(С) Богачев А.В., 2019.
Продолжаю свой рассказ о готах и их окружении, начатый в статьях о гото-венедских контактах в Прибалтике, о гото-аланах в Волго-Камье, о готских топонимах, об археологии готов, а также в видео «Путями готских королей». Это адаптированный авторский пересказ раздела из нашей монографии «Рутены – руги – русь: века, дороги, судьбы» (2019).
Как мы показали в этой монографии, часть некогда обитавших в Прибалтике ругов/рогов/ульмеругов во второй четверти I тыс. н.э. переселилась в районы Волго-Камско-Вятского междуречья, где смешавшись с жившим там аборигенным населением, они сформировали азелинскую культуру (Богачев, 2016б; 2017).
Именно этих ругов/рогов назвал Иордан в списке «воинственных северных племен», покоренных Германарихом.
Дорога на Север началась с южного берега Балтийского моря, где руги/ругии/рутиклии обитали со времен Тацита и Птолемея (смотри наше видео «Как кельты-рутены стали ругами»).
Сразу же сделаем ссылку на принципиально важное для нашего исследования замечание Е.Ч. Скржинской: «Когда Иордан называет ругов в связи с Одоакром, он пишет «роги», как в греческих источниках» (Скржинская, 2001. С. 186). Действительно, современник Иордана Прокопий Кесарийский в книге «Война с готами» пишет – Ρογοί (Proc., III, 2, 1 - 3). Кроме того, отметим, что практически все исследователи рассматривают, ульмеругов (Ulmerugi) Иордана как ругов с островов, «так как слово «holmr», «holm» означает «остров». Ульмеруги жили близ Балтийского моря (Океана) на островах в дельте Вислы, откуда и были вытеснены пришедшими туда готами» (Скржинская, 2001. С. 187).
Описывая обитателей Скандзы, Иордан сообщает о данах, которые «пользуются среди всех племен Скандии славой по причине своего исключительного роста. Однако статностью сходны с ними также граннии, аугандзы, евниксы, тэтель, руги, арохи, рании.
Над ними был немного лет тому назад королем Родвульф. Он, презрев свое королевство, укрылся под защиту Теодориха, короля готов, и нашел там то, чего искал.
Все эти племена, превосходящие германцев как телом, так и духом, сражались всегда со звериной лютостью. <…>
Вскоре они (готы. –Авт.) продвинулись оттуда на места ульмеругов, которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем, и, сразившись [с ульмеругами], вытеснили их с собственных поселений» (Iord. Get., 26).
Если говорить о поздней дате описанных Иорданом в данном пассаже событий, то, по мнению М.Б. Щукина, возможно, именно Родвульф, хорошо знавший современную ему Скандинавию, укрывшийся в Равенне у Теодориха, и был источником этой информации для Кассиодора, а «описанное Иорданом расселение племен Скандинавии отражает ситуацию, близкую к его времени, к концу V – середине VI в.» (Щукин, 2005. С. 50).
Представляется, что верхняя граница археологических соответствий «списку» Иордана будет такой же – дата завершения Иорданом своего труда (550 – 551 гг.). А вот нижняя, вероятно, будет находиться в пределах середины – третьей четверти IV в. – время царствования и смерти Германариха. Таким образом, археологические соответствия «списку северных народов» уместны лишь в рамках середины IV – середины VI вв.
Если говорить об этнических соответствиях, то в вышеприведенном отрывке из «Гетики» Иордана руги, вместе с другими перечисленными племенами, противопоставляются германцам: «племена, превосходящие германцев как телом, так и духом» (Iord. Get., 24). Говоря современным языком, Иордан констатировал антропометрическое и духовно-идеологическое несоответствие ругов и германцев.
Исходя из этногеографической ситуации той эпохи, руги могли быть кельтами (см. главу I). В частности, такая точка зрения высказывалась А.Г. Кузьминым. «Современные французские roux, rouse – «рыжий, рыжая» и rouge– «красный» проделали определенную эволюцию от roge, ruge и того же rubes. Еще А.С. Фаминцин указывал на то, что в сербском языке слово «руайн» значит «темно-красный, желто-красный». Сходное значение это слово сохраняло и в иных славянских языках… Таким образом, все многообразие названий Ругии и ее обитателей является лишь воспроизведением в разных языках и, прежде всего, в диалектах кельтских языков одного и того же исходного качества» (Кузьмин, 2004. С. 594).
