье Манилова, по словам которого до его усадьбы всего пятнадцать вёрст, хотя усадьба не обнаружилась и через девятнадцать. Тут Чичиков вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать вёрст, то значит, что к ней есть верных тридцать — это очередная шутка Гоголя, а когда Николай Васильевич шутит, надо держать ухо востро. Занявшись вёрстами, нетрудно выяснить, что при царе Алексее Михайловиче верста содержала щедрую тысячу саженей, а вот при Петре Первом появилась верста путевая, саженей в которой стало в два раза меньше. Если версту Манилова приходится ломать пополам, чтобы уместить в версту Чичикова, значит их сажени должны отличаться вдвое, или же оба существуют на разных временных отрезках, пользуясь разными путевыми стандартами, что не противоречит версии пяти Веков. Экскурсию по ним можно было бы провести в авторской последовательности, начиная с Века Манилова, но лучше придерживаться хронологического порядка, начав с самого древнего из них.
Самая ветхая в веренице Зевсовых веков старуха Коробочка, и Чичикова занесло в её владения совершенно случайно. Потеряв дорогу ночью под проливным дождём, Селифан ухитрился-таки своим лоцманским чутьём взять верный курс и вопреки ослепляющим стихиям, «направить лошадей прямо на деревню». Тут сразу есть над чем задуматься, например, можно ли направить на деревню лошадей? По правилам языка, наверное нельзя. А летающую технику? А летающую технику можно, и в этой связи, возникают дополнительные вопросы к птице-тройке, которые мы и зададим в соответствующей главе. По выражению Селифана, стояла такая потьма, что «кнута не видно», но возница «качал во весь дух» и гнал напропалую, остановившись лишь тогда, «когда бричка ударилася оглоблями в забор и когда решительно уже некуда было ехать». Последнее замечание не лишено смысла, ведь дальше Века Коробочки ехать действительно некуда. Ночной таран высек свет в одиноком окошке, и калитку открыла старуха в армяке. Как бы в своё оправдание, Селифан бросает с козел вполне безобидную фразу: «Тёмное время, нехорошее время», — имея в виду, конечно же, что ночь не самая подходящая пора для ювелирной парковки, но Чичиков неожиданно одёргивает разговорчивого кучера: «Молчи, дурак». Такая странная реакция наводит на мысль, что замечание Селифана относится не ко времени суток, а непосредственно к самому Веку. Но с чего бы Веку Коробочки быть тёмным и нехорошим? Чуть повременим с ответом и поглядим, что будет, когда старуха отопрёт гостям ворота. Лишь только ворота распахнулись, как в доме осветилось ещё одно окошко, и на крыльцо вышла ещё одна женщина, только помоложе первой. Прямо дача академика Павлова какая-то: стоит лишь загореться окошку, непременно выйдет и женщина. Женщина, выражаясь фигурально, заслуживает полное право быть светом в окошке, но в данном случае эти предметы имеют меж собой буквальную связь. Во владениях Коробочки тусклым светом зачаточного рассудка могут похвастать только женщины, и эту особенность Гоголь доводит до нас следующим образом: «Только одна половина (двора) была озарена светом, исходившим из окон», — а значит двор освещается тем же страшным рассудочным светом что и бальные залы губернатора, и свет этот излучается женской левой половиной дома, а правая мужская, тем временем, пребывает в темноте неразумности. Тревожные мужские голоса, вызванные прямым попаданием оглоблей в забор, автор сравнивает с лаем собак и одновременно с голосами певчих, среди которых выделяется сотрясающий оконные стёкла контрабас старика. Слышатся и речитатив пономаря, наскоро отхватывающего положенный ему ритм, и устремлённые вверх тенора и