День шестьдесят второй, в который мы плывем на север через лагуну и посещаем остров Мурано, слушаем рассказ о шнапсе на берегу муранского канала Гранде, наблюдаем за работой стеклодувов, покупаем стекло и плывем через южную лагуну в Адриатику, где слышим печальную историю старой тетушки. Часть пути мы будем сопровождать барона на берегу и, наконец, выпьем красного вина с жареными голубями
Отель "Сатурния", в котором я остановился в Венеции, получил свое название от бога Сатурна, в честь которого был назван золотой век, имеет выход к каналу с тыльной стороны. На следующий день, когда с утра было пасмурно, влажно и душно, на темной воде уже покачивалась открытая моторная лодка.
На этой лодке с лобовым стеклом перед штурвалом я вместе с Тимом и Крешо, спозаранку приехавшими в мой отель, отправился на остров Мурано, расположенный на севере лагуны, где возникла Венеция.
У руля моторной лодки стоял стройный молодой человек в сине-белом джемпере и черных брюках, на шее у него был красный платок, а на голове косо надвинута соломенная шляпа. Пока мы плыли по каналам, пропахшими кислыми запахами, с заглохшим мотором, он рассказал нам, что является уроженцем Мурано и происходит из старинной семьи стеклодувов. Но у него самого не было никакого желания выдувать стекло. По его словам, он был моряком и в данный момент находился в увольнении на родине, где подрабатывал прогулками на моторных лодках. Затем он замолчал, потому что к нам направилась колонна тяжелогруженых гондол, груженых фруктами в ящиках и огромных мешках, оттеснив нашу лодку в сторону.
Тим воспользовался случаем, чтобы объяснить сыну, что на острове Мурано, куда мы ехали, уже много веков производят драгоценное стекло. Но Крешо сказал, что уже знает об этом. Об этом факте было написано в путеводителе по Венеции. Он даже знал, что в последнее время там производят одноразовое стекло.
— Одноразовое стекло? — одновременно спросили мы с Тимом, пока наша моторная лодка, тихо пофыркивая мотором, качалась вдоль кромки канала, а мимо нас одна за другой проплывали грузовые гондолы.
— Одноразовое стекло? — переспросили мы.
Крешо ответил:
— Да, одноразовое стекло, например, винные бутылки, которые выбрасывают, когда опустошат до капли.
— А кто называет такие бутылки одноразовым стеклом? — спросил Тим.
— Так говорится в рекламе, — ответил Крешо. — Запустите цикл потребления! Используйте одноразовую тару! Вот так они и говорят.
— Подходящее слово для вредной привычки, — сказал Тим. — В одной из пьес, которые я пишу, тоже фигурирует одноразовая тара. Но тут, Господи, зашли еще дальше. Воздух-то как сжало.
Нас наконец-то миновали грузовые гондолы. Наша моторная лодка продолжила путь, снова взревев двигателем.
Пока мы продолжали путь, я смотрел на ветровое стекло перед штурвалом и видел отраженное в профиль лицо Крешо. Я видел его так же, как видел спину водителя лодки или фасады домов, которые проносились мимо нас. Мой взгляд пространно упал на Крешо. Однако я вгляделся пристальнее и увидел: это было то самое лицо, которое я видел в окне поезда — во время поездки из Вероны в Венецию. Не было ни малейших сомнений: лицо Крешо — это лицо из окна поезда.
Пока Тим болтал с рулевым, причем очень быстро, да еще и на венецианском диалекте, я спросил Крешо полувслух:
— Приехали из Вероны в Венецию дня три назад?
Крешо задумался, пока мы поворачивали налево в другой канал, а потом сказал:
— Да, это было три дня назад. Я ходил на кукольный спектакль в Вероне. Папа не пошел. Он уже бывал на представлении. Поэтому я пошел в одиночку.
— А я увидел вас в окне поезда, — сказал я, — из другого поезда, который вы обгоняли. Напротив сидел джентльмен в солнечных очках. Да?
Мне было интересно услышать ответ Крешо. Но мальчик сначала нахмурился и задумался. Только через некоторое время, снова наморщив лоб, он сказал:
— Да, джентльмен в солнечных очках зашел в мое купе. Я с ним даже о чем-то поговорил.
— Об игре в теннис? — спросил я.
— Да, — сказал Крешо, изумленно глядя на меня. — Мы говорили о теннисе. Откуда вы знаете?
— Догадался по жестикуляции джентльмена, — быстро ответил я. — Вы о чем-нибудь договорились?
— Нет, — ответил Крешо, снова задумавшись, — мы ни к чему не пришли, хоть джентльмен и настаивал. Но я слишком устал и не очень-то слушал. А потом джентльмен и вовсе исчез.
— Я видел, как он исчез, — сказал я, кивнув. — Совершенно случайно, как раз в тот момент, когда ваш поезд обогнал мой.
— Странно, — сказал Крешо и, казалось, хотел сказать что-то еще. Но мы уже входили в открытые воды лагуны, и тут рулевой, надевший солнцезащитные очки, спросил, хотим ли мы сразу отправиться к стеклодувам или сначала прогуляться по Мурано.
Тим был за то, чтобы сначала пройтись по Мурано, и мы с Крешо не возражали.
Итак, мы отправились сначала по открытым водам лагуны, трагически свинцовой под пасмурным небом, а затем по Гранд-каналу Мурано.
Этот канал, более узкий, чем в Венеции, в основном усыпан двухэтажными домами, выкрашенными в желтый, красный или белый цвет, перед которыми, в отличие от Гранд-канала в Венеции, есть улицы. Когда мы въезжали в разноцветные отражения домов, по обеим сторонам набережных лежали широкие черные открытые баржи. Мы спокойно проезжали между ними. Воздух здесь был лучше, чем в городе, но он все равно был гнетущим.
— Хорошо, что мы уехали сегодня из Венеции, — сказал я. — В такую погоду...
Не успел я закончить фразу, как наша моторная лодка начала раскачиваться. Лодочник, на которого с берега с обеих сторон доносились возбужденные крики, вскинул руки вверх, а затем резко дернул руль, потому что лодка начала крениться. Он заглушил мотор, и, пока мы качались, направляясь к свободному месту на берегу, к ничем не украшенному лодочному столбу, лодочник сказал по-итальянски, который я понял:
— У моей сестры только что родился сын. Первенец. Вы не возражаете, если я взгляну на малыша? Это недалеко отсюда, и я скоро вернусь.
Не дожидаясь нашего ответа, быстро пришвартовав лодку к столбу, он выскочил на берег, помахал нам рукой, убежал и скрылся в переулке.
— А у него есть чувство семьи, — сказал Тим Талер. — Что мы теперь будем делать? Может, пойдем прогуляемся? Наш лодочник точно быстро не вернется.
Воздух был слишком гнетущим для прогулки. Крешо тоже не горел желанием. Поэтому я предложил Тиму рассказать историю об одноразовой таре прямо в лодке, где были удобные сиденья.
— Для истории о стекле, — сказал я, — вряд ли найдется место лучше, чем остров Мурано. И, по крайней мере, на воде чуть прохладнее.
Тим поведал нам эту историю, а люди иногда махали нам с набережной:
"Потерянный дух,
или роскошь тянет мир на дно"
(продолжение следует)
—
Третья часть из повести "Куклы Тима Талера, или проданное человеколюбие". Читайте целиком на канале по ссылке