Однако этнокультурная ситуация эпохи Великого переселения народов по мнению ряда авторитетных исследователей была далеко не столь однозначной. «В этих переселениях и войнах племенные социальные организмы не просто перемещались на новые земли, смешивались с завоеванным населением и трансформировались в «варварские» (в тенденции – раннефеодальные) королевства. Как и в более ранних миграциях, по-видимому, возникали и принципиально новые, неустойчивые, но действенные формы социальной организации. В источниках эти формы нередко «маскируются» под «нормальные» этносы, хотя судьба их, от происхождения до исчезновения, далеко не столь определенна, как у этих этносов. В ряде этнонимов следует видеть скорее особого рода «социальные движения» и объединения, синонимы особого рода военных организаций» (Лебедев, 2005. С. 131).
Говоря о переселении готов из Скандинавии в I в. н.э., М.Б. Щукин отмечал, что «это не было неким массированным переселением целого народа или племени, да и не существовало, возможно, единого племени, а была некая группа племен, быть может, в той или иной степени родственных» (Щукин, 2005. С. 50) (илл. 57).
Вне зависимости от истинного этноса ругов/рогов, в нашем исследовательском контексте чрезвычайно важно то, что на протяжении всей своей истории они (народ – в целом, и отдельные представители народа) тесно взаимодействуют с готами. Питер Хизер, в частности, допускает, что культура готов и ругов «зародилась в рамках в рамках вельбарской системы в I и II веках» (Хизер, 2016. С. 171).
Возможно, одно из проявлений их достаточно раннего (духовно-идеологического) взаимодействия – перемены в погребальном обряде, культах и верованиях носителей ясторфской культуры низовьев Одера и оксывской культуры, которые, по мнению М.Б. Щукина не могли «происходить без участия каких-то групп людей, возможно выходцев из Скандинавии, быть может готонов и ругиев» (Щукин, 2005. С. 56 – 57).
Одним из ярчайших по эмоциональному накалу эпизодов с участием ругов, является описание Иорданом битвы при Недао, происшедшей в 454 (или в 455) году в Центральной Европе (Паннония). Заметим, что и в этом эпизоде руги и готы территориально и хронологически опять вместе: «Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его [гепида?] ране» (Iord. Get., 261).
В комментарии к этому отрывку Е.Ч. Скржинская пишет, что про руга Иордан, «видимо, хотел сказать нечто, рисующее его доблесть. В данном случае не совсем понятно, в чем состоит доблесть руга, «переламывающего» дротики в ранах врагов» (Скржинская, 2001. С. 335).
Представляется, что в данном случае Иордан отсылает читателя к своему первому пассажу о ругах, которые «сражались всегда со звериной лютостью» (Iord. Get., 24).
На наш взгляд, здесь, с одной стороны, присутствует некий образ: как хищный зверь терзает свою смертельно раненую жертву, так и озверевший руг не вполне отдает отчет своим, мягко говоря, чрезмерно избыточным действиям.
С другой стороны, перед нами пример того, что «Гетика» – не набор неких случайных «нарезок» из «писаний старших», а определенно единый и цельный, подконтрольный автору организм, где для самого Иордана нет ничего лишнего и непонятного. Отметим, что сказанное в полной мере относится и к перечню «воинственных северных племен».
В своем комментарии к этому отрывку из «Гетики» Е.Ч. Скржинская, в частности, отмечает, что в данном случае речь идет о ругах, описанных в «Житии св. Северина», занимавших Нижнюю Паннонию к северу от готов. «В дела королевства ругов вмешивается Одоакр; вместе с ним руги двинулись в Италию, к которой они стремились еще раньше. Поэтому, надо думать, Одоакр и называется в источниках «королем торкилингов и рогов» и даже считается «рогом». Но часть ругов пришла в Италию позднее вместе с готами Теодориха, о чем сообщил Прокопий; поэтому, вероятно, Прокопий называет ругов «готским племенем» (Скржинская, 2001. С. 349). Впрочем, к готам Прокопий причислял и ираноязычных аланов (Proc., 3, 3, 1 – 2).
У Иордана воспроизведено обращение к византийскому императору предводителя готов Теодориха, возмущенного тем, что земли Италии и Рим находятся под властью Одоакра: «… почему носятся они как по волнам, подчиняясь тирании короля торклингов и рогов» (Iord. Get., 291).
В этом фрагменте «Гетики» «роги» написано через «о». В перечне «воинственных северных племен», покоренных Германарихом также написано – «роги».
В настоящее время имеется два различных научных перевода на русский язык фрагмента, в котором перечислены покоренные Германарихом северные народы. Первый сделан Е.Ч. Скржинской, второй – А.Н. Анфертьевым.
