Альфия на самом деле не собиралась идти к Сергееву. Не дай Бог одалживаться у таких людей. Просто ей хотелось задеть Халима, чтобы он очнулся, стукнул кулаком по столу, сказал: «Не смей! Я сам буду решать проблемы своей семьи!» А он вместо этого: «Шепчутся люди, ты хочешь пойти?»
Вышли на кухню с Халимом вдвоем. Обычно, когда у мужа с утра не было настроения, Альфия старалась его разговорить, пошутить, рассмешить, обнять в конце концов, поцеловать, пожалеть.
Но сегодня у нее не возникло такого желания. Нет у человека настроения, и нечего к нему лезть с телячьими нежностями. Халим был несколько обескуражен
- Альфия, о чем ты сегодня думаешь? Не разговариваешь, молчишь.
- Все о том же. Надо Каусарии квартиру искать. Она сама никого не знает. Думаю, надо сегодня сходить к Сергееву. Насколько я знаю, комната Азалии до сих пор пустует. Может найдется в Горпо для Каусарии хотя бы место техслужащей. Тогда бы можно было ее поселить в эту комнату.
- Ты собираешься пойти к Сергееву? Хочешь просить его об одолжении? В Горпо без того шепчутся, что не зря он обеспечивает твой магазин дефицитным товаром.
- Халим, ты лучше других знаешь, товаром обеспечивают товароведы, пусть о них шепчутся. Я понимаю, тебе неприятно, что Сергеев узнает, сестра твоей жены с грудным ребенком ищет жилье и квартиру.
Сам-то он и свояченицу пристроил и ее дочь. Они и квартиру ведомственную получили, и работа у обеих не пыльная. Но ему легче, он хозяин положения, никто над ним не довлеет.
- Что ты хочешь этим сказать? Что я не в силах помочь Каусарие.
- Прости, Халим, ты на самом деле не в силах. Мы с тобой люди подневольные, зависим от капризов твоей матери. Дом построили, где она хотела, такой, какой она хотела. Она желает сама выбирать, в котором доме ей жить.
Ты еще имеешь какие-то права, а я могу лишь служить свекрови, как покорная невестка, как положено по шариату.
- О чем ты говоришь, какие глупости! Как ты служишь маме?
- Ты думаешь, служить, это маршировать около нее с барабанным боем? Кто ей воду носит, в доме моет, баню топит? Этого недостаточно? Может мне и стирать на нее? Может готовить и в магазин ходить? Ты без того ей сумками продукты таскаешь.
Мало того, что я ей прислуживаю, она и дочерей моих приучает к этому. Они каждый день моют деревянные настилы от ее крыльца до бани и до сарая. Неважно, чистые они, или грязные. Положено их мыть.
- Не вижу ничего плохого в том, что мама приучает девочек к труду. И вообще, какая ты подневольная? Разве тебе трудно за водой сходить?
- Не трудно, Халим, но не в этом дело. Дело совсем в другом. Ты у меня очень добрый, мягкий и сердечный человек. Ты же ко всем подходишь с добром. Будь твоя воля, ты бы позволил Каусарие жить Бог знает в каких условиях, когда у нас есть свободная комната?
Вот! Ни за что бы не позволил. Она и сама не хочет у нас жить, потому что боится твоей матери. И я не хочу, чтобы она жила в доме, где я нахожусь на птичьих правах. Понимаешь? Ты, взрослый мужчина, и ты не можешь распоряжаться в своем собственном доме.
Почему, Халим, у меня не бывает никаких капризов, почему я не требую у тебя ни шуб, как у других, ни телевизора, ни магнитофона? Потому что в первую очередь беспокоюсь о тебе. Мне нужно чтобы ты был спокоен и здоров.
Матери твоей всегда что-то нужно. Она захотела пожить в нашем доме. Потом ей не понравится эта комната, она не на солнечной стороне. Она захочет жить в нашей спальне, и ты ей уступишь, а я промолчу ради твоего спокойствия.
- Альфия, это слишком, ты мою маму каким-то монстром описываешь.
- Совсем нет. Ты у меня умный, сядь и подумай, проанализируй, где я сказала неправду? Сейчас, давай, завтракать, на работу опаздываем, детей надо поднимать
- Каусария почему не идет завтракать? Хочешь сказать, она и меня боится?
- Спит еще. Денис ночью капризничал, может животик болит, может простыл немного. Носик у него заложен, дышать трудно.
Думал Халим над словами жены, целый день думал. Права Альфия. Пришла бы в дом чужая женщина с грудным ребенком, он бы ее не выгнал. Выходит, только потому, что она сестра Альфии, Каусария не может жить в их доме?
И в том она права, что не просит никогда и ничего. Привыкла Альфия обходиться малым, а он привык, что ей ничего не надо. Только был бы муж одет прилично и дочери. А ведь совсем недавно он покупал жене красивые платья и обувь. Туфли она до сих пор носит, купленные до рождения второй дочери.