дисканты. Тут Гоголь ведёт речь о воздействии звуковых колебаний. Несмотря на богатство его языка, слов-символов, таких как: «муха», «медведь», «птица», «баран», «козёл», «свинья», «собака», «лошадь», «обращение», «стекло», «дорога», «колесо», «деньги» — не так уж и много, но если они встретились в тексте, то следует ориентироваться на переносное их значение. Если бас колеблет стёкла, а стёкла должны иметься и в окне, открытом Гекатой, значит, низкие тона способны прорубать окна из века в век, а тянущиеся вверх высокие голоса сообщать предметам подъёмную силу. Сами века представляют собой наполненные жизнью отделённые друг от друга капсулы времени, в оболочках которых можно пробивать бреши, называемые окнами. Окнами, но не дверьми. Дверьми позиционирует себя евангельский Мессия, со слов которого, все, кто перелазят инде, суть воры и разбойники. Надо заметить, что Чичиков не влезает окнами, а входит именно дверьми, используя существующую для этого большую дорогу. Века Зевса представляются Гоголю обителями Отца Небесного, евангельская цитата о которых помещена в сборнике «Выбранные места из переписки с друзьями»: «В дому Отца моего обители многи суть» (Иоан, 14; 2). В понимании Гоголя, божьи обители, будучи Веками, имеют очень неодинаковые свойства, и, когда Иисус обещает ученикам испросить для них места в обителях, Гоголь относится к их посмертной участи скептически и готов целовать их святые ноги, в соответствии с наставлением Мессии: «Больший из вас да будет вам слугой». Сам же он дальновидно выбирает последнюю из обителей, хотя читатель уверен, в его согласии на самую худшую. Этой теме посвящена 29-я глава «Переписки» «Чей удел на земле выше». Исходя из евангельской цитаты, существующих Веков — обителей много, а значит, выбор больше, чем из пяти нам известных. Отсюда также следует, что они не сменяют друг друга последовательно, а существуют параллельно. История представляется нам непрерывным потоком времени, в котором есть только «сейчас», но время существует исключительно в обителях, и реальность в каждой из них имеет свои отличительные особенности. Недаром гоголеведы, изучая поездки Чичикова, справедливо обращают внимание на сезонную чехарду и разводят по этому поводу руками, хотя руки достойны лучшего применения. Вот по этим обителям жизни, расположенным на ответвлениях большой дороги, и собирает свой душевный урожай Павеливаныч Чичиков, с целью обменять этих не принадлежащих самим себе Чичиковых на таланты в Опекунском совете. Но вернёмся к сюжету.
Лай собак и голоса певчих, вызванные внезапно нагрянувшей в ночи тройкой, — это впечатления Чичикова, а знакомая нам Софья Ивановна описывает ночной переполох совсем иначе: «Вся деревня сбежалась, ребёнки плачут, все кричат, никто никого не понимает, ну просто оррёр, оррёр, оррёр!» Повторяемое слово «оррёр», это склейка из двух слов: «хоррор» и «орать», призванная передать накатывающий ужас от крика и плача взрослых ребёнков. Можно догадаться, что ужас вызван басовыми частотами, способными за порогом слышимости остановить сердце человека. Поскольку Чичиков говорит одно, а Софья Ивановна другое, то истину надо искать посередине. Объединив оба варианта, мы получим отпирающую границы миров и поднимающую предметы ввысь, ритмизированную на манер собачьего лая и наводящую ужас на живой организм песню-плач, исполняемую неразумными гоминидами. При женской рассудочной доминанте во владениях помещицы царит безоговорочный матриархат, хотя по современным меркам она женщина недалёкая, недаром Гоголь назвал её Коробочкой в том смысле, что черепная коробка бывает довольно разного объёма.