Читаем у Е.Ч. Скржинской: «После того как король готов Геберих отошел от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих, благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим. Покорил же он племена гольтескифов, тиудов, инаунксов, васинабронков, меренс, морденс, имнискаров, рогов, тадзанс, атаул, навего, бубегонов, колдов» (Иордан, 2000. С. 117).
Читаем у А.Н. Анфертьева: «После того как король готов Геберих удалился от дел человеческих, через некоторое время царство унаследовал Херманарик, знатнейший из Амалов, который многие народы, и в том числе одиннадцать воинственнейших северных, покорил и заставил повиноваться своим законам. Некоторые древние [авторы] заслуженно сравнивали его с Александром Великим, так как он владел теми народами, которых усмирил Голтескиф: инаунксис, васинабронки, меренс, морденс, имнискарис, роги, тадзанс, атаул, навего, бубегоны, колды» (Свод, 1991. С. 111).
Нелингвистам трудно судить о качестве переводов. Остается лишь констатировать их отличия, причем настолько значительные, что, к примеру, не совпадает даже число в перечне покоренных народов: тринадцать у Е.Ч. Скржинской и одиннадцать у А.Н. Анфертьева.
Однако, этноним «роги» присутствует и в первой, и во второй версиях перевода.
В своих комментариях А.Н. Анфертьев с известной долей пессимизма отметил, что «на данный момент мы не видим независимых данных, которые бы послужили ключом к раскрытию секретов этого списка» (Анфертьев, 1991. С. 152). Тем не менее, попытки разгадать его предпринимались неоднократно. Соотнести данные Иордана с конкретными археологическими материалами пытались, в частности, В.В. Седов (Седов, 1978), Б.А. Рыбаков (Рыбаков, 1988), М.Б. Щукин (Щукин, 2005), Д.А. Мачинский и В.С. Кулешов (Мачинский, Кулешов, 2004), А.М. Обломский (Обломский, 2008; 2014), И.В. Зиньковская (Зиньковская, 2010) и другие исследователи. В одной из недавно опубликованных статей мы анонсировали свое видение данной проблемы (Богачев, 2016в).
В.В. Седов полагал, что «роги перечня этнонимов Иордана – очевидно, угры. В другом источнике середины Iтысячелетия н.э. последние называются урогами – прибывшее в 463 г. к римлянам посольство от сарагур, урогов и оногур сообщило, что эти племена под натиском савир покинули свою страну. Угры-уроги, передвигавшиеся вместе с тюркскими племенами, по-видимому, были частью угорского населения Западной Сибири и Приуралья, вовлеченной восточными хуннами в свой состав в процессе движения на запад. В более северных районах Поволжья, главным образом, в бассейне реки Белой, известны древности V– VIIIвв. кушнаренковского типа, которые ныне с полным основанием можно связывать с культурой предков угров-венгров. По всей вероятности, племена кушнаренковской культуры и являются «рогами» Иордана» (Седов, 1978. С. 14) (илл. 58).
Б.А. Рыбаков разместил рогов на Средней Волге в районе современных Ульяновской, Самарской и Саратовской областей: «под «рогами» Иордана следует понимать «ургов» Страбона… Указание Страбона на сочетание кочевого скотоводства с земледелием у ургов вполне соответствует характеру природы в том месте, на котором обрывается перечень хорошо определимых народов Иордана. Мордва находится почти у границы степей правобережья Волги. Роги Иордана должны быть южнее мордвы и, следовательно, Страбоновская характеристика ургов вполне к ним подходит. Возможно, что урги-роги – первая волна угорских выселенцев, продвинувшихся из районов Великой Унгарии на юг» (Рыбаков, 1988, С. 34. Рис. 3) (илл. 59). Авторы тоже ставят знак равенства между ургами Страбона и рогами Иордана (см. главу IV), с той только разницей, что направления передвижений племен и этническая их атрибуция, на наш взгляд, несколько иные. Вместе с тем, следует отметить достаточно показательный факт того, что академик Б.А. Рыбаков уловил эту далеко не явную связь.
Следует сказать, что процитированные работы В.В. Седова и Б.А. Рыбакова писались тогда, когда в науке господствовала точка зрения о том, что районы лесостепного Среднего Поволжья и Приуралья вплоть до третьей четверти I тыс. были заселены племенами исключительно финно-угорских культур, каковыми считались позднегородецкая, именьковская, азелинская, мазунинская, кушнаренковская археологические культуры. Соответственно все научные предположения строились в рамках этой парадигмы.
