Если твоя мать еще хотя бы один раз заикнется о том, что Алия родилась восьмимесячной, тебе придется выбирать, или твоя семья, или мама.
- Альфия, не говори так. Ты не сможешь поставить меня перед таким выбором.
- Смогу, Халим, будь в этом уверен! Я не тряпка, которую можно бросить у порога и топтаться на ней, вытирая об нее грязные калоши. Я тоже человек.
Сария взмахнула листом бумаги и кинула его в лицо невестке. Однако листок взмыл кверху и медленно кружась упал на пол, под ноги Альфие. Она подняла листок и прошла в спальню глотая бессильные слезы.
Сев на кровать, женщина стянула с головы платок, вытерла насухо глаза и попыталась прочитать письмо сестренки. Но буквы и строчки расплывались, ибо слезы никак не хотели останавливаться. Альфия уткнулась в платок и отпустила их, не стараясь сдерживать рыдания, вырывающиеся из груди.
Сария, пинком распахнула двери из сеней, остановилась, едва не налетев на Халима, сидящего на верхней ступеньке крыльца. Остановилась, посмотрела на него, как на что-то мешающее ей пройти, обошла его и зашагала по половицам в сторону своего дома, размахивая руками.
Халим смотрел ей в след, пока она не вошла в свой дом и окликнул старшую дочку
- Алия, доченька, покачайтесь пока на качелях, я отдохну немного и пойдем с вами малину собирать.
Войдя в открытую в дом дверь, Халим услышал рыдания жены, доносящиеся из спальной. Он испугался, Альфия никогда не плакала так громко. Бросив рубашку прямо у входа, он прошел в их с Альфией комнату, сел с ней рядом на кровать, обнял, крепко прижал, словно стараясь защитить ее.
- Все, милая, все моя хорошая, успокойся! Перестань, прошу тебя!
- Я не могу, не могу я больше, Халим! Я делала все, что можно и делаю для нее, но, чем больше стараюсь, тем хуже становится. Халим, даже самую гибкую ветку плакучей ивы, растущей у ручья, можно сломать, если ломать ее через колено. За что, почему она хочет меня сломать? Что я ей сделала?
- Альфия! Ты самая лучшая женщина, самая добрая, самая умная. Я благодарю Аллаха за тот вечер, в который встретил тебя у ручья. Милая, я слышал ваш разговор с матерью. Ты права, если бы не ты, я так бы и остался униженным, несчастным человеком.
Может быть мать нашла бы мне жену, которая жила бы со мной из-за жалости, потому что любить того, кем я был сможет полюбить не каждая девушка. Всем счастьем, какое у меня есть, я обязан только тебе. Я очень люблю тебя и наших дочек, сердце у мое болит от того, что мама не хочет полюбить мою семью.
Однако, Альфия, она моя мать. Она такая, какая есть. Другой у меня не будет, и как бы я ни хотел, мать не изменится. Что я могу с ней поделать? Постарайся не обращать внимания на нее, пожалуйста! Я, конечно, поговорю с ней, постараюсь убедить, что она неправа, но едва ли это поможет.
Думаю, Альфия, зря ты сказала маме, что она меня не любит, и что может не она меня родила. Не надо было так-то уж, все-таки она всю жизнь мне посвятила, любила она меня, как умела. Надо бы быть к ней снисходительней, старость ее учитывать.
Альфия освободилась от объятий мужа, отодвинулась. Не стала она убеждать мужа в том, что мать не любила его. Разве может человек принять это? Мать не может не любить свое дите.
- Мать старше, можно сказать, она старая, но не на столько, чтобы выжить из ума. Почему она тогда с настойчивостью сумасшедшей повторяет, что Алия рождена не от тебя? Почему она имеет право сомневаться в том, что ты отец нашей девочки, а я не имею права сомневаться в том, что она мать тебе?
- Милая, думаешь, мне не обидно, что она не верит в мое отцовство? Но что с ней сделать, как выбить из ее мозгов эту мысль, если она там засела? Давай, не станем на это обращать внимания, мы-то с тобой знаем, мы родители наших девочек.
- Халим, ты ошибаешься, не сомневается она ни в чем. Просто больше нечем нас доставать. Думаю, мать считает тебя предателем, потому что ты не уделяешь ей столько же внимания, как своей семье. Она не вышла замуж, она тратила свои силы, жизнь положила, чтобы вырастить тебя.
Твоя мама считает, ты должен вернуть ей в полной мере все, все, что она потратила на тебя. Ты не можешь этого сделать, потому что есть я, любимая жена, есть Алия, обожаемая дочь. Мы виноваты в том, что ты не можешь отдать долг своей матери.
Халим, я не могу от тебя требовать, чтобы ты не общался с ней, не могу отказываться помогать ей. Девочки растут, они не должны видеть такое отношение к их бабушке. Однако, если твоя мать еще хотя бы один раз заикнется о том, что Алия родилась восьмимесячной, тебе придется выбирать, или твоя семья, или мама.
- Альфия, не говори так. Ты не сможешь поставить меня перед таким выбором.