Коробочка не живёт безвылазно в своих владениях, а нет-нет да и наведается в город. Поскольку в её реальности городов не предусмотрено, такие вояжи могли бы показаться странными, если бы не способность подвластных ей мужчин делать дырки в стенках обителей. Предлагаю внимательно присмотреться к одному из таких выездов Коробочки, начиная с описания её экипажа, который был «скорее похож на толстощёкий выпуклый арбуз, поставленный на колёса». Чтобы суть арбузного экипажа раскрылась полнее, приведу впечатления капитана Копейкина от арбуза, выставленного в витрине: «Арбуз-громадище, дилижанс эдакой, высунулся из окна и, так сказать, ищет дурака, который бы заплатил сто рублей». Из замечания капитана следует, что дилижанс Коробочки проник в нашу реальность через окно. Сам экипаж настолько устарел, что отвалить за него сотню может разве что умеющий обходиться с ним дурак, ведь сотня — это сумма талантов, достойная бога-генерала. В девятой главе есть эпизод, в котором Копейкин является на приём к одному из таких генералов в надежде получить помощь по одержимым болезням (!), и вступает с ним в пререкания. Соотношение их возможностей расцениваются автором, как сто рублей и нуль.
Раз уж ветхий экипаж появился на улицах города, надо сказать несколько слов и о городском будочнике, который, заслышав шум сфероида, гаркнул спросонья, подняв алебарду: «Кто идёт?», но, увидев, что никто не шёл, поймал у себя на воротнике какого-то зверя и, подошед к фонарю, казнил его тут же у себя на ногте. После чего, отставивши алебарду, опять заснул по уставам своего рыцарства». Зверь(!), отловленный не где-нибудь, а на воротнике, это паразит-наездник, проникший в нашу реальность вместе с древним экипажем и пытающийся пробраться к холке в области седьмого шейного позвонка. Оберегающие от «зверей» воротники — нередко двойные — в поэме носят в основном лакеи, в том числе и лакей Софьи Ивановны. Замечание о том, что никто не шёл, включая и лошадей, говорит об ином способе перемещения арбузного дилижанса. Что же касается шутки с уставами сонного рыцарства, то она хоть и выглядит шуткой, но шуткой не является. Стражи миров или пограничники несут службу в похожем на сон состоянии, что позволяет им отслеживать тонкие слои реальности.
Запятки издающего дикий визг сфероида были заняты лицом лакейского происхождения, в куртке из домашней пеструшки, с небритою бородою, подёрнутою лёгкой проседью — лицо, известное под именем «малого». В истории широко известен лишь один малый — равноапостольный Павел, который, будучи поверженым наземь гласом небесным, развернулся на сто восемьдесят градусов и превратился из гонителя в администратора христианских общин. Объединив их по факту в одну церковь, он учредил десятину, приравняв Иисуса к царю Мелхиседеку, по совместительству бывшему первосвященником. Как видно, у исполнительного Павла доминировала хозяйственная жилка древнего матриархата. Малый на запятках хоть и послужил калькой для Павла, имеет и вполне самостоятельное значение. Проследим дальнейшую судьбу экипажа и лакея. «Колымага, сделавши несколько поворотов из улицы в улицу, наконец поворотила в тёмный переулок мимо небольшой приходской церкви Николы на Недотычках и остановилась перед воротами дома протопопши. Из брички вылезла девка с платком на голове, в телогрейке, и хватила обоими кулаками в ворота так сильно, хоть бы и мужчине (малый в куртке из пеструшки был уже потом стащен за ноги, ибо спал мертвецки)».
Начну пожалуй с последнего взятого в скобки сообщения: мертвецки спящий малый, стащенный за ноги, а значит ногами вперёд, это покойник. Становится понятна причина истерики, устроенной Чичиковым Селифану, когда тот, прямо перед выездом, сообщает хозяину о неисправном колесе. Послушаем вопли Чичикова: «Убить ты меня собрался? а? зарезать меня хочешь? На большой дороге меня собрался зарезать, разбойник, чушка ты эдакая, страшилище морское! А? А?» Очевидно, что владелец неисправного «колеса» имеет все шансы быть зарезанным дорожным пением своего же кучера. Вот губернатор, например, может зарезать на большой дороге ножом, приключись он в кармане. То же самое может проделать и Селифан, на той же самой дороге, но безо всякого ножа, исключительно вокалом, а значит свойства сабельной поющей стали ничем не отличаются от селифановских дорожных песен и основаны на одних и тех же принципах акустики. Что за штука такая этот клинок, откуда он взялся, остаётся только гадать. После скандала с Селифаном Чичиков делается настолько не в духе, что бросает саблю на пол, видимо использование клинка при неисправном «колесе» способно привести его владельца к положению малого на запятках.