Сформулированная более ста лет назад лингвистическая гипотеза Й. Маркварта, которая, в частности, затрагивала вопросы идентификации народов списка «северных племен» Иордана вплоть до настоящего времени имеет как противников, так и сторонников.
Критический анализ отдельных положений вышеназванной гипотезы дан, в частности, в статье Д.А. Мачинского и В.С. Кулешова: «По предложению Й. Маркварта, поддержанному Г. Шраммом, Rogas Tadzansпредставляют одно слово со значением «обитатели берегов (гот. staid-) Волги»: реконстуированная форма *Raúastadjans. *Raúa, так же как Ra (название Волги у Кл. Птолемея), сохраняется в мордовских языках Rava(Marqart1903; Шрамм 1997: 75 – 77). Оставив эту этимологию (сомнительную, на наш взгляд) на совести ее авторов…» (Мачинский, Кулешов, 2004. С. 54).
В свою очередь, Вольфрам воспринял реконструкцию Й. Маркварта (со ссылкой на Г. Шрамма) как некую данность: «Из слов Rogas и Tadzansследует сделать Roastadjans, что обозначает тех, кто живет на берегах Волги» (Вольфрам, 2003. С. 131).
Принципиально приняв реконструкцию Маркварта и Шрамма, современный лингвист В.В. Напольских, тем не менее, полагает, что «Восточноиранское название Волги *raγaи было заимствовано мордовским языком, где со временем дало *rava‘Волга’; это же восточноиранское (аланское - ?) слово могло быть заимствовано и готами, хотя нельзя, конечно, исключать и заимствования ими раннего прамордовского *raγa. Таким образом, в списке реконструируется *Rogas (Gen. Sg.) stadjans(Acc. Pl.) ‘жителей берегов Волги’, что практически не требует серьезных коньектур» (Напольских, 2012. С. 26).
Переходя от сугубо лингвистических реконструкций собственно к географии, автор заканчивает «Список» Иордана на Кавказе и в Крыму, полагая, что он «мог бы рассматриваться как описание пути от готской Балтики на Ладогу, далее по Волге к Кавказу и в готский Крым (илл. 60). Возможно, речь в готском тексте шла о походе какой-то конкретной группы воинов или торговцев или о путешествии одиночки вроде Видсида. Не исключено, однако, что здесь описывается разведанный и известный готам «альтернативный» путь с Балтики в Крым. При этом надо полагать, что глаголом, который управлял аккузативными формами в изначальном готском тексте, был, видимо, не ‘победил’/ ‘покорил’, но скорее ‘посетил’ / ‘проехал, миновал’» (Напольских, 2012. С. 26).
Таким образом, следуя логике В.В. Напольских, Германарих был просто путешественником, причем, не менее славным (и это следует из «Гетики»), чем его предшественник Александр Великий, тоже «посетивший» немало стран и народов.
И еще одна деталь из контекста Иордана: Германарих, покорил/«посетил» именно северные племена («arctoi gentes»). А упрекнуть автора «Гетики» в топографическом кретинизме (перепутать Север с Кавказом и Крымом могут люди c симптомом Topographical disorientation) не представляется возможным: Кавказ и Кавказские горы не единожды упомянуты в географических пассажах «Гетики» (Iord. Get., 30, 49).
Вооружившись гипотезой Й. Маркварта, И.В. Зиньковская посчитала «возможным идентифицировать известных Иордану Rogastadsans – «обитателей берегов Ра» – с этносом, оставившим на Самарской Луке группу памятников позднеримского времени типа городище Лбище… Так на Старомайнском городище выявлены свидетельства существования германской домостроительной традиции, в том числе большой «длинный дом». Другие находки, не известные в предшествующих местных культурах… также вполне определенно указывают на западные и юго-западные истоки ядра народа, оставившего на Самарской Луке древности IV – начала V в. … Скорее всего, те же самые истоки имеет обряд трупосожжения на стороне с помещением кремации в простую яму, характерный для именьковской культуры и не обнаруживающий каких-либо местных корней» (Зиньковская, 2016. С. 183).
Поскольку один из авторов книги был непосредственным участником (иногда руководителем) раскопок на упомянутых памятниках (Лбище, Старая Майна, Богородицкий могильник и др.), постольку у нас есть возможность скорректировать данную И.В. Зиньковской суммарную характеристику вышеназванных материалов.
