Глава 5.
Я смотрю на своё мертвое тело, утопающее в цветах. Наверно, я дана была себе не просто так, зачем-то это было надо. Пронести себя сквозь всю свою земную жизнь - сквозь скуку и маяту каждого дня, мрак ночей, глянцевые блики дней, маленькие сладкие телесные удовольствия, досадные хвори, сквозь каждое мгновение, переливающееся на свету всеми оттенками нежного разноцветья – и очутиться тут в непролазном мороке смерти, ничего не проясняющей, не дающей никаких ответов, делающей сами вопросы бессмысленно-никчемными.
Кто хотел проститься, простился со мной. Гроб выносят на улицу, я плотно прилепилась к своему телу – холодному, окаменевшему, стыло прекрасному мертвому телу. Я вспоминаю о радостях, которые оно мне дарило, о бесконечных приятностях, неосознаваемых при жизни, но становящихся столь пронзительно дорогими, когда оглядываешься на них назад. Просто похрустеть косточками – какая малость, я похрустела бы ими сейчас, сбежала бы с лестницы вприпрыжку, почувствовала бы кожей прохладную влажность туманного воздуха.
Горе горькое моего детства – выброшенный бабушкой мой маленький козлик – старая уродливая игрушка, которую она, покоряясь моим просьбам, латала бесчисленное множество раз, а однажды психанула и выкинула. Узнав об этом, я в слезах устремилась за дверь и бежала до изнеможения, пока не упала, лицом опрокинувшись в мокрую от росы траву. Казалось, слезы мои перемешались со слезами всего мира, это странным делом утешило меня. Сейчас на улице туман и слякоть и это тоже невольно утешает меня, сама природа сочится той же влагой, что льется из глаз человеческих в момент горя.
В автобус забилось огромное количество людей, в большинстве своём абсолютно чужих мне, но им как будто было нужно слепиться в единый человеческий комок в сегодняшний день, чтобы отдать дань памяти мне. Я посмотрела на Руслана и снова удивилась, что он не только не ушёл, но и зачем-то едет на кладбище. Что это? Любопытство к смерти? Мы были едва знакомы, виделись несколько раз, он скользил по мне взглядом в безучастности вежливого интереса, а сейчас не отрывает взора от моего трупа. Ещё там в комнате, я заметила, что он сфотографировал меня на смартфон. Создатель кукол, хранитель мертвяков, сумрачный повелитель дрессированных марионеток. На коленях его сидит кукла – пустыми очами смотрящая на своего кукольника, он обнимает её столь нежно, что меня невольно пронзило чувство какой-то тоскливой ревности. У неё нет души, зато есть тело, какая-никакая, но осязаемая плоть и даже сердце хрустально тренькает в загрудинном пространстве. Моё положение столь жалко, что я завидую кукле. До чего я дожила! «До чего, до чего – ворчливо отзываюсь я сама себе – до смерти, до пошлого убожества смерти я дожила». Руслан определенно вызывал во мне раздражение, его внезапный интерес ко мне включил во мне режим: «Внимание», режим того душевного напряжения, которое тяготит своей неопределенностью и тревогой. «Не хватало ещё начать тревожиться из-за мужчины. Дура, очнись, ты же мертва» - осадила я себя, перекидывая своё внимание на Стаса.
Физиономия его, исполненная реального страдания, выражает тем не менее чванливую горделивость. К нему прикованы взоры всех, он герой дня. Никто не знает о моей смешной неудавшейся попытке самоубийстве, есть только одна официальная версия – сердечный приступ, маме пришлось немало заплатить, чтоб уладить дело с врачом, чтоб не было подозрений в насильственной смерти, чтобы полиция не копалась в грязном белье нашей семьи. Врач написал то, что нужно – мама со Стасом сняли с себя груз ненужных людских пересудов. Слабое сердце, просто слабое сердце и больше ничего. «Что тут поделаешь. Врожденный порок. Некоторые матери, вынашивая детей, не задумываются о влиянии их образа жизни на плод» - Стас кидает слова громко, бездумно и безответственно, мама пугливо сжимается в комок. Я сжимаюсь вместе с мамой, ощутив безжалостный словесный удар Стаса, плетью просвистевший в пространстве. Я понимаю, что он запустил процесс перевода стрелок. Его слишком гнетет груз вины, косвенно он ощущает её жалящую силу, ему необходимо перекинуть её на кого-то другого. Мне ли не знать, какой он мастер обличений и переносов. Я с ужасом понимаю, что в своём порыве эгоистичного отчаянья, полного саможалости и обиды, я обрекла маму на ад, на ад её дальнейшей жизни со Стасом. Он не оставит её, пока не вытянет из неё всё.
Он способен на любую низость, не из подлости, скорее от слабости, от беспомощности он дико жесток. Он не осознает этого, он искренне считает, что действует из наилучших соображений, он даже не допускает мысли о возможности своей неправоты. Своей умирающей в хосписе от рака, одуревшей от боли матери он неутомимо высказывал бесконечные претензии, в ответ на её мольбы о прощении с ледяным спокойствием обстоятельно вещал о своих детских травмах и бесчисленных унижениях, которые он претерпевал по её милости. «И кто, как ты думаешь, мамочка, повинен в этом?» - каждый раз завершал он свои речи с улыбкой, полной превосходства и осуждения. Это продолжалось изо дня в день три месяца её умирания. Она уже не говорила, лежала отрешенная, иссохшая как пергаментный лист, и, кажется, лишь взывала о кончине.
Мы уехали на следующий день после её смерти. Стас выгреб все деньги из дома, продал за бесценок её квартиру и мы два года куролесили за границей, переезжая из города в город. Похоронил его мать её брат, вся родня отвернулась от Стаса после его выходки. По возвращении домой мы жили в нашей с мамой квартире. Стас не работал ни дня, он творил. Я думаю, почему я принимала всё это, четко понимая про Стаса всё, почему я жалела его вопреки всему, жалела, уже не любя. Он плотно держал меня на крючке – на крючке моей вины и неуверенности. Сейчас этот крючок он направил на маму. Она его проглотит. «Самоедство грешно, мама – хочется мне сказать – это такой же каннибализм, как и пожирание других». Но я бессильна, безгласна, бестелесна, как помочь мне ей, я не знаю. Тем паче, что разве не людоедством я сейчас занимаюсь в отношении Стаса? Так ли он однозначно плох, или просто обида выуживает из памяти лишь самое дурное? Ведь сколько было моментов нежных, пронизанных светлой смешливостью и беззаботной негой. Он умел меня рассмешить, смех, как говорят, оргазм души. Телами мы давно не дружили, душами же переплетались порой в дразняще колких ласках.
Автобус останавливается. Мы на кладбище. Меня охватывает дрожь. Словно кошмарный сон, который длится и длится, от которого я силюсь проснуться, но лишь проваливаюсь в него всё глубже. Скрип кладбищенских ворот. Крышка гроба опускается, щелкают карабины. Я отпрыгиваю от могильного ящика в самый последний момент. Отпрыгиваю, надо же, кажется страх делает меня прыгучей, право же, всё это так бодрит, но не живит, к сожалению, не живит.
Начало
Глава 1. https://dzen.ru/a/Zf1fqzZSlBcUl7Gi
Глава 2. https://dzen.ru/a/ZgHMJRw7tS5G51vs
Глава 3. https://dzen.ru/a/ZgN_XXllsSzM-Ao3
Глава 4. https://dzen.ru/a/ZgTQEoAlGH5Egy6T