Летели так, что казалось, все на пути снесут. Ветер в ушах свистел. В груди сердце сжималось, постоянно казалось, что возок где-нибудь на повороте на бок завалится. Если бы не годами выработанная привычка все терпеливо сносить, порой взвизгивала бы от страха. А тут приходилось молчать. Чай не простую девку везут, а вдову царя! Останавливались только ради того, чтобы лошадей поменять. Отдышаться не дали, прямиком к царю на допрос потащили. Когда в глазах царя Бориса испуг увидела, то своего удовольствия скрыть не пыталась. Наконец-то дождалась! Пусть страхом за все свои бесчинства платит! За ее молодость загубленную, за слезы пролитые! Годунов, всеми силами стараясь выглядеть бесстрастным, ровным голосом допытывался: — Правда, что это сын твой или брешуть люди? Она же в ответ отмалчивалась таинственно да крестилась постоянно. Не сомневалась, крест животворящий защитит от бесом, что его окружают. Впрочем, ей особо сказать было нечего. Не станешь же говорить, что сама до конца правды