Прежде всего, городище Лбище, городище Старая Майна, а также могильники с погребениями-трупосожжениями именьковской культуры – это совершенно различные явления, которые никоим образом нельзя рассматривать как единый этнокультурный комплекс. Городище Лбище (третья четверть IV в., Самарская область), городище Старая Майна (VI в., Ульяновская область), именьковские поля погребений (V – VI вв., Татарстан) не находятся все на Самарской Луке, как полагает исследовательница, а расположены за сотни километров друг от друга. То есть территориально, хронологически и типологически они являются совершенно отличными друг от друга памятниками разных этапов существования именьковской культуры (подробнее см.: Матвеева, 2000а; Богачев, 2011). Помимо всего прочего, это подтверждается и сравнительным анализом форм керамики и других артефактов (илл. 61-63).
Ну и наконец, не следует забывать, что в перечне Иордана речь идет о племенах, Германарихом покоренных. Если же следовать логике И.В. Зиньковской, то получается, что король готов покорил и «заставил повиноваться своим законам» собственных соплеменников.
За последние десятилетия археологами Самары, Казани, Ижевска, Уфы на Средней Волге, в Прикамье и Предуралье выявлены и исследованы памятники, позволяющие по-иному взглянуть на этнокультурные процессы, происходившие в регионе в середине I тыс. н.э. Именно эти новые материалы дают возможность на новом уровне подойти к проблеме идентификации отдельных племен из списка северных народов, покоренных Германарихом, «Гетики» Иордана.
Представляется, что, прежде всего, следует оттолкнуться от существующей сегодня хронологии Волго-Камских культур.
Крупнейшим этнокультурным образованием в регионе была именьковская культура середины I тыс. н.э. В настоящее время учтено свыше 600 памятников (городища, селища, могильники) этой культуры. Они занимают территорию от низовьев р. Камы (на севере) – до устья р. Самары (на юге); от среднего течения р. Суры (на западе) – до среднего течения р. Белой (на востоке).
Фактически, это перекресток речных торговых путей с запада на восток и с севера на юг. Ни купцы, ни миссионеры, ни завоеватели, ни путешественники, ни переселенцы не могли «пройти мимо» этих обширных плотно заселенных территорий. Для сравнения скажем, что археологических объектов того периода, связываемых с мордвой, мерей и черемисами в разы меньше. И, тем не менее, эти народы, в отличие от «именьковцев», фигурируют в списке Иордана: Mordens, Merens, Imniscaris.
Это противоречие можно разрешить, сопоставив дату смерти покорителя этих народов Германариха (375 г.) и раннюю дату именьковской культуры (последняя четверть IV в.). То есть, вполне вероятна ситуация, при которой два этих события – походы Германариха и миграция «именьковцев» на Среднюю Волгу – не сошлись во времени.
Возможно и иное решение проблемы. К примеру, на карте-схеме, опубликованной в монографии М.Б. Щукина (составлена М. Казанским с добавлениями М.Б. Щукина) обозначены предполагаемые варианты рейдов дружин Германариха по тылам венедов (рис. 5). Рейд по Волге заканчивается недалеко от устья Камы (Щукин, 2005. Рис. 82). Таким образом, возможен вариант, при котором дружины Германариха не дошли до земель, населенных «именьковцами», а ушли вверх по Каме.
В данном случае важно отметить, что в III – IV вв. на Средней Волге уже появились первые переселенцы из Поднепровья и Поднестровья из ареалов черняховской, киевской и пшеворской культур.
В.В. Седов в монографии, изданной в 1994 году, писал, что «первые переселенцы из районов Волыни и Верхнего Поднестровья появились в Самарском Поволжье во II – III вв. н.э. Их памятниками являются поселения славкинского типа. В III – IV вв. в Самарском Поволжье получают распространение памятники лбищенского типа. Вполне очевидно, что появление населения лбищенского типа в Самарском Поволжье было обусловлено новой волной миграции населения из черняховского региона. Третья, наиболее мощная волна миграции охватила не только Самарский регион, а распространилась широко от Самарской Луки на юге до нижнего течения Камы на севере и от среднего течения Суры на западе до реки Ик на востоке. Результатом этой миграции и стало становление именьковской культуры» (Седов, 1994. С. 309–311).
В 1990-е гг. Д.А. Сташенковым были произведены раскопки памятников в бассейне рек Большой Черемшан и Кондурча. «Новые памятники дали неоднородный материал, свидетельствующий о приходе в регион во II – V вв. н.э. населения, истоки которого, вероятно, следует искать на территории распространения киевской и граничащих с ней культур» (Сташенков, 2005. С. 45).