Надо признать, не хозяин он своего слова. Обещал, что построит дом, и Альфия будет в нем полной хозяйкой. Мать не может позволить этого. Не нужна ей комната в их доме, ей нужно во всем доме распоряжаться. Зачем это ей нужно, понять бы.
Вынудит ведь, вынудит забрать жену и детей и уехать в другой район. Только это не выход, мать приедет и будет жить с ними. А он не сможет сказать, чтобы она уезжала.
Альфия на самом деле не собиралась идти к Сергееву. Не дай Бог одалживаться у таких людей. Просто ей хотелось задеть Халима, чтобы он очнулся, стукнул кулаком по столу, сказал: «Не смей! Я сам буду решать проблемы своей семьи!» А он вместо этого: «Шепчутся люди, ты хочешь пойти?»
Почему бы не пойти, не похлопотать за сестру, если муж не против? Только как потом обрезать тоненькую ниточку, которая свяжет ее с этим мужчиной. Появится ниточка, потом вторая. Азалия недаром предупреждала ее
- Подруга, держись! Сергеев не Володенька, не будет зажимать прилюдно, ставить тебя и себя под удар. Однако, он уже выбрал тебя в жертвы. Мне стоило только раз увидеть его в твоем магазине, я поняла, это так. Сергеев, тихий удав, ему доставляет удовольствие охотиться скрытно. Подползет бесшумно, ты и не заметишь, как проглотит целиком.
Да, Иван Матвеич похож на удава, только она не кролик. Подавится. Не пойдет она к Сергееву даже для того, чтобы позлить мужа. Да и бесполезно это. Лучше всего с Риммой поговорить. Можно и с Азалией посоветоваться, но едва ли кто из ее знакомых сдаст квартиру женщине с маленьким ребенком.
Народ заходил, выходил, покупали по мелочи, но двери не закрывались. К обеду пошел дождь, в магазин набились прохожие, прячась от непогоды. Альфие пришлось просить их выйти, чтобы уйти на обед. Закрыв магазин, она раскрыла зонтик, который тут же подхватил галантный мужчина, догнавший ее сзади.
- Альфия! Я смотрю, ты на обед пошла. Довезу, я сегодня сам за рулем.
- Спасибо, Иван Матвеевич, мне еще нужно кое-куда зайти.
- Жаль, хотел оказать услугу милой продавщице.
- До свидания!
Недаром говорят, помяни чер та, он тут, как тут. Конечно, никуда она не заходила, домой надо бежать. Беспокойно на сердце, не заболел ли у сестренки малыш?
Слава Богу, дома все в порядке. Каусария, надев ее фартук, жарит на кухне картошку. Запах стоит, на весь дом. Молодец, сестренка, луку не пожалела.
- Картошки что ли захотела? В холодильнике есть борщ и мясо отварное.
- Увидела у тебя в холодильнике малосольные огурцы, так захотелось картошечки на подсолнечном масле, румяную, с лучком и с перцем. Ты любишь картошку с перцем?
- Не знаю, не пробовала, ты же знаешь, мне лишь бы скорее приготовить, специи у меня вообще не в ходу. Ну, как наш Дениска? Не затемпературил?
- Обошлось. Думаю, молоко ему не подходит. В деревне мы брали у Язиля-апа козье молоко.
- Эх, бестолковая же я! Надо было пройтись по магазинам, поспрашивать, может кто-нибудь продает козье молоко. Держат ведь в городе коз.
- Апа! Про квартиру ни у кого не спрашивала?
- Нет еще. Спрошу, обязательно. Только не сегодня, видишь, как дождь сливает?
- Столько проблем, теряюсь, не знаю, с чего начать. Надо идти в поликлинику. Собиралась впопыхах, паспорт свой взяла, в нем было Свидетельство о рождении Дениса. Карточку медицинскую забыла. Без нее в ясли не устроиться, рецепт на молочную кухню не получить.
- Об этом не переживай. Хлебовозка каждый день в село ездит, в выходной съезжу сама и привезу. Давай обедать! Ты борщ будешь?
- Нет, я картошки.
- Я тоже, давай, прямо из сковородки, так вкуснее.
Съели всю картошку, соскабливая со дна самый поджаристый смак. С картошкой ушли и малосольные огурцы, посоленные под хр еновы листом, да с укропчиком, светло-зеленые, хрустящие чуть-чуть сладковатые. Альфия доела, глянула на часы
- Как в обед время быстро бежит! Чай пить не успеваю, пей одна. Там, в буфете, сладости от девочек спрятаны, доставай, угощайся. Я побежала.
Дождь не думал прекращаться, сливал и сливал, стекая струями по стеклам окон. Альфия засунула ноги в подшитые валенки, закуталась в пуховый платок, но все равно было зябко. Пора бы печку топить, но тети Маруси не видать. Может она в такой дождь и не придет?