Что касается девки, громящей кулаками ворота протопопши, то надо отдать должное её крепкому физическому развитию, вполне оправданному в обществе, где женщины ведут всё хозяйство самостоятельно, а мужчины, подобно трутням, исполняют репродуктивные функции и лакейские поручения. Общество во владениях Матушки построено по принципу пчелиного роя, с рабочими пчёлами, трутнями и маткой, она же Мать ройска или просто Матушка, как называет Коробочку Чичиков. Судя по распоротому салопу, бережно хранимому в комоде и имеющему шанс когда-нибудь превратится в платье, Матушка имеет статусное облачение, напоминающее плат с прорезью для головы. Распоротый салоп передаётся по духовному завещанию вместе с обязанностями и полномочиями племяннице внучатой сестры на том основании, что все представители роя находятся в родственных отношениях. На плечах и шее Матушки что-то постоянно наверчено вроде фланели, и если мы рассмотрим пчелу поближе, то обнаружим внешнее их сходство.
Вместе с Чичиковым последуем в дом помещицы и поинтересуемся её бытом: комната была обвешана старенькими полосатыми обоями (комментарии излишни); на стенах картины с какими-то птицами (о них будет ниже); между окон старинные маленькие зеркала с тёмными рамками в виде свернувшихся листьев (подражание природе в очень узких рамках); глаза Чичикова липнули, как будто их кто-нибудь вымазал мёдом (...); часы с нарисованными цветами на циферблате, собравшись бить, сперва издали змеиное шипение, а затем пробили два раза так, как будто кто колотил палкой по разбитому горшку. Состояние часов наводит на мысль о древности самой эпохи, а шипение гадов связано со страстью хозяйки к гаданиям и ворожбе, что говорит о решениях, принимаемых не столько рассудком, сколько на основе оккультных практик. В подтверждение этой особенности, за зеркалами заткнуты, где колода карт, где чулок, где письмо. Следуя приметам, хозяйка не готовит ночью еду, чтобы накормить промокших путников горячим. В разговоре выясняется, что деревенька Матушки, от которой до города целых шестьдесят вёрст, насчитывает без малого восемьдесят душ, и к причине такой малолюдности можно отнести высокую смертность, которая в процентном отношении выше, чем во владениях Плюшкина, а у того, по словам Собакевича, люди мрут, как мухи. «Без малого восемьдесят» означает семьдесят девять, поскольку малый скончался на запятках. На вопрос Чичикова о Манилове и Собакевиче, старушка сообщает, что нет таких помещиков. Ну что ж, раз нету по соседству, значит найдутся немного подальше. Девка Фетинья, чьё имя мы ещё вспомним, получает от Матушки распоряжение высушить одежду гостя у огня, перетереть её и выбить, как делали покойному барину. Причиной тому послужили дорожные манёвры Селифана, вывалившего своего хозяина из брички прямо в грязь. Вот как реагирует на перепачканный брусничный фрак помещица: «Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?» Чтобы ответить на её вопрос, надо сперва разобраться с грязью. Век Коробочки озабочен исключительно бытом, который по-пчелиному автоматичен, но естественные рефлексы уже гипертрофированы под воздействием рассудка, что образует неестественный перекос и, в первую очередь, сказывается на состоянии ног и поясницы, боли в которых беспокоят хозяйку. Грязь на спине и боку Чичикова — результат непосредственного контакта с тёмным временем. Символом ограниченных бытом интересов Гоголь избрал образ свиньи. Свинья на подворье Матушки уписывает вместе с арбузными корками и цыплёнка, совершенно этого не замечая, что говорит о притуплённом её восприятии. Помещица предлагает почесать Чичикову пятки перед сном, без чего покойный её барин не мог заснуть. Эта милая забота компенсирует взрослым младенцам отсутствие более сложных впечатлений. Но младенцы младенцами, а Коробочка ухитряется копить по пестрядевым мешочкам целковики, полтиннички и четвертачки, означающие сугубо мужские таланты. Почему же сугубо мужские? — спрошу я сам себя по старой привычке, и по старой же привычке сам себе отвечу: «Потому что мешочки сшиты из той же пестряди, что и куртка у покойного малого на запятках». Пестрядь, это дешёвая материя, тканная из разнородных нитяных остатков, и под пёстрыми рядами могут пониматься полоски, а полоски в пчелином быту явление нормальное. Сделаем важный вывод: наличие таланта не зависит от размеров коробочки и упрятанного в него мозга.