Точка зрения Д.А. Сташенкова о принадлежности памятников типа Сиделькино-Тимяшево к киевской культуре Среднего Поднепровья была поддержана, в частности, А.М. Обломским: «памятники лесостепного Поволжья пока могут быть продатированы только в рамках киевской культуры в целом (т.е. в пределах III – начала V в.)» (Обломский, 2007. С. 44).
По мнению М.Б. Щукина, венеды – «это носители киевской культуры, но и не только они, термин «венеты», вероятно, вбирал в себя все балтское и балто-славянское население лесной зоны, отсюда его многочисленность» (Щукин, 2005. С. 210).
В сравнительно недавно опубликованной статье биритуализм погребального обряда племен именьковской культуры (кремации + ингумации) мы объяснили смешанным характером населения (венеды/анты + сарматы), мигрировавшего на Среднюю Волгу из районов Поднестровья в IV в. н.э. (Богачев, 2013).
В связи с этим можно допустить, что проживавшие на Средней Волге в IV в. н.э. племена (лбищенский, сиделькино-тимяшевский, славкинский типы) фигурируют у Иордана в числе многочисленных венетов: «После поражения герулов, Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны…» (Свод, 1991. С. 119).
Исследователями уже отмечалось, что именьковская культура синтезировала в себе славянское, сармато-алано-иранское и гото-германское начала. Это проявляется в биритуальном обряде погребения, в особенностях домостроительства, в неоднородном керамическом комплексе, в характерных деталях костюма (Матвеева, 2004; Казаков, 1998; Салугина, 1988; 2000; Богачев, 2010; 2016; Сташенков, 2005).
Однако влияние западных и юго-западных культур также достаточно определенно фиксируется на территориях других культур, расположенных непосредственно у северных границ именьковского мира. В частности, системно изучающая древности Вятского края Н.А. Лещинская в монографии, обобщающей материалы I – V вв., пишет, что «есть все основания говорить о включении пришлых групп в азелинскую среду Нижнего Прикамья в III – IV вв.» (Лещинская, 2014. С. 210).
В известной степени мы солидарны с Р.Д. Голдиной, предположившей, что «есть некоторые основания связывать с разноэтничным объединением под руководством готского предводителя Германариха азелинско-суворовские группы Среднего и Нижнего Прикамья» (Голдина, Бернц, 2010. С. 150).
Говоря в целом о притоке в Прикамье в III – V вв. инородных групп населения с запада (юго-запада), Р.Д. Голдина называет типы вещей, принесенных в регион мигрантами. Это, прежде всего, двупластинчатые наконечники ремней с зауженной средней частью, украшения с эмалями, шлемы, кольчуги, косы-бумеранги, халцедоновые диски-навершия и т.д. (Голдина, Бернц 2010. С. 149–155) (илл. 64). «Если мигранты смешиваются с коренным населением, сохраняются лишь некоторые, возможно, очень немногочисленные элементы их материальной культуры – лишь те, которые осознанно или подсознательно связывались с глубоко укоренившимися верованиями или поведением» (Хизер, 2016. С. 175).
Среди названных выше артефактов особый интерес в контексте нашей проблемы представляют металлические наконечники (илл. 65, 3, 6, 9, 11) с зауженной средней частью (с вогнутыми боковыми сторонами). Их изучению посвящена специальная работа (Бажан, Васкул, 1988). Ее авторы отмечают, что эти изделия появляются в районах Польского Поморья, где датируются в пределах второй половины II – первой половины III в. н.э. и известны в материалах западнобалтской, вельбаркской и пшеворской культур, «где они являются своего рода культуроопределяющим элементом» (Бажан, Васкул, 1988. С. 80–85).
Нам представляется, что таковым (культуроопределяющим) они остались и в Подунавье, и на Балканах, и в Прикамье. Носителями этой культурной традиции вполне могли быть этнические руги/роги, территория расселения которых в Западной Европе (Прибалтика, Прикарпатье, Подунавье), названная в письменных источниках, в значительной степени совпадает с опубликованной картой распространения обозначенных наконечников ремней (Бажан, Васкул, 1988. Рис. 1) (илл. 66).
Азелинско-суворовские группы населения Среднего и Нижнего Прикамья (носители прибалтийских поясов) с известной долей вероятности можно считать «рогами» из списка северных народов, покоренных Германарихом (илл. 67).
С точки зрения Р.Д. Голдиной, эти группы были гото-славянами: «мигранты-завоеватели, как правило, не уничтожали местное население, а подчиняли себе его» (Голдина, Бернц, 2010).
