Сестры 7
Елена брезгливо перебирала свои основательно заношенные вещи. Эх, Ленка, что ж ты так, блин, опустилась-то? Со своим Жоркой она давно рассталась, и слава Богу – потому что иначе окончательно превратилась бы в бомжиху. Вот и сегодня, в кои-то веки, переговорила утром со случайной знакомой насчёт работы в кондитерской, так нет же – идти к четырнадцати часам на собеседование, и не в чем.
Так, вот эта водолазка вроде ничего. Кожаная юбка вообще в отличном состоянии, разве что на швах есть потёртости, но это вроде бы и как задумано. Как дырки на новых джинсах у молодняка.
Она тут же усмехнулась своим мыслям: «А тебе самой сколько лет, чучундра? Не тридцать ли? Далеко ты от этого «молодняка» ушла? Хотя на вид, да – все тридцать пять или, того хуже, сорок».
Такие самоедские мысли посещали Лену в минуты просветления, когда становилось совсем уж невмоготу, и приходило понимание, что начни опускаться она ещё ниже – из трясины такой полукриминальной жизни она не выберется уже никогда. И как та лягушка начинала барахтаться в тине жизненных обстоятельств. Понимая, что эти обстоятельства она же сама собственными руками и выпестовала.
Только вот беда – такие просветления случались с нею всё реже. Но жила в душе авантюрная мечта разрешить всё одним махом. Как в выигрыше на «одноруких бандитах» в игральных автоматах.
Она вымыла голову остатками шампуня, помассировала носогубные складки и мешки под глазами, ещё раз критически посмотрела на себя в зеркало, вздохнула: «Сойдёт и так, лучше уже не будет». Отправилась на собеседование.
Вот кто её всегда бесил, так это вот эти девицы, оккупировавшие кадровые службы предприятий и заменившие собой старых опытных кадровиков. Лена без труда прикинулась овцой, притом овцой, на которой можно ездить. Её взяли! Эх, теперь и до аванса дотянет. И свою надоевшую конуру сменит на другую. Тоже конуру, конечно, но зато её адрес не будет знать проныра-Жорик. Деньги тянуть не будет. Да и в родной городишко можно будет съездить, побродить по аллеям старого парка, некогда любимого места уединения от своей очень правильной семьи. От сестры, в первую очередь.
Её иногда грызли воспоминания о тех днях, когда она, едва оклемавшись от родов, сбежала из роддома, только и успев написать отказную на родившуюся дочь. Лена не удивилась, когда родители после этого перестали искать с нею встреч. Можно ведь сколько угодно обманывать себя, но знать, что ты – кукушка без совести и сострадания, довольно-таки паршиво. Она потому и не пыталась узнать что-либо о судьбе брошенной в роддоме дочери, знала семейную легенду о прадеде (для родившейся малышки уже пра-пра-прадеде, каторжнике, варнаке), чьи черты характера сама и унаследовала.
Ну как и её дочка такой же окажется? Во теперь веселуха для тех, кто отважился такое дитя удочерить. Она и сама не в последнюю очередь из-за этого бросила ребёнка – как только в картинках представила, как такая строптивица будет расти и формироваться с таким характером рядом, год за годом. Отца и мать Лена в свете всех лет совместной с ними жизни попросту не понимала. На их месте такую, как она, однажды просто прибила бы.
Через полгода работы, когда кончилась слякотная весна и деревья оделись в новенькую глянцевую листву, её снова неудержимо потянуло в свой родной городок. Она приехала утренним автобусом, неузнанная никем в надвинутой на лоб бейсболке и в тёмных очках, побродила по улицам и скверам, потом подобралась на максимально безопасное, как ей показалось, расстояние к родительскому дому.
Увидела, как из такого знакомого подъезда вышло очень на вид благополучное семейство: мужчина, двое детей, мальчик и девочка, и её ненавистная сестрёнка. Ухоженная, цветущая, на вид - лет двадцати от силы. И всем этим табором загрузились в красивый, сверкающий лаком, внедорожник. «В фамильную карету,» - зло усмехнулась она. Ты смотри-ка, Любка, оказывается, двойню родила. Она-то, Лена, думала, что ребёнок у неё один. Эти, интересно, хоть нормальными растут? Хотя судя по тому, что двадцать метров от подъезда до машины прошли, не подравшись и не подставив друг другу подножку – то да.
Она вернулась к месту своей работы и вплотную занялась собой, своей внешностью. Подстёгивала и виденная у родного когда-то дома картинка со свежей и такой юной сестрой. Не, ну понятно, что с любящим богатеньким (наверняка) мужем, труда юной феей быть не составит.
Городишко у них хоть и провинциальный, но всё же сто с чем-то тысяч жителей, и парочка вполне приличных салонов красоты найдётся. Не с шарлатанами на рабочих местах, а с вполне дипломированными и опытными специалистами. Видела Ленка однажды такую врачиху: самой под семьдесят, а выглядит едва на сорок. Витаминчики-укольчики-«золотые нити», лазерная эпиляция и прочие омолаживающие процедуры – чего не оставаться вечно молодой. Тем более, что Любке не семьдесят.
Сколько ей там сейчас? Только-только двадцать пять исполнилось, кажется. Не помнила она ни дней рождения родителей, ни дня рождения сестры. Потому, что оно ей как бы и не надо.
Но жить было скучно. Как алкоголику, вроде бы «завязавшему», всё время мерещится налитый до верха стакан, полный бодрящей жидкости, так и ей не хватало драйва в этих размеренных буднях. Поэтому, когда однажды, уже на исходе лета, на пороге её съёмной квартиры нарисовалась её старая компания, проигравшаяся в пух и прах в одном из южных городов, у Ленки загорелись глаза от всех этих рассказов, где повествовалось о месяцах разгульной жизни до того, как они проигрались.
– Сидишь тут клуша клушей. Не надоело? – зло ощерившись, спросила подруга бурных лет молодости Люська. – Нет идей где баблишка раздобыть? Чтобы раз – и в дамки. А?
И у Ленки что-то забрезжило в памяти. Чистая асфальтовая дорожка, сверкающий хромом и лаком внедорожник, благополучная сестрица Любка и её ухоженные ребятишки.
– Есть идея, – медленно проговорила она. – Слухай сюда, народ. Только не трястись, у кого поджилки слабые – сразу на выход. Без мокрухи, но законом порицается очень строго. Киднэппинг называется. То бишь похищение ребёнка за выкуп.
Дорогие читатели, на этом же канале "Лана Лёсина | Рассказы" каждый день выходят главы другой повести.