Выспавшись на перине, взбитой Фетиньей до самого потолка, Чичиков проснулся оттого, что его глаза, уши, рот и нос атаковали мухи, а это значит, что мир, в который он угодил, кишит летающими тварями. Их неравнодушие к органам чувств, скорее всего, объясняется желанием, оседлав человека, испытать весь букет чувственных земных наслаждений. Оглядевшись с утра по сторонам, Чичиков замечает, что на картинах, развешанных по стенам, не всё были птицы: «...между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче». Признаться, я сломал всю голову над этим фрагментом и пришёл к следующему, возможно неверному выводу. Во-первых, портреты изображают стариков, следовательно, мужское население Века достигало пика социальной значимости лишь к старости. Во-вторых, военные чины, один из которых носит имя Михаила, помещены в один ряд с пернатыми, а значит те могут оказаться чинами ангельского воинства. В-третьих, русская форма времён Павла Петровича пошита по прусскому образцу, а значит ангельские чины могут изображаться под несвойственными им покровами. Подтяну к теме и Евангелие, с которым Гоголь, понятное дело, был знаком очень хорошо. Со слов синоптиков, Иисус, говоря о Царствии Небесном, уподоблял его горчичному зерну, которое будучи самым малым, вырастает в большое дерево, в ветвях которого укрываются птицы небесные. Перед нами притча, а притча — это в первую очередь образ. Обратим внимание на укрывающихся в тени ветвей птиц небесных. Мне кажется, что кроме как от солнечного света, укрываться в тени больше не от чего. Точно так же птицы укрываются и вьют свои гнёзда в тени Коробочки, а значит, неравнодушная к гаданиям Матушка не отличает небесных вестников от земных, и первые должны активно этим пользоваться, забрасывая её соответствующими рекомендациями.