Этноним завоевателей в эпоху раннего средневековья зачастую вытеснял самоназвание покоренного населения (болгары, венгры). И поэтому нет ничего удивительного в том, что Германарих покорил в Прикамье именно «рогов». О чем информатор добросовестно поведал летописцу.
Можно предположить, что в III в. н.э. в Прибалтике, где со времен Тацита обитали ругии/руги/роги, произошли некие события, приведшие к разделению этого народа на части, одна из которых впоследствии оказалась в Центральной Европе, а другая – в Прикамье (илл. 67). Причем и те, и другие практически без искажения сохранили свой этноним. В этом также нет ничего необычного. Нечто подобное происходило с разбежавшимися в разные стороны (а иногда и на разные материки) готами, аланами и болгарами.
Интересно, что как в Центральной Европе, так и в Прикамье роги и готы жили на сопредельных территориях – на левобережье Нижней Камы (пограничье азелинской и именьковской культур) исследованы биритуальные могильники (Коминтерн II), на которых славянские погребения-кремации расположены чересполосно с гото-аланскими ингумациями (Казаков, 1998; Богачев, 2016а).
Открытые и исследованные П.Н. Старостиным на Нижней Каме могильники азелинской и именьковской культур (Старостин, 1986) во многом предопределили направление научного поиска археологов в последние десятилетия XX – начале XXI века. Анализ новых материалов позволил ему предположить, что на рубеже IV – V вв. племена именьковской культуры вытесняют из этого региона «азелинцев», которые, в свою очередь, отходят в более северные районы Волго-Вятского междуречья (Старостин, 1990. С. 145).
Новые факты позволили Р.Д. Голдиной говорить о третьей четверти IV в. (догуннское время) как о времени проникновения в Прикамье мигрантов «азелинско-суворовского» типа.
Вместе с тем, согласно хронологии Н.А. Лещинской, пояса с пряжками и наконечниками с вогнутыми боковыми сторонами в Прикамье бытуют в период с «рубежа III – IV вв. и большую часть IV в.» (Лещинская, 2014. С. 171). А с учетом того, что в отдельных случаях на этих поясах присутствуют двукружковые накладки, появление которых в Европе связывается с появлением гуннов (Богачев, 2007. С. 14–23), то не исключено, что эти изделия бытовали до конца IV века. Возможно, комплексы, в которых совместно найдены названные принадлежности пояса (например, погр. 12 Азелинского могильника), маркируют линию перемены моды последней четверти IV в.
Таким образом, разработанная исследователями хронология материалов не противоречит предложенной гипотезе о том, что носители этих («прибалтийских») поясов были «рогами» из списка Иордана, проживавшими в эпоху завоеваний Германариха (вторая– третья четверти IV в.) в районах Волго-Камско-Вятского междуречья. Судя по данным погребального обряда и инвентаря, они оказались интегрированными в местную «азелинскую» и частично «мазунинскую» этнокультурную среду.
Если говорить об антропологических данных, прежде всего необходимо упомянуть работу М.С. Акимовой, которая на количественно небольшом антропологическом материале из Азелинского и Суворовского могильников пришла к выводу о том, что «исследованные черепа можно отнести к смешанному расовому типу, в котором преобладали европеоидные черты» (Акимова, 1963. С. 150).
Действительно, мы подтверждаем наличие значительной доли европеоидного компонента в азелинско-суворовской выборке и отмечаем присутствие признаков ослабления горизонтального профиля лица и выступания носа, что можно рассматривать как примесь субстратного уралоидного компонента. С нашей точки зрения, формирование носителей азелинской культуры происходило, видимо, в результате биологического смешения популяции мигрантов с запада и местного прикамского населения.
Здесь важно отметить, что в рассматриваемой выборке расовый тип особей уже смешанный. Следовательно, погребенные на Азелинском и Суворовском могильниках метисы по определению являются не первым поколением пришельцев с запада. С учетом этого факта, дата прихода первых европеоидов в районы Волго-Камско-Вятского междуречья объективно удревняется.
Прикамские материалы как нельзя лучше иллюстрируют слова О.Н. Трубачева о том, что «сосуществование языков, этносов и культур – вот чему учит нас сравнительный совокупный опыт наших наук, древнее мирное сосуществование имело место гораздо чаще, чем обычно думают, предпочитая говорить о миграциях целых этносов и об испепеляющих военных походах. Вместе с тем отрадно, что сейчас все больше говорят о полиэтничности ископаемых археологических культур» (Трубачев, 2003. С. 207).