- Смогу, Халим, будь в этом уверен! Я не тряпка, которую можно бросить у порога и топтаться на ней, вытирая об нее грязные калоши. Я тоже человек.
- Альфия, я обязательно поговорю с матерью, сейчас же поговорю, я смогу ей все объяснить. Пожалуйста, поверь мне, все изменится, вот увидишь.
Альфия сходила с девочками в сад, набрала малины маленькое ведерко, привела их домой. Халим все еще оставался у матери.
- Устали, мои хорошие? Сейчас будем обедать.
Алия выглянула в окно, оглядела двор
- Мам, где наш папа, почему он не идет обедать?
Сердце в груди женщины екнуло. Вот так всегда, где наш папа? Не сможет она выполнить свою угрозу. Все останется по-прежнему, может еще и хуже. Будет тихая вражда между ней и матерью Халима, а он будет терпеть, не в силах принять ничью сторону.
- Папа? Папа ушел к бабушке, им надо поговорить. Садитесь, ешьте, я потом, с папой поем.
- Потом, это когда? Разве мы не пойдем на озеро? Папа обещал.
- Пойдем, раз обещал. До вечера далеко, еще успеем. Альбиночка, что с тобой, ты не заболела? Голова болит, живот.
- Ничего у меня не болит, просто я не хотела качаться на качелях, Алия все качала и качала меня и смеялась. Я прыгнула с качелей и упала.
- Алия, дочь! Ты почему обижаешь сестренку? Она младшая, ты должна наоборот смотреть за ней, а не обижать.
- Я и не обижаю. Подумаешь, покачали ее. Ябеда-беда!
- Не ссорьтесь, девочки! Ешьте, да пойдем к маме на кровать, полежим все вместе, я вам сказку почитаю.
- Ура! Мамочка, про гадкого утенка, ладно?
- Ладно, Алиюш! Альбина, дочка, а ты какую хочешь?
- Я просто хочу полежать. Я поела, мама, унеси меня на ручках!
- Устала, моя маленькая? Иди ко мне! Алия, положи тарелки в тазик, вытри со стола и приходи к нам.
Устроившись на широкой кровати с дочками, Альфия открыла толстую книгу сказок Андерсена и принялась читать, прислушиваясь, не слышны ли шаги, не идет ли Халим? Альбина уснула сразу, вскоре и Алия засопела. Спит. Альфия встала, подошла к окну.
В это время подул резкий ветер, надув белый тюль, с силой хлопнула створка окна. Альфия отодвинула штору, закрыла окошко. Выйдя на крыльцо, она взглянула на небо, половина которого синела беспечной синевой. Другую половину неба закрывали серые тучи, быстро двигаясь и захватывая синеву с устрашающей быстротой.
Загремел гром, пока еще глухой, ворчливый, молнии вдали нарисовались несмело. Однако, ветер усиливался, собирая над городом тучи, раскаты грома стали слышнее, молнии ярче. Не прошло и десяти минут, как гроза загрохотала во всю мощь. Гром гремел так, что сотрясалась земля, молнии с треском разрезали небо, стрелами пронзая, ставший густым воздух, соединяя тучи и землю.
Ветер, нет, это уже не ветер, это ураган! Он срывал с яблонь лист и незрелые плоды, которые падали то на черную землю, то в зеленую траву и застревали в ней.
Альфия стояла на крыльце, трясясь от страха, едва удерживаясь на ногах, одной рукой держась за перила крыльца, другой придерживая подол платья, раздуваемого ветром. Она ждала мужа. Он знает, как Альфия боится грозы. Если сейчас Халим не вернется, значит, нельзя на него надеяться, значит не очень-то он дорожит ею.
Однако, Халим пришел, прибежал, схватив жену в охапку занес в дом
- Что ты делаешь, милая? Зачем ты стоишь на ветру? Сейчас дождик хлынет.
- Я ждала тебя, Халим! Я боялась, что ты не придешь.
- О, Аллах, дай мне терпения не задушить эту женщину в объятиях! Она ждала! Альфия, дорогая, милая моя! Куда бы я делся от вас? Кто я без вас? Зачем мне жить без вас?
Альфия не успела ответить. С неба на самом деле хлынул дождь сплошным потоком, словно молнии разорвали небо. Гром загрохотал еще яростнее, разъяренные молнии засверкали злее. Дождь падал без удержу, исступленно колотясь и пригибая к земле беззащитную траву.
Почувствовав рядом тепло своего мужа, Альфия успокоилась, перестала дрожать
- Халим, пойдем к девочкам. Альбина, как и я, боится грозы. Вдруг проснется и напугается.
- Ох, ты врушка такая! Никогда не поверю, что ты в этой жизни чего-нибудь боишься.
- Боюсь, грозы боюсь. Когда гремит гром, мне хочется спрятаться под кроватью. Ужасно боюсь мышей и крыс, еще пауков.
- Ну, многие боятся этих вещей. Зато ты не боишься постоять за свое, настаивать на своей правде. Говорят, что ты опять спорила с Сергеевым, чего хотел?