Одевшись и выйдя к хозяйке, Чичиков ведёт с ней непринуждённую беседу, мигом упростив свой язык и переняв её сельский говорок. В связи с таким непринуждённым общением, Гоголь делает небольшое отступление, и нам не остаётся ничего другого, как следовать за ним. На сей раз речь пойдёт об умении у нас на Руси обращаться, и искусство это заключается в том, что с помещиком, имеющим триста душ, говорить будут иначе, чем с тем у кого их двести, и так, восходя чуть не до миллиона. С религиозным подтекстом слова «обращение» мы уже сталкивались, а значит тема касается богов, уровень достатка которых определяется численностью их паствы. Но так ли велико разнообразие богов у нас на Руси? Не значит ли имя «Русь» нечто большее, чем территория одной страны? Гоголь поднял эту тему в связи с беседой гостя и хозяйки, а значит та, как мать пчелиного роя, вполне может иметь статус богини. Но и Чичиков не лыком шит, раз общается с ней запросто и даже с нотками превосходства, ведь Коробочка всего лишь коллежская асессорша, а Чичиков на два ранга её выше — коллежский секретарь. Чинопочитание в большом ходу у небесных игроков, и Гоголь показывает это далее на примере правителя канцелярии. Контора, в которой он всем заправляет, находится не у нас, а в тридевятом государстве и являет собой трёхэтажный, каменный белый дом, выстроенный на уединённой площади, снабжённой будочником (стражем), забором (преградой, в которую можно биться оглоблями, пока не откроют), а также несколькими извозчичьими биржами, наличие которых говорит о том, что у жрецов Фемиды нет личных экипажей. Тридевятое государство объединено одним сказочным стилем с душой Собакевича, помещённой где-то за горами и укрытой толстой скорлупой, что в очередной раз отсылает нас к Луне. Среди своих подчинённых правитель лунной конторы держится Прометеем и высматривает орлом, но, приближаясь к кабинету своего начальника (губернатора), начинает семенить эдакой куропаткой, а войдя в кабинет, и вовсе превращается в муху, уменьшается в песчинку. Правитель явно копирует некоего настоящего Прометея и изображает из себя орла, хотя по факту является мухой. Подражательство присуще всем уровням небесной бюрократии, и мы не ошибёмся, если сочтём пересмешниками всех представителей небесных инстанций. Сама покровительница канцелярии Фемида держит дома пересмешника-попугая, а подчинённый ей босс канцелярии, каким-то образом подражает Прометею и орлу одновременно, хотя орёл имеет отношение лишь к печени Прометея. Надо полагать, что печень титана-бунтаря мучает изображающая орла муха.
Вернёмся следом за автором к сюжету. На предложение Чичикова продать ему мёртвых крестьян Коробочка упёрлась на том, что дело уж больно новое и мёртвых продавать не принято. Причиной отказа служат незыблемые рамки традиций, выйти за которые пчеле необыкновенно трудно. В поисках нужного подходца, Чичиков пытается подъехать к хозяйке со всех сторон, сравнивает предлагаемые им дармовые деньги с трудовыми, вырученными за тряпку или мёд, но Матушка возражает, что мёртвые, дескать, как-нибудь могут пригодиться в хозяйстве. Эта очевидная глупость на самом деле, таковой не является и говорит о развитом культе мёртвых. Все усилия коммерсанта упираются в непрошибаемую стену интуитивных возражений, и ему остаётся лишь отирать пот, льющий ручьями, о чём Гоголь нудно напоминает целых четыре раза. Потеет Чичиков не столько от прилагаемых усилий, сколько от самой атмосферы нехорошего времени, постепенно насыщающей его тонкое тело. Только выгода сподвигла Матушку продать мёртвых, нарушив традиции, которые невозможно нарушить без участия пусть примитивного, но уже озабоченного рассудка. В этом отношении удача Чичикову улыбнулась случайно: «в сердцах посулив ей чёрта», он затем, совершенно без расчёта, прилгнул, что берёт казённые подряды. Метод кнута и пряника подействовал, и торговля душами показались Матушке ерундой, в сравнении с возможностью стабильно сбывать свой товар верному покупщику и избежать неприятностей с рогатым. Диктуя список усопших, Коробочка знает всех наизусть — община есть община, а поручителем в городе назначает протопопа Кирилла. Дав согласие на сделку, Матушка решает подмаслить перекупщика и угостить его на дорожку. Не буду перечислять всего выставленного на стол ассортимента, чтобы самому избежать вдохновенных походов к холодильнику, скажу только, что в ту далёкую эпоху уже пекли пресный пирог с яйцом и блины, в форме которых наш современник склонен усматривать символ Солнца. Точно так же, как Чичикова, Матушка подмасливала и заседателя. Связав это подмасливание с быстрой кухней Коробочки, состоящей из пресного, лишённого закваски теста, можно предположить, что Масленица и Паска были заложены ещё в той далекой культуре, а учитывая роль бортничества и особенности пчелиного социума, можно было бы счесть Паску праздником первого выпаса пчёл, чем и заняты обычно пчелиные пастыри — пасечники. Кроме того, Матушка в разговоре навязчиво употребляет число «три»: «третьего дня», «третьего года». Сообразуясь с местными традициями, Чичиков съедает три раза по три блина. Прибавим сюда связь помещицы с тремя мирами: небесным, земным и подземным (культ мёртвых) и, возможно, выйдем на суть той самой Троицы, которая существует лишь в православной традиции, не подозревавшей в ту пору о существовании Отца, Сына и Святого духа.