Резюмируя все вышесказанное, можно выделить следующие принципиальные моменты.
Традиционно сложилось, что существовавшая до недавнего времени историографическая традиция не связывала центральноевропейских ругов/рогов Иордана с его же рогами из списка «воинственных северных племен», покоренных Германарихом.
Несомненная логика в этом была: откуда на востоке на коренных финно-угорских территориях мог оказаться западный германский народ?!
Смена финно-угорской парадигмы в сознании исследователей наметилась в последние десятилетия ХХ века, когда благодаря работам археологов было установлено, что в середине I тыс. н.э. районы Средней Волги и Нижней Камы были заселены мигрантами с запада – выходцами из среды постзарубинецкой, черняховской, пшеворской и киевской культур (Г.И. Матвеева, В.В. Седов).
В результате нескольких волн миграций II – IV вв. праславянского населения, в регионе сложилась именьковская культура IV – VII вв.
Сегодня определенно установлен факт ее этнокультурной неоднородности. На ряде памятников выявлены отдельные артефакты и целые комплексы (жилищные, керамические, погребальные), позволившие говорить о том, что вместе со славянами в Волго-Камье проживали германцы-готы и сармато-аланы.
Все эти открытия позволили исследователям по-иному взглянуть на материалы III – V вв. сопредельных территорий. В частности, в районах Волго-Камско-Вятского междуречья также стал выкристаллизовываться гото-славянский след, представленный азелинско-суворовскими и тураевской группами населения.
Антропологические материалы свидетельствуют о том, что в III – IV вв. в Волго-Вятском междуречье проживало метисированное население с ярко выраженной европеоидной антропологической составляющей.
В материальной культуре этого народа наряду с сугубо местными образцами присутствуют многочисленные типы вещей, западное происхождение которых не вызывает сомнения. Среди прочих артефактов такого рода (косы-бумеранги, халцедоновые диски и проч.) особо выделяются наконечники поясов с вогнутыми длинными сторонами.
Такого рода изделия впервые появляются в районах Польского Поморья во второй половине II – первой половине III в. н.э., где являются этнокультурным маркером для западнобалтской, велькбарской и пшеворской культур.
Картография этих наконечников поясов удивительным образом совпадает с географией пребывания в Центральной Европе ругов/рогов Тацита, Птолемея и Иордана.
Нам представляется, что в III в. н.э. отдельные группы обладателей такого рода поясов продвинулись из Прибалтики как на юго-запад – в Центральную Европу, так и на восток – в районы Волго-Камско-Вятского междуречья.
Покорив в Волго-Камье местное население и смешавшись с ним, они оставили азелинско-суворовские группы памятников и отчасти проникли в мазунинскую этнокультурную среду.
Завоеватели, как это нередко бывало, перенесли на местное население свой этноним – роги.
Именно этих рогов и упоминает Иордан в числе прочих «воинственных северных племен», покоренных Германарихом во второй – третьей четвертях IV в.
Как и центральноевропейские руги/роги, их переселившиеся в Волго-Камье соплеменники тесно взаимодействовали с готами, славянами и аланами, миграции и передвижения которых, как выясняется сегодня, были направлены как с востока на запад, так и в обратном направлении.
Наконец, обратим внимание на любопытные топографические совпадения. В Малмыжском районе Кировской области, где в свое время был исследован Азелинский могильник, давший название археологической культуре, находится деревня Рожки (топоним № 158). В Кировской же области есть река Роговка (топоним № 159). На Средней Каме в Частинском районе Пермской области в зоне нахождения памятников мазунинской культуры находилась деревня Рогово (Вечтомов, 1960. Рис. 2). В этой же области есть деревня Рожки (топоним № 160). Нам представляется, что факт присутствия в зоне финно-угорской топонимики этих достаточно редких для России топонимов является отголоском событий полуторатысячелетней давности, когда в этой местности проживали представители одной из ветвей рогов, упомянутых Иорданом в перечне «воинственных северных племен», покоренных Германарихом.
Остается добавить, что первым, кто отождествил европейских рогов/ругов и рогов из списка северных племен, был выдающийся российский историк А.Г. Кузьмин, который в 1986 году, публикуя хронологию истории ругов, отметил: «Вторая половина IV века. Иордан упоминает в составе державы Германариха рогов» (Кузьмин, 1986. С. 664).
Ссылки на литературу и таблицы см.: Богачев А.В., Кузнецов А.В., Хохлов А.А. «Рутены – руги – русь: века, дороги, судьбы». Самара, 2019.