Альфия читает своего мужа, как раскрытую книгу. Он трусит, боится, Альфия спросит, о чем он с матерью так долго говорил. Поэтому переводит разговор. Что ж, ладно! Не станет она расспрашивать. Пусть останется между ними то, о чем они говорили. Только больше свекровь не посмеет в собственном доме Альфии оскорблять ее.
Что Иван Матвеевич хотел? Альфию твою он хочет, только тебе не обязательно знать об этом, Халим. Живи спокойно, твоя жена не променяет свих дочерей на исполнение прихотей ее начальства.
Сергеев злится, потому что Альфия подчеркнуто не видит в нем мужчину. Доказать, что это не так, он не в силах. Иван Матвеевич не может позволить себе ухаживать за кем-то бы ни было. Он солидный женатый человек, не имеет права даже смотреть на постороннюю женщину. Обязан любить только свою жену, только ее! Иначе, выкладывай партбилет на стол, и все тут!
Нравится Сергееву Альфия до страсти, до скрежета зубов, и ничего он с собой поделать не может. Если не видит ее хотя бы один день, на него находит тоска. Поэтому, ее постоянно вызывают на ковер, поэтому председатель Горпо чаще заходит в ювелирный, чем в другие магазины, плотнее контролируя работу продавца. Может он ищет повод прищучить Альфию на чем-то. Но это бесполезно. У нее все записано все, до последней шпульки, до последней иголочки.
- Спорила с Сергеевым? Не помню уже о чем. Он же всегда недоволен моей работой. Зануда.
- Странно, почему вы с ним не ладите. У меня с Иваном Матвеевичем сложились хорошие отношения. По крайней мере, никаких претензий с его стороны в свой адрес я не слышал. Вообще, он мне нравится, порядочный человек. Если что-то забирает со склада, сразу платит деньги в кассу, не то что Владимир Петрович, не будь не тем помянут.
- Ничего странного. Мужчина с мужчиной всегда могут договориться. Я же не могу сесть с Сергеевым рядышком, поболтать о рыбалке, или там о женщинах, анекдоты потравить.
- Э-э-э, с Сергеевым не поболтаешь, он держит дистанцию, с Петровичем, да, он любил анекдоты рассказывать. Да, Альфия, что за письмо мать получила? Ты читала?
- Читала. Только не матери было это письмо написано, а мне. Она просто достала его из ящика, вскрыла и прочитала. Оттуда весь сыр-бор и пошел.
- И, что такого страшного написано в этом письме?
- Насимэ пишет, что куртка и кофта Каусарии подошли, но ей еще нужны на осень сапоги. Детские вещи лежат у Насимэ, потому что в общежитии у Каусарии комната маленькая, хранить лишние вещи там негде. И вообще непонятно, куда она принесет ребенка, в этом общежитии семейные не живут.
Каусария лежала в больнице на сохранении. Она сама бы не легла, но соседка по комнате вызвала скорую, и врачи ребенка сохранили. Насимэ думает, что Каусария напилась какой-нибудь гадости, чтобы вытравить дитя. Теперь она беспокоится, здоровый ли родится ребенок.
Просила же я ее, не писать ничего о Каусарии. Насимэ не знает, какие у нас отношения с матерью, я никогда не жаловалась. Однако, предупреждала, что она может прочитать письмо. Вот, прочитала, что мать на это сказала, ты слыхал.
Халим молчал. Что он может ответить, услыхал все. Ветер стих, вместе с ним утих дождь, и вскоре перестал совсем. Облака раздвинулись, показалось солнце, засверкали капли дождя на изумрудной траве. Альфия открыла окно, впустив в комнату свежий воздух, пахнущий грозой и влажной травой.
Как мать с сыном сумели договориться, Альфие осталось неизвестным. Однако, после этой грозы что-то изменилось. Сария перестала приходить в дом сына без приглашения. Если доводилось оставаться с детьми, не заходила в спальню сына, не проверяла комод и шкафы.
Сноху она не видела в упор, старалась не разговаривать с ней. Альфию это мало смущало, все временно. Будет говорить, куда она денется. Наберет Альфия ведерко смородины, принесет к свекрови
- Я тут смородины набрала, сваришь варенье? Халим говорит, твое варенье вкуснее. И правда, у меня ягоды жесткие получаются. Сейчас песку принесу.
А то соберет с утра пораньше опавшие за ночь яблоки, снова свекрови несет.
- Яблок нападало много. Ты уж сделай пастилу, я не умею, жалко, пропадут яблоки.
Поставит корзинку и уйдет. Сария молчит. Стоит захлопнуться за снохой двери, начинает выговаривать неизвестно кому, скорее сама себе.
- Какая еще! Нет, чтобы по-человечески попросить, а то сделай, свари! Нет мне ни имени, ни звания. Язык отсохнет, если мамой назовет?
Нетрудно было Альфие произнести это слово, пока она надеялась заслужить если не любовь, хотя бы хорошее отношение свекрови. Долго пыталась, старалась, унижалась. Душа застыла, слишком долго это длилась. Теперь слово «Мама» застревает у нее в горле. Нет мамы у нее, значит, такая судьба. Значит, некого называть.
Продолжение Глава 40