Закусив, Чичиков торопится поскорей покинуть поместье и отделывается от Матушки торопливыми фразами: «Не забуду, не забуду; купим, купим; хорошо, хорошо; будет, будет». На её замечание, что бричка ещё не заложена, Чичиков, копируя матушкино любимое «у меня», отвечает двусмысленно: «У меня быстро закладывают». На ум приходит пословица про русского мужика, который медленно запрягает, но быстро едет, из чего следует, что Чичиков не русский, а, скорее, немец. К дополнительному подтексту можно отнести и намерение Чичикова как можно быстрее заложить купленные души в опекунский совет.
В провожатые Чичикову Матушка даёт девчонку Пелагею. Если мы станем искать значение этого имени в греческих корнях, то получим результат «Морская» и останемся ни с чем. Рассмотрим его сообразно с русским звучанием: «пела-Гея» — Поющая Земля. Испытываю неловкость от таких чудесных преобразований, но это очень любопытно, ведь Земля похожа на арбуз и одновременно на дилижанс Коробочки. А если она поёт, то надо думать, ту самую песню, которую скопировали у неё взрослые ребёнки матриархата. Уже в дороге выяснилось, что девчонка не знает где право, и это подтверждает, что «пчелиное» общество не отличает силы небес от сил земли, изображая и тех и других в образе птиц. Без проводницы героям пришлось бы порядком поплутать, ведь в поле «дороги расползались во все стороны, как пойманные раки». Если дороги расходятся веером, значит, все они идут из отправной точки зарождения разума. Этот веер находит подтверждение и в современной антропологии. Если совсем ещё недавно учёные пытались все свои находки выложить в прогрессивную цепочку, то с расширением научного инструментария возникла теория о параллельном развитии целого куста приматов, идущего от одного корня-первопредка. Но поскольку дороги уподобляются ракам, пятящимся задом наперёд, то в таком способе передвижения мне мерещится эффект обратного результата, когда ветки ориентированы на старую традицию, но вопреки этому движутся в противоположном направлении. Этот эффект возможен благодаря развитию рассудка, склонного вносить путаницу, вмешиваясь в естественный ход вещей и постепенно заменяя интуицию. Таким образом, Века Зевса положили начало дорогам, отдаляющим человека от царства Софьи Ивановны. Вот что Гоголь пишет о дорогах: «Какие искривлённые, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной царю в чертоги! Всех других путей шире и роскошнее он, озарённый солнцем и освещённый всю ночь огнями, но мимо него в глухой темноте текли люди». Надо полагать, «прямой путь», это и есть тот самый тракт, к которому по рачьим дорожкам медленно, но верно пробивается экипаж Чичикова. Колёса брички намотали на себя грязь, покрывшись ею, как войлоком. Войлок неплохой изолятор и, обмотав «колёса», снизил эффективность их энергообмена со средой, а потому, подкрепиться в трактире удалось не раньше полудня. Но с этого момента начинается уже другая история.
Автор: Golos IzZaPechki
Авторский формат текста сохранен. Предыдущие главы:
*Данная статья отражает позицию её автора. Канал «Живопись» предоставляет подписчикам возможность выразить мнение, касающееся аспектов искусства и культуры в целом. В случае Вашего несогласия с позицией автора, просим Вас формулировать возражения в корректной и уважительной форме. Всегда рады Вашим отзывам и комментариям. С уважением!