Решила растопить печь сама. Открыла вьюшку, наколола косарем растопку, сложила в печь дрова, подпалила. Потянуло дымком, затрещали, разгораясь, березовые поленья, сразу стало уютнее, кажется, даже теплее.
Хлопнула дверь, и в магазин заскочила тетя Маруся, вся завернутая в целлофан
- Ты глянь, Альфия, что творится! Льет, будто небо прохудилось.
- Так ведь осень, тетя Маруся! Чего от нее ждать.
- И то правда! Ты печь затопила? Хорошая ты баба, Альфия! И мужик у тебя хороший, говорят непьющий.
- Хороший, тетя Маруся и непьющий.
- А чего так вздохнула?
- Я не о нем. Тетя Маруся, не знаешь ли, не найдется желающих пустить молодую женщину с ребенком на квартиру?
- Э, милка моя! Молодую женщину пустят, а с ребенком, едва ли кто согласится. Могу поспрашивать, но не знаю. Я вот, например, одна живу и изба у меня не маленькая, но мне уже неохота детский рев слушать. Так и другие.
- Тогда может знаешь, кто-нибудь продает козье молоко?
- Ой, сколько там от козы молока? Кто держит, так если самим хватает, и то ладно. А чего ты интересуешься, для кого молоко-то?
- Сестренка родила, а молока нет, не пришло. В деревне козьим молоком поили, а здесь негде взять.
- Ну, ежели для ребенка, может Даниловна даст, она мягкосердечная. Я поговорю. Можно ведь на коровье выменять. Коровьего молока на рынке полно бывает.
- Ты уж, тетя Маруся поговори, если что, я после работы к ней заходить буду.
- А вот сейчас и поговорю. Ты ведь печь сама закроешь. Тогда я полы сегодня мыть не буду, завтра с утра зайду и вымою.
Альфия шла до дому в резиновых сапогах, шлепая прямо по лужам, в которых плавали желтые кленовые листья. Погода прямо мерзопакостная, холодный колючий дождь стекает с зонта прямо на подол юбки и попадает в сапоги. Ветер раздувает полы плаща, задувает в рукава, холодя руки до самого локтя.
Дошла! Дома тепло, топится печь, слышно, как стучит крышка чайника на плите. Альфия сняла плащ повесила его на веревку в сенях, разулась, прошла на кухню, оставляя мокрые следы на половицах. Убрав чайник с плиты, пошла в спальню, переоделась и только тогда заглянула в детскую.
Ее милые дочери сидели, притулившись к папе с двух сторон и слушали сказку. Увидев маму, соскочили, бросились к ней.
- Мамочка пришла! Мама, а что ты вкусненького купила?
- Вкусненькое после ужина. Сначала борщ, после сладкое. Сейчас мама разогреет ужин и позовет вас, читайте пока.
Халим отложил книгу, поймал Альфию за руку
- Девочки, я после ужина вам почитаю, приберите пока кубики, хорошо! Альфия, сядь, успеешь, разогреешь. Ты сегодня ходила к Сергееву?
- Не успела. С утра народ был, потом дождь пошел. А что?
- Не ходи к нему, не надо! Я решил, не дело искать Каусарии квартиру, пусть у нас живет. Места ведь хватает. Потом или замуж выйдет, или квартиру получит, будет же она где-то работать.
- Не знаю, Халим. Я не могу решать за Каусарию. Она сразу сказала, что будет искать съемное жилье. Может так будет лучше, чем ей бояться выходить во двор, чтобы не встретить твою мать?
- Пусть не боится. Я разговаривал с мамой. Она не против, чтобы Каусария жила у нас.
- Не против? Халим, какое отношение она имеет к нашему дому? Сегодня она разрешила, завтра передумает.
- Я неправильно выразился, Альфия. Мы с ней все обговорили. Мама живет в своем доме, мы в своем. Будем ей помогать, она нашей семьи не станет касаться. Не спрашивал я разрешения, просто поставил в известность, что Каусария будет жить с нами, пока не выйдет замуж.
- И что? Она промолчала?
- Нет, сказала: «Молодец, сынок! Люди одну жену и одного ребенка содержать не могут, а ты у меня будешь иметь двух жен и троих детей». Ты же знаешь маму, не может она без колкости. Я только посмеялся. Она рассердилась и сказала, чтобы я не смел к ней заходить, она меня, неблагодарного сына, видеть не хочет. Пообещала в сотый раз, что ее ноги в нашем доме не будет.
- Ты расстроился? Жалко стало мать?
- Представь себе, Альфия, нет! Даже не огорчился. Расстраивался бы, если она сидела голодная в нетопленной избе.
- Странно, раньше ты сильно переживал, если она ругалась.
- Привык, наверно. Подумал я сегодня, и правда, получается, мама не думает обо мне, поступает так, как ей выгодно, как ей удобно. Она не задумывается, что делает мне плохо или больно, что обижает меня, своего сына, не говоря уже о тебе, о наших дочерях. Я так больше не хочу.
Продолжение Глава 47